Счастье под запретом - Джо Беверли

Люсьен расхохотался.

— Тебе скоро станет лучше. Мой главный грум Дули делает чудесные массажи, да и знает толк в мазях.

Глава 8

Дули действительно поднаторел в массаже и разбирался в мазях, что вовсе не означало, что это не было дьявольски больно. Когда Френсис стонал и клял все на свете под безжалостными пальцами грума, ему было от всего сердца жаль, что Серена Олбрайт… нет, Серена Ривертон не знает о его мучениях.

Стоило только вспомнить это имя, чтобы начать проклинать все и вся просто от того, что она была такой, какая есть. По своему происхождению она совершенно не подходила на роль любовницы, и ему страшно было подумать, как отреагирует на это Бет. Но что касается ее брака… Вдова сэра Мэтью Ривертона могла быть спокойно причислена к дамам полусвета, несмотря на освященный церковью союз. Все зависело от того, какую роль она играла в его жизни. Если она, как это водилось, оставалась круглый год в деревне, в то время как ее муж устраивал оргии в Лондоне, то это одно дело. А если Серена принимала живейшее участие во всей этой мерзости, то ее репутация погублена.

Френсис старательно напрягал память, но сумел припомнить лишь разрозненные обрывки сведений. Кажется, Ривертон хвастался своей прекрасно вышколенной женушкой, не оставляя никаких сомнений в том, к чему она была приучена. Он слышал также, что Ривертон устраивал дикие оргии в своем поместье в Линкольншире во время охотничьего сезона. Если это поместье у него единственное, то все это выглядело удручающе.

В общем и целом, подумал Френсис, даже к лучшему, что Серене не суждено стать матерью. Это избавляло его от своего рода искушения.

Он вдруг почувствовал, как жесткие, грубые, мозолистые пальцы массажиста сделались мягкими и сильными. Френсис дернулся и обернулся, ругнувшись из-за мгновенной боли в пояснице. Место грума заняла Бланш Хардкасл и принялась массировать его обнаженное тело.

— Какого дьявола?..

— Ну-ка лежи спокойно, — приказала Бланш. — Я вовсе не пытаюсь тебя соблазнить. Просто я массирую лучше, чем Дули. Не понимаю, почему мужчины считают, что массаж значит как можно сильнее помучить и без того натруженные мышцы. То, что делаю я, приятнее и полезнее.

Френсис снова рухнул на живот, потому что ее уверенные манипуляции на бедрах и ягодицах были удивительно приятны. А еще чуть позже она начала поглаживать и растирать его умащенными руками так, что его истерзанное тело полностью расслабилось.

— Подобное мастерство входит в обязанности любовницы? — лениво произнес он. — Похоже, мне следовало завести ее намного раньше.

— Полезное, скажем так. Грубые натуры знают лишь один способ, как одна персона может удовлетво рить другую, но разве мы относимся к таковым?

— Я завидую Люсьену.

— Возможно, тебе стоит пожалеть его, — поддразнила она. — Он ведь бросил меня ради другой.

— Верится с трудом.

Она ущипнула его.

— Оставь. В любом случае я уверена, что он уже обучил Бет всяческим уловкам.

— Научил ее угождать себе, как он этого пожелает? — спросил Френсис и мгновенно представил себе Серену в объятиях Ривертона.

— Научил ее разным способам получать удовольствие, — ответила Бланш. — Ты думаешь, что это односторонняя радость? Люсьен так же любил масса жировать меня, как и быть объектом массажа.

Френсис тотчас вообразил, как Серена делает массаж ему, а он — ей. И поблагодарил небеса, что лежал на животе и ему не пришлось краснеть из-за последствий таких возбуждающих мыслей.

Но, как он ни пытался, так и не сумел представить Анну Пекворт, делающей массаж или лежащей обнаженной для сей приятной процедуры.

— Бланш, — спросил Френсис, — почему женщина может желать быть любовницей, но не женой?

— Ты намекаешь на меня? Я слишком глубоко погрязла в грехе, мне уже поздно становиться респектабельной.

— Не городи чепухи, — возразил Френсис, хотя и признавал, что в ее словах кроется доля истины.

— Так, значит, ты имел в виду не меня. Кого же тогда?

— Это не важно.

— Серену Ривертон? — догадалась умная Бланш. И Френсис понял, что его молчание было красноречивым ответом.

Руки Бланш творили с ним чудеса.

— Быть верной любовницей хорошего мужчины означает иметь достаточно много свободы. А брак с плохим мужчиной может стать худшим видом рабства, много хуже, чем в самом паршивом борделе в Лондоне. А я убеждена, что трудно сыскать кого-нибудь хуже Ривертона.

— Почему? — Френсиса очень интересовало мнение Бланш, ибо она как никто знала всю подноготную светского общества.

— Я не была с ним знакома лично, но сплетни до меня доходили. Он относился к тому типу мужчин, кому все время подавай новенькое. Ну, а вкусить прелесть новизны невозможно, не оскорбив чьих-то чувств или не унизив кого-то. Насколько я понимаю, он очень быстро усвоил, что ему по душе именно оскорбления и унижения. Конечно, многие мужчины ведут себя препакостно со случайными женщинами и совсем иначе — с женами.

Она замолчала, а Френсис закрыл глаза, пытаясь вообразить себе положение Серены, не впутывая сюда все то, что ей, возможно, приходилось делать из-за мужа. И очень скоро он вдруг со всей ясностью осознал: невозможно допустить, чтобы она просто исчезла из его жизни. Тогда он не будет знать покоя до скончания дней. И Френсис отчаянно возжаждал, чтобы она принадлежала лишь ему одному. Ведь она же хотела стать его любовницей.

Значит, так тому и быть.

И он будет самым идеальным любовником. Ей никогда не найти более нежного, внимательного и щедрого покровителя, чем он. Если бы Серена могла родить, твердил себе Френсис, то он бы даже женился на ней, плюнув на всевозможные осложнения из-за такого брака.

Ну а поскольку обстоятельства складывались иначе, то будет великолепно, если он устроит все скрытно и деликатно. И даже если сведения об их связи просочатся в общество, леди Анна достаточно умна, чтобы проигнорировать такие слухи.

Нет. Не мудрствуй лукаво и не занимайся самообманом. Если слухи о них достигнут ушей Анны, она смертельно оскорбится, хотя у нее и хватит сил правильно воспринять сложившуюся ситуацию. Значит, нельзя, чтобы об этом начали сплетничать. Все должно остаться в тайне.

Френсис подавил стон. Такое всплывает в самый неподходящий момент.

Френсис вспомнил, как Николас разрывался между любовницей и женой, а ведь он ненавидел свою любовницу, но содержал ее, потому что она была полезной из-за связей во Франции, ведь шла война с Наполеоном.

Он вспомнил, как Николас говорил, что самое паршивое во всем этом — отправляться из постели любовницы в постель жены. И в глубине души Френсис понимал, что и сам он не из тех, кто может равнодушно менять одну постель на другую, особенно если учесть, что он дорожил обеими женщинами.