Романтические приключения Джона Кемпа - Джозеф Конрад

Вдруг сверху донесся угрюмый голос, воскликнувший по-испански:

— Сеньор, это безумие!

В трюм спускался за своими пожитками Томас Кастро. Я поспешил забиться в темный угол.

— Но я его очень люблю, — сказал Карлос. — И он будет нам помощником.

— Как вашей милости угодно, — отозвался Кастро. — Но англичанину у нас не место. Другие примут его за шпиона. Они его задушат, или выкинут с ним какую-нибудь дьявольскую штуку. Вы не знаете этого сволочного ирландца — этого поповского угодника.

— Он смел. Он ничего не боится, — сказал Карлос.

Я вдруг выступил вперед:

— Я с вами не поеду, — крикнул я, еще даже не поравнявшись с ними.

Кастро отскочил как ужаленный и схватился за свою деревянную руку, служившую ножнами его стальному ножу.

— Ах, это вы, сеньор, — пробормотал он с облегчением, но неприязненным тоном.

— Amigo mio[8], — сказал Карлос, — ты должен — понимаешь? — должен. — И глядя мне прямо в лицо проницательным, тихим взглядом своих больших мечтательных глаз — романтических глаз, — он обольстительно зашептал:

— Там хорошая жизнь. И я люблю тебя, Джон Кемп. Ты молод — очень молод. Но я тебя люблю — ради тебя самого и ради той, которой больше не увижу.

— Какая жизнь? — прошептал я, как зачарованный.

— Жизнь во дворце моего дяди, — ответил он так сладко, так убедительно, что во мне все затрепетало.

Но я заставил себя очнуться.

— Твой дядя пират! — воскликнул я, сам удивившись своими словам.

Томас Кастро подскочил и зажал мне рот своей грубой рукой.

— Молчи, безумец! — прошептал он с внезапной яростью. Успокоившись несколько, он сардонически заметил Карлосу:

— Говорил я вашей милости, что англичане — сумасшедшие дураки. — И опять обратившись ко мне, прибавил: — Если сеньор позволит себе еще одно громкое слово, я его убью.

Он явно был очень напуган.

Карлос безмолвно, точно привидение, приложил палец к губам и указал взглядом на лестницу.

— Я знаю, — заговорил я вполголоса, — Рио-Медио — гнездо пиратов.

Кастро подполз ко мне на цыпочках.

— Дон Хуан Кемп, исчадье ада! — прошипел он. — Ты должен умереть!

Я улыбнулся. Кастро весь дрожал от ярости и страха. С палубы доносился веселый гомон, смех, поцелуи. Мысль о смерти казалась слишком нелепой. Я бы рассмеялся, если бы не почувствовал вдруг на горле крепких пальцев Кастро. Я сильно ударил его ногой в живот и упал ничком. Кастро сердито обернулся на Карлоса:

— Он нас губит! Думаете, мы тут в безопасности? Если эти люди услышат слово "пират", они не станут допытываться, кто вы такой, и мгновенно разорвут вас на куски. Этот балбес…

Карлос закашлял, словно потрясаемый каким-то неведомым демоном. Кастро осмотрелся вокруг, точно вор, и затем уставился на меня. Необычайно быстрым движением, он обнажил нож и скинув с плеч свой драный плащ, тихо, на цыпочках, стал подбираться ко мне. Карлос продолжал кашлять. Люди на палубе по-прежнему разговаривали и смеялись. Я вдруг понял, как близка возможность быть убитым в нескольких шагах от них. Мне не было страшно. Только странно сводило конечности, точно от щекотки. Я раскрыл рот, собираясь издать последний отчаянный крик, когда Карлос, все еще захлебываясь кашлем, крепко-крепко прижимая к груди белую руку, ступил вперед и перехватил другой рукой клинок Кастро.

— Не сходи с ума, — шепнул он в волосатое ухо своего подчиненного. — Он нам не хочет вреда. Он мой родственник.

Кастро со злобой ударил ногой в стоявшую между нами корзину Барнса.

— Мы можем запихнуть его сюда.

— О кровожадный безумец! — ответил Карлос, овладев наконец дыханием. — Тебе бы вечно купать руки в крови! Ступай наверх — посмотри, пришла ли наша лодка.

Кастро подобрал свой плащ и ворчливо начал подыматься по лестнице. Карлос, поставив ногу на ступеньку, обернулся ко мне и с улыбкой протянул мне руку.

— Хуан, не будем ссориться. Ты молод и многого не понимаешь; тебе взбрело в голову нелепое подозрение. Я хотел, чтобы ты ехал с нами, потому что я тебя люблю, Хуан. Разве я желаю тебе зла? Ты прям и отважен. И наши семьи соединены узами родства. — Он вдруг глубоко вздохнул.

— Я вовсе не хочу ссориться, — ответил я.

О да, я не хотел ссориться — я хотел плакать. Я был очень одинок — а Карлос уходил.

— Ты не понимаешь, — продолжал Карлос, и голос его звучал, как музыка. — Но настанет день, и ты поймешь. Я вернусь за тобою, когда будет можно. — Он улыбнулся, и его улыбка пробудила во мне глубокое волнение. Если бы он попросил, я теперь пошел бы за ним.

Он схватил меня за руку. Я задрожал, словно он был женщиной.

— До свиданья, — сказал он. — Hasta mas ver[9].

Он наклонился, легко поцеловал меня в щеку и стал подыматься по лестнице. Мне чудилось, точно свет романтики уходит из моей жизни. Когда он скрылся из моих глаз, кто-то хрипло, растерянно закричал. Я услышал свое имя и слова: "Че-ек, которого вы искали!"

На лестницу упала грузная тень. Голос настойчиво кричал:

— Джон Кемп! Джон Кемп! Мистер Макдональд здесь! То был голос Барнса — голос будней.

— Не сходи с ума, — шепнул он в волосатое ухо

Часть вторая

ДЕВУШКА С ЯЩЕРИЦЕЙ

Глава I

Рио-Медио? — сказал мне сеньор Рамон почти два года спустя. — Кабальеро мне льстит, считая меня столь ученым. Что я знаю об этом городе? Там, как везде, есть, должно быть, честные люди, есть и подлецы. Спросите лучше кого-нибудь из команды лодок, посланных адмиралом спалить этот город. Они скоро должны вернуться.

Он пытливо посмотрел на меня сквозь свои золотые очки.

Разговор происходил под навесом около его склада в испанском городе. Тихо бились длинные шторы. Вывеска на соседней двери широко вещала: "Контора "Bucka-toro Journal"". Было это, как я уже сказал, по прошествии двух лет — двух лет тяжелого труда и томительного однообразия. Я прибыл из Хортон-Пена в испанский город за письмами от Вероники и, так как почта запоздала, зашел по торговым делам к Рамону. В то время от адмирала Роу-лея ждали решительного нападения на пиратов, которые все еще разоряли Мексиканский залив и почти совсем задушили торговлю с Ямайкой. Естественно, что наш разговор перешел на таинственный город, где, по слухам, находилась штаб-квартира пиратов.

— Я только знаю, — говорил сеньор Рамон, — что я теряю гораздо более всех других, так как веду более крупные дела. Но не знаю, кто у меня забирает мое добро —