Первая жертва - Бен Элтон

— Да, я понимаю, что это, вероятно, и есть орудие убийства, но вы в этом уверены? Проверяли, выпущена ли пуля именно из этого револьвера?

— Сомневаюсь. Видите ли, у них там война. Много других дел.

— Шеннон, ради всего святого! У вас должны быть доказательства. Нельзя повесить человека, основываясь на косвенных предположениях. Во Франции сколько угодно пистолетов.

— Ну, вот за этим вы и нужны, — сказал Камминг. — Ваша задача — найти доказательства.

Они перешли к кофе и сигарам. Шеннон, верный своему стилю, заказал еще и коньяку.

Камминг, у которого, очевидно, были другие дела, собрался уходить.

— Ваши документы скоро будут готовы. Ваш отъезд организует Шеннон. Удачи, Кингсли, и не подведите меня. Разберитесь со счетом, Шеннон, возьмите чек и не смейте заказывать сигареты навынос.

С этими словами Камминг ушел. Шеннон покрутил в руках широкий бокал коньяка, чтобы согреть его, и глубоко вдохнул коньячные пары.

— Вы знаете паб «Дыра в стене» на Ватерлоо? — спросил он.

— Да.

— Встретимся там в шесть, и я отдам вам ваши документы и приказ о вашем перемещении.

— Почему там?

— Франция, инспектор Кингсли. Ночной военный поезд во Францию. Вы едете на нем.

— А до тех пор я свободен?

— Почему бы нет? — легко ответил Шеннон. — Вы капитан Королевской военной полиции. У меня нет над вами власти. Но на вашем месте я не стал бы снова наведываться в Хэмпстед. С вашей стороны это было бы ужасно глупо.

Кингсли удивился и смутился, но виду не подал. Он никогда не сомневался в своем умении замечать слежку, и все же Шеннону, или, по крайней мере, его людям, удалось проследить за ним, ничем себя не выдав.

— Констебль? — спросил Кингсли.

— Да. Одна из наших. Лично ее принимал, так уж получилось. Милая девушка. Я подумал, что за вашим домом стоит понаблюдать, но я глазам своим не поверил, прочитав сегодня утром рапорт. Вы что, правда вломились в дом?

Кингсли был рад, что никто, по крайней мере, не следил за ним по дороге из Фолкстона, а засекли только у дома.

— Признаюсь, да. Не волнуйтесь, меня никто не видел. Я бы не хотел впускать свою семью в мир, в котором живете вы.

— Вашу бывшую семью.

— Мою семью, капитан.

— Что ж, не могу вас винить, если честно. Миссис Бомонт — просто чудо. Совершенно роскошные волосы, глаза и бюст отличный. Вы везунчик — по крайней мере, были везунчиком.

Кингсли застыл.

— Вы встречались с моей женой?

— О да. Держал ее за руку и говорил ей, что вы погибли, старина. Не удивительно, что вы скучаете по такой крошке. Хотя взгляните на это с другой стороны: ваша неудача определенно обернется чьей-то еще удачей. Теперь она отличная мишень, старичок… Спокойно, инспектор, тут полно народу и все такое. Вы ведь не хотите устроить сцену.

Кингсли занес было руку, но после слов Шеннона опустил ее.

— Вы были у меня дома?

— Я заскочил туда перед тем, как отправиться с вами во Фолкстон. Я подумал, приличия обязывают. Она восприняла известие стойко, но очевидно была потрясена. — Шеннон неприятно улыбнулся. — Рад, что оказался там… Знаете, когда девушка расстроена, ей нужно поплакаться на плече опытного и сочувствующего мужчины.

Кингсли наклонился вперед, пока его лицо не оказалось прямо у лица Шеннона.

— Если вы когда-нибудь хоть пальцем до нее дотронетесь..

— Ой, да ладно вам, старина. Я с ней просто поболтал.

— Я вас убью.

— Мило слышать от пацифиста.

— Я не пацифист. Я верю, что иногда убийство оправданно, и буду считать себя совершенно правым, если убью вас, независимо от того, причините вы боль лично мне или нет. Запомните это, капитан Шеннон.

— О, какая скука, скука, скука. Нет ничего противнее, чем когда хорошие парни пытаются притвориться грубиянами. На вашем месте, капитан Марло, я бы продолжал шпионить. Оставьте убийства профессионалам.

— Капитан Шеннон, когда-нибудь вы убедитесь, что одаренный любитель, у которого есть мотив, всегда обставит работающего за деньги профессионала.

35

Шоу, затем дорога во Францию

Кингсли решил как следует прогуляться. Обед был плотный, с выпивкой, а вскоре ему предстояло провести много часов в тесном поезде. Сначала он прошелся по набережной, а затем по всем улицам и переулкам Ватерлоо. Он увидел рекламу дневного концерта в «Олд-Вик», организованного, чтобы развлечь военных, слоняющихся по окрестностям и ожидающих отправки обратно во Францию.

