Огненные врата - Дмитрий Емец

– Дальше, – сказал сыскной пристав мрака все тем же треснутым, как старое зеркало, голосом. – Теперь тебе придется договорить до конца!

– Я случайно узнал: у Улиты и Эссиорха будет ребенок. Мальчик. Родится он месяцев через шесть.

– А ты откуда знаешь?

– О, я всегда ощущаю мгновение зарождения нового эйдоса! Это как вспышка новой звезды! Возникновение галактики!.. – затараторил Тухломон.

– Без поэзии! Твои предложения?

– Я доставлю вам его эйдос!

Мертвая сельдь сделала невозможное для рыбы – моргнула. Красные прожилки укрупнились.

– И как ты собираешься это устроить? Думаешь, младенец произнесет формулу отречения? – спросил Вольгенглюк.

– Ни в коем случае! У ребенка есть мать. Пока ребенок в чреве, она может сделать это за него, – сказал Тухломон и на миг высунул язычок.

Вольгенглюк опустил голову. Смерть Тухломона исчезла из его глаз. Комиссионер безошибочно ощутил, что сыскной пристав доволен. Затем Вольгенглюк сделал рукой короткое движение. Тухломон осознал, что это означает, только когда пузырек из-под валерьянки описал полукруг и залип в изумленной ладони пластилинового гадика. Комиссионер мрака никак этого не ожидал. Он так поразился, что коленки выгнулись у него в противоположную сторону. СТРАЖ МРАКА ОТДАЛ ЭЙДОСЫ! Как же сильна должна быть ненависть!

– Сколько времени тебе надо?

– Ны-ны-ны… несколько месяцев! – наудачу выпалил Тухломон.

– Слишком долго! Жду до Нового года! Если первого января у меня в руках не окажется эйдоса этого младенца… – Вольгенглюк не стал договаривать. В его рыбьих зрачках ясно отпечаталась страшная смерть пластилинового гадика.

– А теперь спрячь это, и идем! – приказал Вольгенглюк. – И живее! Кое-кто желает тебя видеть!

– Меня? – пугливо переспросил Тухломоша, спешно соображая, как лучше поступить: захватить бесценный пузырек с собой или спрятать его на глазах у Вольгенглюка. Оба варианта Тухломону страшно не нравились.

Не тратя времени на уговоры, пристав мрака сгреб Тухломона за ворот и поволок за собой столь небрежно, словно это был пустой костюм. Дверь из подвала Вольгенглюк искать не стал и вышел сквозь стену. Протискиваясь вежливым лицом сквозь кладку, комиссионер чудом сберег свой пузырек, не обладавший способностью проходить сквозь предметы.

Дальше было еще хуже. Пристав мрака вроде особенно и не разгонялся, но Москва начала прокручиваться, точно валик машины для глажки белья. Каждым шагом Вольгенглюк отхватывал по улице. Только в одном месте они затаились у трубы, прижимаясь к дому: на высоте ста метров над городом проносилась боевая двойка златокрылых, сияющая на солнце так, что на нее нереально было смотреть. Один из златокрылых на ходу поднес к губам флейту, и одним притаившимся суккубом, хитро замаскировавшимся под девушку на рекламе новостроек, стало меньше.

Вольгенглюк втянул носом разлившийся запах духов.

– Обормот! Думал, если он охотится – за ним не охотятся! – сказал он сквозь зубы.

И снова Москва завертелась гладильным валиком. В районе улицы Хромова пристав мрака скользнул во дворик и остановился. Это был тихий, немосковский по духу жилой затончик. Два киоска стояли буквой «Г». В одном из них продавались фрукты и овощи, в другом – хлеб, крупы, соки. Продавщица хлеба сидела в киоске, ее подруга грелась на солнышке. Шагах в трех восточный дворник в надвинутой на лоб тюбетейке менял камеру в старом велосипеде «Кама». Случайно посмотрев на то, чем он разбортировал покрышку, Тухломоша принялся протирать глазки и тер их до тех пор, пока они окончательно не слиплись. На асфальте лежал серповидный бронзовый меч с золотой рукоятью, с вплавленным в нее громадным рубином.

Ощутив, что на него смотрят, дворник поднял меч и, насмехаясь над бедным комиссионером, притворился, что собирается отрезать ему уши. Тухломон на всякий случай ужаснулся, чтобы доставить ему удовольствие. Попутно его зоркие глазки успели углядеть во дворе пять-шесть подобных личностей, которые были так горячо заняты своими делами, что, скорее всего, вообще их не имели.

Кивнув дворнику, Вольгенглюк решительно направился к микроавтобусу «Консультации. Недвижимость». Микроавтобус действительно был недвижим, судя по полному отсутствию всех четырех колес. Вольгенглюк коротко стукнул в тонированное стекло.

– Это я! – сказал он.

Дверь автобуса открылась. Мощная короткопалая рука сгребла бедного Тухломона и, точно морковку, вдернула его внутрь. Дверь захлопнулась. Пристав мрака остался снаружи.

Оказавшись в автобусе, Тухломоша на всякий случай натянул на лицо самое грустное выражение и тихонько захныкал. Пузырек с эйдосами он еще по пути вмял себе в ногу, но след замазал не очень аккуратно и теперь беспокоился, что найдут. Скуля, Тухломон не забывал вертеть головой по сторонам. Он увидел столик, а по обе стороны от него – шесть автомобильных кресел с торчащим поролоном. На крайнем к двери кресле сидел хмурый страж с сожженным лицом – типичный мальчик из Нижнего Тартара. На коленях у него лежал ничем не прикрытый скифский акинак. Еще один страж, отличавшийся от первого только серьгой в ухе и бородкой, помещался с другой стороны. Красные глаза барбосов были устремлены на Тухломона.

Умного комиссионера волновали, однако, не хмурые мальчики, а первопричина их появления. Он уже нашарил эту первопричину взглядом – вот она, в плаще, с закрывающим лицо капюшоном! Виден только выступающий острый подбородок.

Каким-то чудом узнав этот подбородок, Тухломоша бросился на живот и пополз, из осторожности целуя не туфлю, а пол рядом. А то сомнут еще нос – потом два часа перед зеркалом вылепливать.

– Встань! – нетерпеливо приказал голос.

Тухломоша не стал ломаться и быстро встал.

– Садись!

Тухломон замешкался, и немедленно один из барбосов толкнул его в грудь. Теперь комиссионера и бочкообразного стража в плаще отделял только столик. Страж нетерпеливо сдернул с головы капюшон. Тухломоша на всякий случай изобразил радостное изумление.

– Как вы отважны, владыка! Если кто-то из златокрылых догадается…

– Молчи, или тебе отрежут язык! – поморщился Лигул.

Тухломон собрался брякнуть, что язык ему отрезали множество раз, но решил, что мудрее будет промолчать. Рука горбуна скользнула в складки плаща и выложила на стол вытянутую деревянную коробочку, похожую на маленький гроб.

– Открой!

Тухломон повиновался. Внутри обнаружился полуразложившийся мужской палец, на который были надеты три серебряных кольца. Кольца сдавливали разбухший палец так, что их невозможно было снять.