Стальное перо - Алексей Макеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вот, вся коммуна, – спрыгнул вниз Шаров и, подойдя к Гурову, встал рядом. – Ну, свободное племя, расскажите полковнику полиции вашу историю.
– Да ладно тебе, Шаров, – заворчали люди, и кто-то повернулся к вагону с явным намерением снова залезть внутрь. – Что к нам начальство водишь… Живем, никому не мешаем…
Участковому пришлось применить максимум красноречия и убедительности, чтобы вернуть внимание к себе и гостю. А ведь почти все бомжи успели, видать, приложиться к алкоголю, потому что вид у них был расслабленный, глаза осоловелые.
– Ребята, я же не просто так к вам пришел со Львом Ивановичем. Нам очень надо, чтобы вы рассказали ему про того мужика, который вас два дня назад так сильно обидел. Он плохой человек, его полиция ищет. Расскажите!
И постепенно разговор наладился. Оказывается, два дня назад двое из этой братии вступились за своего товарища, которого тут звали Ломоносовым. Он попросил закурить у проходившего мимо мужчины, а тот вместо сигареты отвесил бомжу такого хорошего пинка, что он упал на землю. Двое приятелей-бомжей подбежали и стали увещевать мужика и стыдить, что тот обидел чуть ли не божьего человека. И ведь ничего плохого Ломоносов ему не сделал, только попросил прикурить. Ну, не хочешь, и не давай, зачем же ногами-то.
– Он что, был сильно зол, раздражен? – спросил Гуров.
– Я же говорю, что злой как собака! – заверил один из бомжей.
– Ты на собак не клевещи, – возразил Ломоносов, – собаки – животные разумные и добрые. Они по настроению не кусают, они только обиду чувствуют и опасность. А этот был просто злой по натуре.
Спор продолжился бы еще, если бы Шаров не вмешался. Он, видимо, хорошо изучил психологию этих людей, понимал их.
– Вы его опишите. Как он выглядел?
Гуров внимательно слушал, стараясь не представлять в голове образ Сорокина. Описывали незнакомца по-разному, но были и общие черты. Кто-то завистливо описывал хорошие крепкие штаны и ботинки, кто-то заострял внимание на сытой холеной роже. Женщины вот отметили, что он хорошо сложен. Выслушав все суждения и все нюансы описания внешности, Гуров наконец достал из кармана фотографию Сорокина.
– Похож ваш обидчик на этого человека?
Фото пошло по рукам. Половина бомжей заявили, что это и есть тот самый человек. И даже аргументировали выражением глаз, овалом лица. Что ж, поведение Сорокина, если это был действительно он, вполне могло быть объяснено. Все рухнуло, деньги потеряны, на хвосте полиция, и никаких шансов выпутаться из сложившихся обстоятельств. Он вполне мог быть разъярен, страшно зол на весь свет, а тут какие-то насекомые, нелюди, дерьмо на двух ногах. Вполне мог, не отдавая себе отчета, пнуть ногой.
И опять в этой ситуации Сорокина подвело отсутствие криминального опыта, а опыт спецназовский тут не работает. Он был крутым на войне, а в криминальной среде надо быть осторожным. Вот этих, например, людей он не учел. А они люди. Они с глазами, ногами и руками, с ушами и чувствами. Они все и всех видят, слышат, все помнят. А он так глупо наследил! Если это, конечно, был он.
– Скажите, – попросил Гуров, – а куда потом пошел этот мужчина? Куда он мог пойти?
– Куда-то в дома… в многоэтажки… – начался привычный и ленивый спор между бомжами. – Че ты говоришь! Он не на машине был, он же пешком шел.
Шаров посмотрел на Гурова, почесал в затылке, потом пресек спор и принялся уговаривать бомжей отправиться на место происшествия, чтобы на месте показать направление, куда ушел их обидчик. Бомжи в один голос затянули, что уже поздно, что они устали, что никуда идти не хотят. Гуров понял: еще немного, и контакт потеряется. Еще немного, и эти люди заявят, что это дело полиции, пусть полиция и ищет. Они за это зарплату получают, а бедные бомжи…
– Ребята! – заговорил он. – Если вы поможете, то я вас уважу. И за помощь отблагодарю. Хотите две бутылки водки? Вы только сходите с нами и покажите, а я вам…
Не очень бурный восторг в среде бомжей Гурова удивил. Он думал, что эти люди обрадуются и толпой рванут на улицу. Однако острой тяги к алкоголю почти никто не проявил. Троих все же удалось уговорить: самого Ломоносова, седого нечесаного Миху, самого старого и степенного среди этой группы, и Ирку, обрюзгшую и опустившуюся молодую женщину, которую совсем недавно можно было назвать даже красивой. Она больше всех возмущалась отсутствием справедливости в современной жизни и рвалась идти искать обидчика.