Кингсли купил дешевый билет на стоячие места и вошел внутрь.

Песни в основном были старые, которые все могли подпевать: «Олд-Кент-роуд», «Любое оружие», «Папа клеил обои в гостиной» и даже древняя и скрипучая «Выйди в сад, Мод».

Зрители с готовностью подпевали девушкам на сцене:

Путь далекий до Типперери, путь далекий домой;Путь далекий до милой Мэри и до Англии родной.

Кингсли все эти песни были знакомы. Они с Агнес любили ходить в концертный зал. Ей нравилась популярная музыка, и она покупала у уличных торговцев рядом с театрами все партитуры, чтобы играть эти песни дома на пианино.

Затем вышла симпатичная певичка и объявила песню «В сумерках». Это было слишком, и Кингсли ушел.

Он невыносимо скучал но Агнес. Его немного успокаивало то, что расследование, за которое он взялся, будет проходить близко к местам сражений. Все возможные свидетели, а также пропавший таинственный офицер участвуют в битвах. Если Кингсли их найдет, ему тоже придется идти в бой или, по крайней мере, выполнять свою работу в условиях боя. Это подходило нынешнему настроению Кингсли. Он отправлялся во Францию ради того, чему посвятил всю свою жизнь: ради правды, и если ему предстояло потерять жизнь в поисках правды, возможно, это было даже к лучшему. Никто не станет его оплакивать; все желающие уже и так оплакали его. У него не было ни будущего, ни прошлого. Почему бы не погибнуть в войне, которая все уничтожила?

Кингсли встретился с Шенноном в назначенном месте и получил новое удостоверение личности, проездные документы и французские деньги в комнате на втором этаже.

— Счастливого пути, — сказал Шеннон. — Обязательно отправьте нам открытку, если раскроете это дело.

— Помните, о чем я говорил, — спокойно сказал Кингсли.

— Мой дорогой друг, в Лондоне полно юбок. Мне совершенно нет нужды тащиться аж в Хэмпстед-Хит. И кстати о юбках…

Кингсли и Шеннон спустились в бар, и там, в углу заполненной народом комнаты, стояла молоденькая медсестра из больницы Чаринг-Кросс.

— Я же сказал, что заскочу обратно и прихвачу кого-нибудь, — объяснил Шеннон. — Вера! Я смотрю, ты прекрасно нашла дорогу.

— Да, нашла, — сказала медсестра, очевидно обрадовавшись появлению Шеннона. Одинокой девушке в пабе, особенно рядом с вокзалом, обычно неуютно.

— Ну и чем будем заниматься сегодня вечером? — спросил Шеннон с очаровательной улыбкой, обняв ее за талию. — О, кстати, это капитан Марло. А это Вера. Капитан как раз уходит. Отправляетесь во Францию, верно? Бедняга, а я веду на ужин, а потом на шоу потрясающе красивую девушку.

— О, ну перестаньте! — сказала Вера, сверкая глазами.

Кингсли стало жалко девушку, но поделать он ничего не мог. Она хотя бы была постарше Виолетты. Оставалось только надеяться, что, выражаясь словами Шеннона, она знает правила.

Кингсли вышел из паба и, закинув на плечо ранец, отправился ко входу в вокзал. Здесь было полно гражданских — стояли в несколько рядов на тротуаре, начали занимать и мостовую. Когда намечалось наступление на Западном фронте, это была обычная картина. Кингсли вспомнил пару случаев, когда преследование заканчивалось тем, что преступник нырял в толпы зевак, собравшихся посмотреть, как будут развозить на автобусах раненых. Кингсли знал из разговоров с английскими солдатами, что зеваки их раздражают.

— Они думают, коли кинули нам пару папирос, значит, внесли свой вклад, поддерживали боевой дух. Ничего подобного. Они ничего для нас не делают, им просто любопытно, и они ищут бесплатных развлечений. Может, они потом по пути домой благодарят Бога, что это не они сидели там в бинтах и истекали кровью словно кучка чертовых мумий в борделе.

Кингсли протолкнулся через толпу в здание вокзала. Здесь царило столпотворение. Прибыл поезд с ранеными, а еще пара поездов с английскими солдатами должны были вот-вот отправиться на фронт. Кингсли прислонился спиной к одному из многочисленных киосков, предоставлявших услуги по обмену французских денег для «офицеров и солдат», и закурил сигарету перед посадкой в поезд.

В вагоне народу было битком, но хотя бы были свободные места. Он втиснулся в купе второго класса, в котором разместилась дюжина других офицеров, и попытался уснуть. Однако поспать не удалось: ему было слишком неудобно, в голове роились мысли об Агнес, Джордже и деле, которое он должен расследовать.