Сожженные мосты - Александр Маркьянов

Гулко, во весь голос саданул пулемет…

— Ни стрелячь!

— Сотник, прикрывай справа! — заорал граф Ежи во весь голос.

Тот, кто подкрался бы к машине с правой стороны и догадался бы упасть на землю — имел бы возможность расстрелять обоих в спину. Правда, и он бы выстрелить — наверняка успел бы…

— Прикрываю!

— Кричи, я генерал Змиевский, не стрелять! Если они не поверят, подохнешь первым.

— Ни стрелячь! И огольне Зимиевски, ни стрелячь!

Граф Ежи увидел, как колыхнулась рожь, кто-то попытался рискнуть — только попытался — и он, прикрываясь телом генерала, послал туда пулю.

— Я его убью! Убью! Не подходить!

Поляки сгруппировались у кромки поля — но сделать рывок и перебраться к машинах не осмеливались. Из тех, кто был у самих машин, четверо были убиты, кто-то побежал в поле, кто-то — запрыгнул в кузов машины…

Снова ударил пулемет, прочесывая рожь.

— Отпусти. Отпусти и уходи, клянусь честью — пропустим — сказал Змиевский.

— Не клянись. Нет у тебя чести. Ты убил отца!

— Кто тебе это сказал? Ты откуда? Тебя послали сюда за мной?

— Замолчи! Молчать!

— Кто это был? Рихтер? Кордава? Замойский? Бережков? Ты не знаешь, что ты делаешь. Они просто сводят счеты, понимаешь? Просто сводят счеты. Тебя послали сюда на смерть.

— Молчать! Молчать, застрелю!

Поручик понял, что надо что-то делать. Нельзя просто так лежать до скончания века, рано или поздно поляки что-то придумают — или просто решатся на отчаянный, чисто польский шаг и попытаются освободить Змиевского.

Граф нащупал в кармане веревку — ее. просто удобно свернутую он положило в карман по совету Аслана. Достал, пропустил конец за пояс генеральской формы. Змиевский даже не пытался высвободиться — понимал, что не успеет.

— Зачем тебе это… Ты же поляк… против народа идешь…

— Молчи… Молчи, тварь не тебе говорить про Польшу! У меня граната. Если меня и замордуют — она все равно взорвется, убежать не успеешь. Пошел! Встаешь и остаешься на месте! Ну, пошел тварь!

Сотник тоже решил, что должен что-то делать. Он лежал очень неудобно — так, что не мог видеть происходящее, и что бы видеть, ему надо было повернуться. Но повернуться, не вылезая из-под машины было невозможно, и поэтому он просто решил ползти назад, лежа на спине. Он не мог видеть, куда он ползет — но он хотя бы мог выползти и встать в промежутке между машинами, он хоть небольшой, но был, и встать там можно было.

Так он и пополз, еле протискиваясь под массивными мостами машины. В ногах, там где был этот польский придурок, решивший поиграть в героя, кто-то шевелился, довольно шумно — может быть этот поручик решился выползти из-под машины, может еще что. Но он полз, полз… и увидел, случайно увидел — массивная рама АМО все же позволила увидеть стрелка-снайпера, спрятавшегося там, где должны быть два запасных колеса, между кабиной и грузовой платформой машины… Сотник уже перезарядил пистолет-пулемет, в нем был свежий магазин… а стрелок настолько сосредоточился на возможности подстрелить того, кто захватил в заложники их генерала — собрался стрелять либо поверх кабины либо даже через ее стекла — что не услышал шума у себя под ногами, не увидел высунувшуюся руку со стволом…

— Стой!

Граф Ежи, держа генерала на поводке, осторожно выбирался из-под машины, в каждую минуту ожидая выстрела.

— Не поворачиваться! Смотреть в поле!

— Это не я штаб взорвал! Не я, поверь!

— Ты, ты. Ты и Ковальчека убил. Эти — знают?

— Тебе глупость сказали. Они там в штабе зажирели, ничего не делают. Им козел отпущения нужен, вот они тебе и наговорили…

Граф Ежи наконец-то сумел встать. Винтовка — длинная, пусть и со сложенным прикладом — очень мешалась.

— Сейчас вертолет приземлится. Садись и улетай.

Вертолет действительно приближался, было слышно.

— Ты так ничего и не понял, Збаражский. Ты хоть и шляхтич — а все равно мразь. Мне без тебя жизни теперь нет. Знаешь поговорку японскую — бесчестье подобно шраму на дереве, с каждым годом все толще.

— Кретин!

— Нет… Это ты дурак. Но я тебе в одном клянусь… пошел! вот так… стой…пусть тебя судят, я тебя сдам в штаб и пусть тебя судят. Пусть все узнают, какая ты…

Что-то с шумом упало, граф дернул генерала, прикрываясь им — стрелок с автоматом вывалился откуда-то из-за соседней машины, как мешок упал на дорогу и замер.

