Сожженные мосты - Александр Маркьянов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кто-то подбежал и не нему.
— Забираем!
Его потащили назад к вертолету…
— Беглеца… Беглеца… заберите.
Его не слышали…
В вертолете весь пол был залит кровью — его положили рядом с люком, и он увидел, как кто-то тащит Змиевского…
— Взлетаем! Взлетаем, браты!
Генерала Змиевского положили рядом с ним, он смотрел прямо на него, и в глазах его горел огонь.
— Це… Польска… не сгинела… — выдавил из себя он.
Вертолет оторвался от земли, покачиваясь, нехотя стал подниматься все выше и выше…
— Топлива на двадцать минут! — заорал казак, дежуривший у кабины — не долетим!
— Плевать! Сядем, помощь вызовем!
По вертолету барабанили пули, из пулемета и автоматов вниз били казаки. Кто-то вскрикнул раненый.
— Радио[602]…
Один из казаков повернулся.
— Тебе чего, пан?
— Радио… дай… — повторил граф Ежи.
Хорошо, что руки пока работают. И голова. Неужели — инвалидность?
Но и это — лучше чем бесчестие…
Граф с помощью казака включил рацию — она была выключена, чтобы не выдать себя обменом. По ней можно было говорить не используя рук…
— Нажми… три… три… нажми…
Хуже не будет…
— Вызываю Берзалой! — сказал граф, когда по сигналу в наушнике понял, что связь подключена, и особо не надеясь на успех — вызываю Берзалой…
— Кто вызывает Берзалой? — почти сразу отозвалась рация. Голос был гортанным, по-русски он говорил, съедая часть букв, как будто говорящий держал во рту горячий чай.
— Это Стрелец. Это Стрелец!
— Кто? Ты где взял позывной?
Граф Ежи не знал, что делать, он запаниковал, и начал шпарить открытым текстом. Удивительно — но чеченец, подполковник Мадаев поверил ему, несущему подозрительный бред.
— Я поляк! Был у вас в штабе перед заброской. Аслан! Меня должен знать Аслан!
— Помню тебя, абрек. Говори, чего хочешь?
— Это ты хочешь! Польского генерала пленить хочешь?
— Спрашиваешь, абрек. Дело…
— Ставлю рацию на прием! Прилетай и забирай!
— Ты где, абрек? Что с тобой…
— За линией… фронта… Нет времени… Прилетай — и забирай, дополковник.
Ничего больше не слушая, граф Ежи переключил рацию на сигнал, на передачу постоянного сигнала на одной частоте. Если он немного разбирался в людях — кавказский дополковник, у которого под рукой вертолеты, ничего не будет ждать и проверять — соберет команду и вылетит. На это — полчаса. Если они успешно сядут — то можно сказать спасены…
Тот же казак, который стрелял из пулемета, и который сейчас стоял у десантного люка закончил перезаряжать пулемет. Граф Ежи потом узнал, что его фамилия была Огнев.
— Прощайте, браты казаки! — выкрикнул он и бросился вниз. Высота была — не меньше пятидесяти метров.
— Стой!!! — заорал кто-то.
— Братуха!!!
— Назад!
Предатель… Сам решивший свою судьбу…
— Пустите!
— Осторожнее!
Сотник Велехов несмотря на тяжелое ранение и кое-как остановленное кровотечение — подобрался к блистеру, взглянул вниз. От машин, от стоящих цепочкой на дороге машин, не обращая внимания на жолнеров, на пули, к распластавшейся крестом на пшеничном поле фигурке бежал человек. Женщина.
Эмилия Кристич.
Сотник устало сполз на пол. Сил не было совсем.
— Что же ты наделал… братуха…
Примерно через две недели русские войска вышли на границы с Австро-Венгрией и Священной Римской Империей. Рокош второго года завершился. На польский трон, оставшийся вакантным, вступил Николай Третий.
Часть 6
До тех пор пока ты не принял окончательное решение, тебя будут мучить сомнения, ты будешь все время помнить о том, что есть шанс повернуть назад, и это не даст тебе работать эффективно. Но в тот момент, когда ты решишься полностью посвятить себя своему делу, провидение оказывается на твоей стороне. Начинают происходить такие вещи, которые не могли бы случиться при иных обстоятельствах… На что бы ты ни был способен, о чем бы ты ни мечтал, начни осуществлять это. Смелость придает человеку силу и даже магическую власть. Решайся!
Иоганн Вольфганг Гете29 июля 2002 года
Тегеран. Посольство Российской Империи
Воистину, дурак хуже предателя.
