Штрафники штурмуют Берлин. «Погребальный костер III Рейха» - Роман Кожухаров

Их замысел был очевиден: занять дом и приобрести выгодную огневую позицию для того, чтобы подойти вплотную к «тридцатьчетверкам» и зажечь их с помощью фаустпатронов.

XXX

Ни раненых, ни помогавших им бойцов возле фасадной стены дома уже не было. Скорее всего им уже удалось выйти из-под огня. Слава богу! Но передышки не предвиделось. Более того, ситуация становилась все серьезнее. Андрей оказался в буквальном смысле меж двух огней. Тополя закрывали его от огня, который немцы вели из здания на левой стороне улицы, а теперь еще и эти автоматчики справа, от пуль которых не было никакой возможности укрыться.

Если бы он перебрался на другую сторону корневища, то сразу бы подставился под пули, летевшие со стороны подвала, где находилась уничтоженная им пулеметная точка.

Из-за спины Андрея, вправо, в сторону перебегавших от ствола к стволу немцев, застучали очереди пулемета. Скорее всего это трофей Кокошилова перевел огонь в сторону немцев, предпринявших контрнаступление. Вот, отстранившись от ствола дерева, медленно, во весь рост, завалился на бок один из фашистов. Вот другой на бегу вскинул руки и вскрикнул так, что предсмертный его крик преодолел плотную звуковую пелену грохота неумолкающей стрельбы.

Андрей, оказавшись на острие атаки, на мостовой, практически ничем не защищенный справа, был вынужден тоже перевести огонь в сторону неожиданно вылезших немцев. Его автомат бил по кустам живой изгороди. Очереди ППШ проводили глубинную подрезку ветвей кустарника, выкашивая целые куски до основания. Вот оголился промежуток до самой каски залегшего в основании живой изгороди противника. Голова в каске вскинулась и уткнулась обратно в землю, исчезнув из поля зрения Андрея.

Сухой треск очередей, выпущенных автоматчиком, залегшим по соседству, прервался. Андрей успел засечь мелькнувший вдоль изгороди силуэт. Значит, заставил фашиста сменить позицию. А второй? Скорее всего убит.

XXXI

Аникин, переведя дух, вдруг осознал, что грохот пулемета за спиной стал оглушительно громким. Обернувшись, он обнаружил, что МГ Кокошилова строчит прямо позади, в нескольких шагах. Самого хозяина закрывала толща ствола крайнего дерева.

– Как вы, товарищ командир?! – высунув лицо из-за тополя, крикнул Кокошилов.

Аникин жестом руки отмахнулся: мол, всё в порядке. Дальше, возле угла каменного здания вели стрельбу Климович – с колена, а выше, стоя в полный рост, – Тютин. Вдоль обочины надвигалась «тридцатьчетверка» Головатого.

Андрей рукой показал Кокошилову в сторону фашистов, находившихся среди акаций. Находившиеся там «фаустники» могли атаковать командирскую машину.

Эти попытки не заставили себя ждать. От ствола отделился силуэт с выставленным правым локтем. Гранатометчик наводил свою трубу прямо на танк Головатого. Очереди, вылетевшие из ППШ Андрея и пулемета Кокошилова, перехлестнулись на фигуре немца почти одновременно, буквально свалив того с ног.

Второй «фаустник», залегший на земле, попытался произвести выстрел с колена и был тут же скошен пулями кокошиловского МГ. Очередь угодила фашисту под самую каску, раскроив голову, словно арбуз.

В это время заработал курсовой пулемет танка Головатого. Пули гвоздили стволы акаций, каждый сантиметр пространства между ними, живую изгородь вокруг дома, стены и оконные проемы. В то время как курсовой пулемет командирского «Т-34-85» методично обрабатывал правый фланг улицы, башенный ДТ принялся за здание, находившееся за тополями слева.

XXXII

Немцы сопротивлялись отчаянно. Чуть позже, когда Андрей выскочил из своего убежища под тополем и машинально оглянулся, он увидел, что с обратной стороны ствол выдолблен, или, точнее – выгрызен – чуть не наполовину. Одному «фаустнику» удалось разрядить свой одноразовый гранатомет с левой стороны, из полуподвала.

Граната прошла над башней танка и разорвалась позади, на правой стороне улицы.

– Слева!.. – раздался сзади крик Тютина, видимо, отреагировавшего на выстрел гранатометчика.

И Аникин, и Кокошилов почти одновременно перевели огонь обратно в сторону подвала. Кокошилов, выпустив еще несколько коротких очередей, вдруг умолк. Убит? Андрей оглянулся. Кокошник лежал, притулившись к корневищу тополя и тяжело дышал, вытирая пот со лба. Увидев направленный на него взгляд командира и прочитав в нем немой вопрос, он махнул рукой.