Через двадцать минут странная компания добралась до мусорных баков на окраине жилого массива на улице Сущевской. Гуров представил, как они выглядят со стороны. И если лейтенант полиции, сопровождавший группу бомжей, еще был уместен, то уж Гуров, в костюме и при галстуке, в этой компании смотрелся абсолютно инородным телом.
– Вон, вон там, – показал Миха место, где Ломоносов получил пинка. – Вон там он был. А этот жлоб пошел вон туда потом. Я хорошо видел. Ирка меня удержала, а то бы я ему в спину…
– И че бы ты сделал? – визгливо начала спорить Ирка. – Он бы вернулся и в землю тебя втоптал.
– Все, все! – прикрикнул на бомжей Шаров. – Хорош вам! Сцепились опять… Точнее покажите, куда именно пошел тот человек. Дорожка идет до ближайшей девятиэтажки, а потом он куда пошел?
– Вправо, – не задумываясь, сказал Миха. – Я хорошо помню. Я смотрел на него и думал, как влеплю ему в спину чем-нибудь.
– Ирка, ты видела? – спросил участковый.
– Да, точно направо. Вон к тем двум домам.
Гуров смотрел в указанном направлении и размышлял. Сорокин пошел по направлению к двум крайним домам. Если бы ему был нужен какой-то другой дом, то он пошел бы влево. За этими домами ничего больше нет, кроме строительства спортивной площадки, трансформаторной подстанции и забора тарной базы. Непонятно, кто и зачем держал там охрану и для чего хранился весь этот хлам.
Теоретически Сорокин мог пойти туда, потому что у него там схрон, тайное лежбище. Но в городе, где столько квартир, устраивать такое тайное логово просто глупо. Ни один уголовник до этого бы не додумался. А бывший спецназовец? Сорокин достаточно прожил в городе после службы в армии, привык к комфорту. Надо подумать…
Теперь Гуров проводил совещание не в кабинете, а в микроавтобусе, выделенном МУРом, на котором не было полицейских опознавательных знаков. Кроме него, Крячко и Белецкого, в микроавтобусе сидели еще четверо опытных оперативников.
– Трансформаторная подстанция, сами понимаете, не место для схронов, – докладывал Белецкий, заглядывая в свои записи в ежедневнике, – там даже места нет для хоть какого-то вагончика или бытовки. Не предусмотрено. Собственно, я сам там был и осматривал. Теперь строительство. Спортивная площадка небольшая, в основном это теннисный корт и площадка для волейбола-баскетбола. Есть небольшая трибуна, но она еще не закончена. А под ней планируется раздевальное помещение. Мы там все обшарили вместе с прорабом.
– Меня больше тарная база волновала, – сказал Гуров.
– Там все серьезнее, – согласился майор. – Такого рода территории – источник неприятностей и головная боль участковых. Пьяные сторожа, угроза пожара, неконтролируемая территория и никакого контроля со стороны руководства предприятия.
– А кому она хоть принадлежит? – спросил Крячко.
– Овощному хозяйству, я выяснял. Хиреющее предприятие. Раньше они выращивали свою продукцию, был у них засолочный и консервировальный цех, а сейчас они просто перепродают чужие овощи да хранят немного зимой в двух овощехранилищах. Эта база – остатки былой роскоши.
– Мы там все хорошо осмотрели, – подсказал один из оперативников. – Немного нарушили, конечно, но зато все получилось неожиданно. Перелезли через забор и сразу тремя группами в сторожку, а потом на территорию. Мы перед этим ее в бинокль изучили, так что возможные места, где может спрятаться человек, для себя определили. Когда все обшарили да пьяного сторожа с собутыльником до икоты напугали, поняли, что там спрятаться негде. Следов схрона никаких нет, это точно.
– Ну, мы так и предполагали, – сказал Гуров. – По квартирам что?
– В указанных домах, куда, по мнению бомжей, мог уйти Сорокин, мы проверили все квартиры, – ответил Белецкий. – Проверили перекрестно. Некоторые вместе с представителями ТСЖ, две с представителями Горгаза. Интерес вызывают три квартиры: две в девятнадцатом доме и одна в двадцать первом. Сережа, процитируй, – обратился майор к другому оперативнику.
– Девятнадцатый дом, – тут же ответил оперативник лет тридцати с небольшим. – Квартира двенадцать, проживает, по сведениям паспортистки, пожилая чета Мухиных. По данным, полученным от соседей, Мухины уехали пять дней назад в подмосковный санаторий «Дорохово». Это восемьдесят километров по Минскому шоссе. Затем, квартира номер сто девять. Там проживает полная семья Воронковых. Муж работает на «ЗИЛе», жена – учительница, двое детей школьного возраста. Уехали на неделю на дачу. С ними уехал соседский мальчик, поэтому у нас есть адрес дачного массива. И двадцать первый дом, квартира пятьдесят шесть. Там живет одинокая женщина… Марина Владимировна Коровина. Место работы… Российский государственный социальный университет. Адрес: Вильгельма Пика, 4. С вузом мы еще не связывались.