Вот в чем фокус - Герман Дробиз

—   Мой чемодан,— спросил я.— Он должен был при­лететь из Иркутска.

—   Он и прилетел,— ответил дежурный,— Но по недо­смотру прошел дальше, в Ленинград. Позвоните вечером, он вернется хабаровским рейсом.

Я позвонил вечером. Настроение было неважное, на работе ругали за отсутствие деловых бумаг.

—   К сожалению,— сказал дежурный,— он снова проскочил мимо.

—   Далеко?

—   На этот раз не очень. В Омск. Позвоните утром.

Утром выяснилось, что чемодан опять промахнулся и пролетел в Ижевск.

—   Но это уже рядышком,— сказал дежурный,— Можно ждать, что к концу недели он попадет точно к нам.

Ночью мне приснился чемодан. Невидимый вихрь закручивал его гигантской пращой и швырял прямо в меня через просторы страны. Недолет... перелет. Как говорят артиллеристы, чемодан брал меня в вилку. Я уже различал его очертания, его крышку, поблески­вающую замками и машущую наподобие крыла. Он мчался ко мне, торопясь, задыхаясь, и рукав рубашки свешивался через край, как язык у запыхавшейся от долгого бега собаки.

В этот момент меня разбудил телефон.

—   Приезжайте немедленно! — кричал дежурный.— Он здесь!

—   Не могу понять, как это произошло,— огорченно сказал он, увидев меня.— Я уже почти держал его за ручку.

—   В Ташкент? — спросил я.

—   Сначала в Ташкент. А оттуда Бомбей — Синга­пур — Джакарта. У вас нет знакомых в Индонезии?

—   Ни одной живой души.

—   Я все думаю о вашем чемодане,— продолжал дежурный.— Раньше вы за ним ничего не замечали?

—   Нет. Мы были знакомы очень недолго.

—  У него не было каких-нибудь привычек, стран­ностей в поведении?

—   Не знаю.

—   Дело в том... Наша служба часто путает багаж, но чтоб до такой степени! По-моему, ваш чемодан... Как бы это объяснить... В общем, ему понравилось ле­тать. Что вы на это скажете?

Я хотел рассердиться, но мне стало жалко дежур­ного. Он был сутулый, тощий, немолодой. Семья, дети, ночные дежурства, срочные грузы, а он сходит с ума из-за какой-то коробки с тремя рубашками и электро­бритвой внутри.

—   Пусть летает, если ему это нравится,— привет­ливо сказал я.— У меня нет никаких претензий. Вы сделали все, что могли.

Ночью мне снова приснился мой чемодан. Он стоял в каком-то зарубежном аэропорту, под медленно вра­щающимися лопастями повисшего под потолком венти­лятора, у полированного барьера почты, и заполнял телеграфный бланк: «Буду пятницу рейсом Джакарта — Москва встречайте целую». Потом мне приснилось, как он летит над Гималаями, в лучах восходящего солнца, и его тень взбирается на вершины, скользит по голубым ледникам, по золоченым крышам буддийских храмов, падает в теплые сырые ущелья, полные цветущих трав; а в его приоткрывшемся чреве мерцают чешуйчатые бока ананасов.

Меня разбудил пронзительный телефонный звонок.

—   Не могу уснуть, хоть убей,— сказал дежурный.— Вообще не могу жить спокойно, пока он летает.

—   Надо лечиться,— рассвирепел я и швырнул трубку на рычаги.

В течение двух следующих недель я с утра до ночи восстанавливал утерянные бумаги. Начальник сжалился и выписал мне премию. Я купил на нее новую бритву и рубашки. Непонятное чувство удерживало меня от покупки чемодана.

Дежурный позвонил через месяц.

—   Я его нашел! — радостно сообщил он.

«Хорошо, что не разорился на новый чемодан»,—подумал я.

—   Везите.

—   Не могу! — засмеялся дежурный.— Он сейчас в Париже. Дело было так: из Джакарты его отправили обратно к нам, но самолет вынужденно сел в Калькутте. Там в эти дни шел ремонт багажного отделения, было много путаницы. Ваш чемодан попал на линию «Калькут­та — Стамбул — Женева», но в Стамбуле был ошибочно арестован по подозрению в перевозке наркотиков. На самом деле в нем оказалось золото в слитках. Золото турки реквизировали, а чемодан отправили нью-йоркским самолетом, но он застрял в Париже по причине заба­стовки. Сегодня утром забастовка кончилась, и вечером чемодан будет в Москве. Я лично вылетаю, чтобы встретить его в Шереметьеве. А оттуда ближайшим рейсом — к вам.

На следующий день, поздно вечером, ожил дверной звонок. На пороге стоял дежурный с чемоданом в ру­ках. Он прошел в комнату и поставил его на стол. Несколько минут мы молча разглядывали его. Потом я сказал:

—   Это не мой чемодан. Очень похож, но не он.