– Ствол, собака… – крикнул Кокошилов Аникину, двигая стоявшим рядом с ним на сошках пулеметом. – Красный стал, мать его… хоть блины пеки…

– После, после закусим… – рыком ответил Андрей.

Справа, среди акаций, замелькали силуэты. Они появились откуда-то из глубины двора, из-за стены дома, стоявшего от Андрея через улицу. Правая сторона огласилась треском очередей и одиночных выстрелов, отчаянными криками. Это был родной русский мат! Неужели Шевердяев обошел дом с тыла и ударил по немцам из глубины? Вот молодчина! И им тут нечего засиживаться.

– Ну что, остыл твой комрад немецкий? – прокричал через плечо Аникин свой вопрос.

Кокошилов приложил руку к ноздреватому стволу пулемета и тут же отдернул руку.

– Не еще… товарищ командир… – с досадой ответил Кокошилов.

– Давай, прикрой меня… – сухо отрезал Аникин.

– Так ведь же, товарищ командир… – начал было Кокошилов, но Аникин, не дожидаясь, дал знак стоявшим у стены дома бойцам – готовиться к броску.

– Прикроешь! – голосом, не терпящим возражений, крикнул он Кокошилову и повернулся обратно.

XXXIII

С автоматом наперевес Аникин выскочил из-за спасительного укрытия дерева. Ведя огонь с рук по оконцам подвала и проемам первого этажа, он добежал до угла здания. Сзади, как только Андрей начал движение, загромыхал пулемет Кокошилова. Очередь расплескалась по стенам, укрывавшим врага, ныряла в проемы, гвоздила каждый сантиметр, не давая фашистам высунуться.

До угла здания Аникин добрался невредимым. Здесь, под самым носом у немцев, находившихся внутри, он оказывался недоступен для их пуль.

В запасе у Андрея оставалась еще одна граната, трофейная «колотушка». Быстрыми движениями выхватив ее деревянную рукоятку из-за ремня и свинтив колпачок, Аникин дернул за шнурок взрывателя и, сделав шаг, метнул гранату в оконный проем. Прошли несколько мучительно долгих секунд, прежде чем спина Аникина, прижавшаяся к стене дома, ощутила, как строение вздрогнуло под воздействием взрывной волны. Андрей тут же метнулся к проему и дважды наугад прочертил автоматной очередью всю ширину комнаты.

Разобрать внутри ничего было нельзя. Все пространство комнаты было затянуто дымом и пыльной взвесью, в нос бил насыщенный запах гари.

Оконный проем первого этажа, из-за наличия цокольного, полуподвального этажа, находился достаточно высоко. Какое-то неясное шевеление в темном, дальнем углу комнаты инстинктивно уловило боковое зрение Андрея, пока он выжимался на руках, подтягивая тело.

Оттолкнувшись ногами и усилив толчок за счет упершихся в подоконник рук, Андрей взобрался в проем и тут же, выбросив руки с автоматом вперед и подобрав подбородок к груди, ловко кувырнулся на пол. Он инстинктивно приготовился разбить костяшки пальцев в кровь при жестком приземлении. Но руки наткнулись на что-то неожиданно мягкое.

Этот кульбит он проделал вовремя. Кашляющее тарахтение разорвалось из угла. Порция пуль просвистела над подоконником и зазвенела, отскочив от чугунных батарей. Двигаясь через голову по инерции кувырка, Аникин попытался угадать местонахождение цели в кубарем вращавшейся для него комнате и нажал спусковой крючок.

XXXIV

Кто-то тяжело охнул в углу. Раздался лязгающий стук упавшего на деревянный пол оружия. Когда Андрей очутился на ногах, дым развеялся достаточно, чтобы Аникин мог оглядеть пространство достаточно тесной комнатенки. В самом углу полулежал фашист, широко раскинув прямые ноги.

Струя крови вытекала у него изо рта, капая на пятнистую куртку. И каска его тоже была обтянута пятнистой материей. Эсэсовец. В такие же камуфлированные куртки были одеты и два других немца. Они лежали возле оконных проемов, оба лицом вниз. Значит, Андрей в своем полете «щучкой» натолкнулся на спину убитого фрица. Спасибо, смягчил приземление.

Аникин стремительно подбежал к распахнутой, испещренной осколками двери. Обернувшись, он увидел, как в окно уже карабкается Тютин, а снаружи маячит Климович.

– Подвал!.. – крикнул им Аникин, заскакивая в соседнюю комнату.

Весь пол в ней был покрыт щебнем, а единственное окно основательно обложено мешками с песком, на которых лежал немецкий солдат. Он сжимал в мертвых руках винтовку, повернув белое как мел лицо чуть набок, отчего казалось, что он улегся поудобнее, щекой на мешок, и сладко спит. Вся мешковина под его щекой была бурой от крови, которая, наверное, натекла из навечно «усыпившей» его дырки в голове.