Грехи и святость. Как любили монахи и священники - Каринэ Фолиянц

Девицы Соковнины уродились на диво пригожими, любознательными, способными и к наукам, и к женским рукоделиям. Из рукописного источника известно, что их семейные отношения основывались на любви, верности и духовной близости, что помогало им совместно выдерживать самые трудные испытания. Так было и в отчем доме, и в их собственных семьях, созданных, по обычаю той поры, в довольно юном возрасте – семнадцати лет.

Красота Феодосьи была столь пленительна, что ее, несмотря на так называемую «худородность», взял в жены один из лучших женихов на Руси – Глеб Иванович Морозов.

Род бояр Морозовых занимал исключительно высокое положение. В юности братья Борис и Глеб были спальниками своего сверстника – царя Михаила Федоровича, основоположника династии Романовых. Такое доверие оказывалось не всякому, а лишь ближайшим из приближенных, ведь спальники должны были спать в одной комнате с царем, жившим в постоянном опасении быть отравленным днем или заколотым во сне.

Со временем царь доверил братьям Морозовым воспитание своих сыновей – наследников российского престола. Глебу не долго довелось прослужить воспитателем: царевич Иван Михайлович умер малолетним, зато Борис – умный, ловкий – взял от жизни все, что только мог пожелать. После смерти Михаила Федоровича воспитанник Бориса – Алексей Михайлович – взошел на престол. Шестнадцатилетний мальчик не имел представления о том, как осуществлять свою высочайшую миссию, и постоянно нуждался в советах, которые Морозовы рады были дать в любую минуту. В народе говорили, что «царь пьет у бояр изо рта».

Именно боярин Морозов выбрал для царя жену – Марию Ильиничну Милославскую, и на свадьбе играл первую роль, был у государя «на отцово место». Через десять дней Борис Морозов, вдовец и человек уже пожилой, женился вторым браком на царицыной сестре Анне и сделался царским свояком.

Из своего исключительного положения он извлек все, что только можно. И если боярин, владевший тремястами крестьянскими дворами, считался по тем временам богатым, то у Морозова их было более семи тысяч.

Феодосью Прокопьевну, жену Глеба Морозова, окружало не просто богатство, а роскошь. Современники вспоминали, что она выезжала в карете позолоченной, которую везли двенадцать лучших лошадей, а позади бежали человек триста слуг. В морозовском имении Зюзино был разбит огромный сад, где гуляли павлины. Учитывая все это – удачное замужество Федосьи Прокопьевны, роскошную жизнь, личную дружбу с царской семьей, – можно понять протопопа Аввакума, который видел нечто совершенно исключительное в том, что боярыня Морозова отреклась от «земной славы». Феодосья Прокопьевна действительно стала ярой противницей церковных реформ. Сила духа у нее была необыкновенная, и она сполна смогла себя реализовать, защищая старую веру.

Не было на Руси человека, чье имущество было сопоставимо с владениями Морозовых. Вместо деревянных домов братья выстроили каменные палаты, завели обстановку на иноземный лад, обили стены «золотыми кожами» бельгийской работы, накупили в дом драгоценной посуды, картин, золотых безделушек, диковинных часов… В знаменитой карете боярыни были хрустальные окна, стены этого чуда украшала настоящая живопись. А уж какие наряды носила Феодосья! Сколько жемчуга скатного и золотой канители на ее платьях красовалось – не счесть! Недаром позже Аввакум в письме Феодосье в острог утешал ее тем, что уже «побоярила» она всласть.

Жизнь боярыни складывалась замечательно. Через год после свадьбы Феодосья родила единственного для всего клана Морозовых наследника – сына Ивана, унаследовавшего также и красоту своей матери. Повзрослев, он стал так удивительно хорош, что о его красоте шли разговоры и среди бояр, и у царя с царицей.

Но ни роскошь, ни благополучие не портили Феодосью. Она очень любила читать, что и по нашим-то временам не часто бывает, а тогда и подавно. К тому же, она не только читала, но и писала сама. И как вы понимаете, не «женские романы», а религиозно-философские труды.

Личного счастья ей выпало немного – всего тринадцать лет. Почти в одночасье проводила она в последний путь и отца своего, и мужа Глеба, и брата его Бориса, и осталась вдовой в тридцать лет. Верность мужу оставалась для нее неписаным законом и после его смерти. Молодая, горячая, обуреваемая страстями, она усмиряла свою плоть, тайно надевая на голое тело власяницу – рубаху без рукавов, сплетенную из белого конского волоса. Делала она это тайно, потому что общество и двор подобного не одобряли. Да только и власяница не всегда помогала. До наших дней сохранился ответ на Феодосьино письмо от ее духовного отца, протопопа Аввакума: «Глупая, безумная, безобразная, выколи глазища те свои челноком, что и Мастридия» (византийская святая Мастридия именно так излечила себя от любви). Так духовный наставник осуждал ее за то, что не может она справиться со страстями, овладевающими ее душой. Сам Аввакум, по его собственному признанию, ощутив греховное влечение к женщине, жег свою руку над пламенем трех свечей (но об этом позже).

Влияние Аввакума на Феодосью было абсолютным. Этот священник был прекрасным оратором, умным собеседником и просто добрым, отзывчивым, чутким человеком. Многие годы боярыня Морозова переписывалась с ним, с его женой и детьми, искала и находила в нем поддержку и опору даже тогда, когда он сам в них нуждался. Такой же рьяной приверженкой Аввакума была и младшая сестра Феодосьи – Евдокия, жена царского виночерпия, князя Петра Урусова.

Овдовев, Феодосья стала богатейшей женщиной страны, так как унаследовала на сына имущество и Глеба, и Бориса Морозовых. Однако жизнь боярыня повела скромную, скудно кормясь от продажи своих рукоделий и книг, а деньги мешками регулярно вывозила на перекрестки Москвы для раздачи нищим. Главные сокровища она берегла для сына, сама же с сестрой Евдокией и подругой Марией Герасимовной Даниловой, женой стрелецкого полковника, всецело отдалась религиозным деяниям, ибо страсть для нее после смерти мужа и осуждающих слов Аввакума стала запретной.

Дом богатой и влиятельной Морозовой превратился в «штаб» противников церковных нововведений. В этот-то дом и приезжал протопоп Аввакум, здесь он подолгу жил, получая приют и защиту. Каждый день Феодосья Прокопьевна принимала странников, юродивых, священников, изгнанных из монастырей, создавая оппозиционную царскому двору партию. Обе сестры Морозовы, как мы уже говорили, были слепо преданы Аввакуму и во всем слушались пламенного проповедника. Феодосья даже считала себя его духовной дочерью. Морозова вовсе не была фанатичкой. Однако не забывайте: вдове всего тридцать лет, она по-прежнему очень хороша, а ее «женская жизнь», в сущности, окончилась. Но боярыня была незаурядной личностью. Ей нужны были великие чувства и великие деяния, ей нужна была Личность с большой буквы, человек, который увлек бы (и отвлек) ее от дум мирских и дал бы ее душе работу.