Потому что ни один предатель не додумается, ему просто в голову не придет натворить такое, что может натворить самый обыкновенный дурак.
Когда я учился в училище, в числе прочего нам преподавали тактику. Поскольку училище было морское, Нахимовское — нам преподавали морскую тактику. Компьютеров и симуляторов виртуальной реальности, позволяющих учить капитанов в пределах учебного класса[603] — тогда еще не было, разыгрывали по картам и схемам. А потом еще и дед, когда у него было время — проверял мои домашние задания. И тогда-то он нередко безжалостно перечеркивал своим капитанским красным карандашом результаты моих экзерциций и говорил: проще надо. Проще! Не выдумывай! Чем проще план, тем меньше вероятности, что что-то пойдет не так. План должен быть неожиданным для противника — и в то же время простым. Не пытайся разыгрывать большие многоходовки и подражать великим флотоводцам прошлого — то, что у них получилось, могло получиться лишь по случайности. Один дурак на мостике, один неправильно понятый приказ — и все пойдет кувырком. Защищайся от дурака, отдавай такие приказы, которые невозможно понять неправильно.
Кстати, нередко за те задачи, за которые дед ставил мне пятерку — в училище их взвешивали на трояк.
Повезло мне даже больше, чем я рассчитывал — вместо дороги к посольству я выскочил к тому месту, где стояли наши машины, машины дипломатического корпуса. На улицах был полный бардак, в нескольких местах уже стреляли, я заметил, что торговцы поспешно закрывают лавки и магазины ставнями — это был совсем плохой симптом. Торговцы в странах Востока — это самый чувствительный барометр состояния общества.
Стрельба усиливалась…
Кое-кто из дипломатов уже был на стоянке, кого-то не было. Заметив меня, из машины выскочил Вали, он сидел так, как я ему и приказал — не открывая ни дверей, ни окон. Машина бронированная, но если водитель не проявляет должной осторожности — бросить гранату в открытое окно машины проще простого…
— Помоги…
Вместе мы уложили принца на заднее сидение Руссо-Балта — хоть какая-то защита.
— Поехали в посольство! Быстрее, надо успеть, Вали! Надо успеть!
Вали засигналил, стуча кулаком по старомодной кнопке клаксона, прорываясь с переполненной стоянки.
— Что произошло, эфенди Искандер?
— Там, у нас, на заднем сидении — новый шахиншах Ирана.
Это была первая моя глупость — возможно, самая страшная из всех проявленных мною за день. Из-за нервов, из-за произошедшего я утратил контроль над ситуацией, забыл одну простую истину — кругом враги. Просто, когда какой-то человек находится рядом с тобой длительное время, помогает тебе — ты начинаешь воспринимать его как «своего» — такова особенность человеческой психики. Человек вообще всех людей, окружающих его, подсознательно делит на «своих» и «чужих». И не всегда это деление правильно.
Так что шахиншах Хусейн Хоссейни правил своей страной всего лишь двадцать семь минут, в то время как его отец — больше двадцати лет.
— Вай… — Вали покачал головой.
— Надо прорываться к посольству. Поезжай как можно быстрее.
— Слушаюсь, эфенди-Искандер.
Между передними сидениями Руссо-Балта был установлен телефон, верней даже не телефон, а аппарат транковой связи. Примерно прикинув, что надо делать в первую очередь, я телефонировал по общему номеру посольства.
— Посольство Российской империи, слушаю вас…
Голос был женским. Даму звали Мария, она сидела на коммутаторе и решала все входящие вопросы и телефонные звонки, причем делала это быстро и четко. Без нее — посольство потеряло бы примерно тридцать процентов эффективности своей работы, воцарился бы самый настоящий бардак. Слушая ее ангельский голос в трубке, можно было много чего вообразить, но когда я первый раз увидел ее лично — пришел в ужас. Все-таки сто десять килограммов при ста семидесяти сантиметрах роста… это сильно. Но все же дамой она была веселой, неунывающей, и вклад в общую работу вносила громадный.
— Мария, это я… Дай мне ноль-один-ноль. И распорядись, чтобы немедленно заперли ворота посольства, а все гражданские вернулись в «Зеленую зону». Закройте консульский отдел, всем русским, кто к вам обращается, предлагайте немедленно покинуть страну. При необходимости — оказывайте возможную помощь.
— Хорошо, ваше превосходительство — Мария не стала проявлять обычное женское любопытство и задавать вопросы, на которые я не имел ответа.