Госпожа удача - Чигиринский Олег

— А у вас тут есть… — поинтересовался он.

— Следующая дверь после склада, — любезно сообщил Янаки, пропуская майора в подсобное помещение.

Покинув гостеприимное помещение, отделанное розовым кафелем и благоухающее лавандой, Лебедь наказал господину Янаки уходить поскорее и, кстати, передать ему код от складского замка.

После ухода хозяина, майор быстро запер лавочку и отправился на улицу — отловить более или менее трезвый взвод и оставить его на часах, собрав тем временем всех офицеров батальона.

Майор мыслил практически. Сокровища «Дюрандаля» не должны пропасть в хищных лапах армейских прапорщиков. Но позволить дуракам из других батальонов разграбить эту пещеру Али-Бабы он не мог. Майор был большим патриотом родного подразделения.

Когда в подвальчик спустился Глеб, пир офицерского духа был горой, а пороховой дым стоял коромыслом.

— «Макар» — говно, — излагал старлей Говоров. — Из «макара» с пятидесяти даже сигаретную пачку не пробить.

— Херню порешь, — возразил Деев. — Плохому танцору яйца мешают. Я из «макара» во что угодно попаду, во что ты из самой лучшей здешней пушки промажешь.

— А спорим?

— А спорим! На что?

— На ящик водки!

— Разбивайте, товарищ майор!

— Подождите, товарищ майор! — сказал Деев. — Я спорю, что не только Говоров, а вообще никто здесь, кроме вас, во что я скажу, не попадет.

— А ты попадешь?

— А я попаду!

— Со скольких попыток?

— А хоть обойму пусть расстреляют!

— Разбиваю, — сказал Лебедь. — Говоров, ты наплыл.

— Посмотрим, — нахохлился старлей. — Посмотрим.

— Товарищ майор, а какая пушка самая лучшая?

— Из здешних? Или вообще? — уточнил майор.

— Ну, хотя бы из здешних.

— По мне — «кольт»-сорокопятка. Бьет… — майор не нашел слов для высказывания своих чувств.

— На слонов собираетесь охотиться, товарищ майор? — Глеб оценил обстановку. Небольшой тир с обитыми пробкой стенами был занят четырьмя новоиспеченными ковбоями, поэтому остальные теснились в коридоре «подсобки», используя в качестве мишени связку сплющенных коробок из-под патронов, приготовленных бережливым хозяином для отправки в утиль.

— А ну как срикошетит… — предположил Глеб, оглядывая оштукатуренные стены подсобки.

— Да ну, Глеб… — Майор в который раз щелкнул чем-то в своем «слонобое». — Ты за кого держишь своих боевых товарищей? За вахлаков, которые в ящик попасть не могут?

Глеб уже совсем собрался ответить, но тут после очередной серии выстрелов раздалось отчаянное «Твою мать!», и в торговый зал из коридора ввалился белый, как горячка, лейтенант Васюк. Рука его разжалась, пистолет выпал.

Все, кто находился в зале, тут же почти вынесли его обратно в коридор — так им хотелось посмотреть, что же случилось…

Трое бледных офицеров прижимались к стене. У одного была подозрительно темна штанина.

Инцидент исчерпывался следующим: лейтенант не подрассчитал, что в обойме «беретты» девять патронов, а не семь. После того как семь выстрелов были сделаны, он хохмы ради еще раз нажал на спуск, направив ствол в сторону друзей…

— Везучий ты, Васюк, — прокомментировал майор. — И ты, Слесаренко, тоже везучий.

Деев глухо зарычал и, сграбастав Васюка за грудки, двинул им об стену.

— Десантура, ешкин хвост, — продолжал майор. — Элитные, едрень, войска! Меня одно интересует, Васюк: ты что, не знал, сколько в «беретте» патронов?

— Забыл, — прохрипел Васюк.

— Отпусти его, Дей, — посоветовал Лебедь. — Пусть живет.

— Убью, гад! — просипел Деев.

— Зачем убивать? Мы ему наказание получше придумаем. — Майор улыбнулся, сигарета в углу его рта приподнялась градусов на сорок. — Приказом по батальону лейтенант Васюк лишается права выбирать себе личное оружие. Пусть ходит с табельным.

Соломонов суд майора встретил всеобщее одобрение.

— Советское оружие — самое лучшее оружие в мире! Не дрейфь, Васюк! Советское — значит отличное! Пятилетке качества — рабочую гарантию…

Глеб осмотрел витрины. Конечно, это все отдавало мародерством, но с другой стороны, майор был прав — все равно все разворуют прапорщики из снабжения. Поискав на витринах, он нашел «смит-вессон». Оружие, с детства знакомое по книжкам, выглядело впечатляюще, словно специально для него, Глеба, здесь было положено. Видимо, какой-то подарочный вариант — с хорошо отполированной рукоятью из сандалового дерева, с серебряной инкрустацией. Асмоловский понял, что не расстанется с этим револьвером ни за что. Пошарив на другой полке, нашел коробку соответствующих патронов, забил семь их в барабан и направился в тир. Двумя выстрелами он попал в «молочко», третий, уже пристрелявшись, уложил в «восьмерку» и намеревался четвертую пулю послать в «яблочко», когда кто-то похлопал его по плечу.

— Ну что, товарищ ковбой? — справа от него скалился капитан Деев. — Выбрал себе игрушечку? В тире по мишеням сажать всякий может. Пошли на улицу, постреляем хотя бы с пятидесяти метров.

— Ты спятил? — спросил Глеб. — На улице стрелять?

— Да тут, на заднем дворе, и нет никого… Все наши пошли. Ты что, здесь будешь торчать?

— Буду. Не говори мне под руку.

— Ну и хрен с тобой. Сиди тут, рак-отшельник.

Глеб сделал еще один выстрел и опять попал в «молочко».

Капитана Деева он не любил. Он вообще мало к кому из сослуживцев испытывал приязнь — на интеллигента, погруженного в армейскую среду, действует выталкивающая сила, какая и не снилась Архимеду. Виталий Деев был воплощением этой армейской среды. Есть такая работа — Родину защищать.

Асмоловский разозлился и положил все оставшиеся пули в пределах восьмерки.

На душе было все так же мутновато. Глеб сорвал с себя наушники и вышел в разгромленный торговый зал. Суки, грабите — грабьте, так не бейте же стекла!

С внутреннего двора доносились хлопки выстрелов, и он все-таки пошел туда.

Товарищи офицеры стреляли по голубю, чистившему перышки на верхушке трубы, торчавшей с соседнего двора. Спокойствие голубя, не соотносившего странные хлопки со своей персоной, говорило о качестве стрельбы лучше всяких слов. Когда все, кто был во дворе, расстреляли патроны, Деев обернулся к майору.

— Ну что, Сан Иваныч? Моя взяла?

— Подожди, — сказал майор. — Мы как спорили? Что все не попадут, а ты попадешь. Давай, выполняй. Не сможешь — боевая ничья.

— Я не смогу? — усмехнулся Деев. — Я из «макара» эту пташку завалю, как обещал!

Он поднял пистолет, прицелился.

Глеб посмотрел на обреченную глупую птицу, на охотничий прищур Виталия и ощутил почти непреодолимое искушение что есть силы врезать по этому прищуру. И непреодолимое отвращение к себе — знал, что не врежет.