— Видишь? Убьют дурака…

Под ногами шумно завозились…

— Сотник?

— Не стреляй!

— Здесь вертолет!

— Слышу… Не стреляй…

Сотнику, наконец, удалось вылезти из-под этих проклятых машин. Не все было плохо — у него был пулемет, в котором он сразу сменил магазин, и у них был заложник. Его, правда, пристрелят сразу — заложник был один на двоих.

Поляки сделали то, что пришло им в голову — выстроившись полукругом вокруг машин, они взяли их на прицел. Публика было разношерстная, кто-то в гражданском и с ружьями и карабинами кто-то с автоматами. Но все искупалось численностью — сорок человек, только с этой стороны, значит и с той столько же…

Велехов шагнул в сторону, чтобы прикрыть ноги мощными колесами. Теперь если кто сверху подберется… но он услышит.

— Геликоптер!

В голосе поляка слышалась паника, пусть и скрываемая.

— Ты вызвал?

— Нет, это чужой.

Сотник перебежал к третьей в колонне машине, открыл дверь со стороны пассажира. Водитель, с глазами, круглыми от страха целился в него из пистолета.

— Пошел, пан! Беги, стрелять не буду.

Они с паном посмотрели друг другу в глаза, потом пан, не сводя с него ствола, вслепую нащупал ручку двери, открыл ее и вывалился из машины.

Вот в этом — и разница между нами и поляками…

Ключ — на месте, ключ поляк оставил, не догадался выдернуть. Захлопнув дверь, сотник повернул ключ, выжал сцепление — и мотор отозвался ровным, глухим гулом…

Сотник подал машину вперед, уперся бампером во впереди стоящую машину, аккуратно нажал на газ — и впереди стоящая машина поползла вперед…

Вот похоже и все… Ловите конский топот…

Ревел мотор, машина ползла вперед, толкая перед собой еще две. Вертолет уже сел метрах в трехстах от колонны…

— Садись! Садись, говорю!

— Вертолет!

Сотник пригибался к рулю, делал все, что возможно, чтобы не стать легкой добычей для снайпера.

— Давай в машину!

— Там казаки…

Велехов глянул — и захолонуло сердце. Там и в самом деле были казаки — их выводили из вертолета…

— Садись, пся крев!

Польское ругательство, произнесенное русским казаком, подействовало на молодого графа — он дернулся, схватился рукой за кронштейн зеркала и задом. не поворачиваясь, начал подниматься в машину. И в этот момент громыхнул выстрел! Кто-то все же решился — заскочил в кузов, пока машина двигалась, подкрался и выстрелил по кабине, прорезав брезент тента и целясь наугад по водителю. Но видимо Бог был на стороне казаков в этот день…

Сотник как раз выворачивал руль, когда осыпалось заднее стекло, по плечу словно хватило кувалдой, потемнело от боли в глазах. Взревев, он рванул здоровой рукой руль, со всей дури нажал на газ — и АМО попер, как стронутый с места загонщиками кабан, таранным бампером он, своротив впереди стоящую машину, в мгновение ока пересек неширокую дорогу и рухнул передним мостом в кювет, распугивая поляков. Стрелок в кузове успел выстрелить еще раз — но промахнулся и промахнулся сильно. Пуля прошла по центру кабины, никого не задев, разбила лобовое стекло и вылетела.

Канава не остановила тяжелый армейский вездеход — своротив бампером эскарп[594], машина вырвалась на свободу. Дверь со стороны пассажира была открыла, держа изо всех сил веревку, граф Комаровский не давал вывалиться из машины Змиевскому. Тот вяло трепыхался…

Кто-то их обстрелял — но пули лишь щелкнули по кузову вездехода. Армейская машина, даже небронированная конструировалась так, что автоматной очередью ее было не остановить…

У Велехова в глазах темнело от боли но он, удерживая рвущуюся из рук баранку правил прямо на вертолет. Разбегались, беспорядочно стреляли, в основном вслед уходящей машине польские жолнеры.

Ловите конский топот…

Улучив момент граф Ежи — он видел, что произошло в машине — повернулся и четырежды выстрелил из пистолета в заднюю стенку кабины, чтобы если и не поразить, то напугать стрелка в кузове и не дать ему прицельно стрелять.

В вертолете началась свалка…

Вертолет — гражданский С3, спешно переоборудованный в военный — поставили два обычных ПК — грузно плыл над перелесками. От грохота винтов — в примитивном салоне не было никакой шумоизоляции, это был вертолет лесничества — было совершенно невозможно разговаривать, если только кричать…