—   Вы его давно не видели,— объяснил дежурный.— Проще всего вскрыть и проверить.

Я открыл замки — ключ подошел — и распахнул крышку. Бритва, рубашки, деловые бумаги. Бритва в точности такая, какая была у меня, но не «Харьков», а «Филипс». Рубашки той же расцветки, только ярче. Деловая переписка по тем же вопросам, что и у меня, только бумаг раза в три меньше.

—   Понятно,— прошептал дежурный,— Он создал себе двойника и улизнул. Как у вас с деньгами?

—   Сколько вам?

—   Чем больше, тем лучше. Я беру отпуск за свой счет и отправляюсь в кругосветное путешествие. Он не будет летать! — сказал дежурный, и глаза его сверкнули запретительным красным огнем.

Шли дни, недели...

Однажды ночью в дверь позвонили. Рука у ночного гостя дрожала.

Я отворил. Это был дежурный, загоревший, небритый, смертельно уставший.

—   Помогите,— сказал он.

У меня тоже задрожали руки. Я с трудом отстегнул наручник, с помощью которого дежурный присоединил чемодан к запястью. Я всмотрелся: да, это был он. В неисчислимых царапинах и шрамах, с порыжевшими от ржавчины металлическими уголками, с облупив­шимся на замках никелем.

—   Подробности утром,— заплетающимся языком про­изнес дежурный, упал на пол и захрапел.

Я осторожно пронес чемодан в комнату и поставил его возле кровати.

«Все-таки отлетался,— подумал я.— Рано или поздно сказки спускаются с небес на землю».

В эту ночь сны мои были грустны и беспредметны. Призрачные струи и спирали пронизывали их, сгущалась темнота, гасли падучие звезды. Космический холод окутывал меня своим ледяным дыханием. Я подтянул колени к подбородку и, кажется, проснулся. Свежий ночной ветер дул в распахнутое настежь окно. Над кры­шами ползли черные косматые тучи, в разрыве между ними скользила багровая луна. Недоброе предчувствие пружиной выкинуло меня из постели.

Чемодана в комнате не было. На оконном стекле, прибитая порывом ветра, трепетала записка:

«Чемодан рожден длясчастья, как птица для полета. Пойми, я еще ни разу не был вАвстралии.Может быть, вернусь в понедельник.С уважением —твой чемодан».

На кухне похрапывал дежурный.

ВЫНУЖДЕННАЯ ПОСАДКА

Наш серебристый лайнер благополучно подлетал к аэропорту. Вдруг оба двигателя отказали, и мы на­чали падать. Если не принимать во внимание крики пассажиров, мы падали в полной тишине.

—   Спокойно, товарищи! — сказал я и посмотрел вниз. Справа и слева простирались бесконечные кварталы большого города, а прямо под нами неторопливо несла свои воды могучая река.

—   Внимание! — объявил я,— Принимаю решение садиться на поверхность реки.

Услышав мой уверенный голос, пассажиры потеряли сознание, и теперь уже в полной, без всяких оговорок, тишине наш серебристый лайнер врезался в спокойную поверхность реки. Вопреки моим опасениям он не утонул. Он нырнул до самого дна и вынырнул обратно. От удара пассажиры вернулись в сознание и начали аплодировать и смеяться. Кроме того, внезапно заработали оба дви­гателя, и наш самолет стремительно помчался по речной глади, оставляя сизый пенный след. Я быстро разобрался в новой обстановке, чисто интуитивно нащупал фарватер и повел самолет к ближайшей пристани.

Вскоре на берегу засверкали белоснежные строения речного вокзала. Я заложил глубокий вираж и четко пришвартовался к причальной стенке. При нашем появлении на пристань высыпали люди с узлами и чемо­данами. Потом появился человек в кителе. По его распо­ряжению нам подали трап. Пассажиры тепло поблаго­дарили меня и всю команду и дружно покинули самолет. Вслед за ними по трапу спустились мы. Человек в кителе загородил нам дорогу.

—   А вы куда, товарищи? — с удивлением спросил он.— У вас через десять минут рейс на Астрахань. Вот и пассажиры готовы.

У трапа уже толкалась шумная нетерпеливая очередь. Впереди всех стоял старичок с огромным арбузом в руках.

—   Категорически игнорирую ваше требование,— решительно заявил я.— Вверенный мне лайнер принадле­жит системе Аэрофлота.

—   Что с возу упало, то пропало,— сурово заметил человек в кителе,— С той минуты, как ваш самолет коснулся поверхности реки, он фактически превратился в плавающее приспособление, именуемое судном, а юри­дически перешел в систему нашего пароходства. И давайте не будем задерживать пассажиров.