Достоевский. Энциклопедия - Николай Николаевич Наседкин

невозможно в письме, особенно с Вами <…>. Вы так умны, что мы не решим подобного спорного пункта и в ста письмах, а только себя изломаем. Скажу Вам, что я и от других евреев уже получал в этом роде заметки. Особенно получил недавно одно идеальное благородное письмо от одной еврейки [Т. В. Брауде], подписавшейся, тоже с горькими упрёками. Я думаю, я напишу по поводу этих укоров от евреев несколько строк в февральском “Дневнике” <…>. Теперь же Вам скажу, что я вовсе не враг евреев и никогда им не был. Но уже 40-вековое, как Вы говорите, их существование доказывает, что это племя имеет чрезвычайно сильную жизненную силу, которая не могла, в продолжение всей истории, не формулироваться в разные status in statu. Сильнейший status in statu бесспорен и у наших русских евреев. А если так, то как же они могут не стать хоть отчасти, в разлад с корнем нации, с племенем русским? Вы указываете на интеллигенцию еврейскую, но ведь Вы тоже интеллигенция, а посмотрите, как Вы ненавидите русских, и именно потому только, что Вы еврей, хотя бы интеллигентный. В Вашем 2-м письме есть несколько строк о нравственном и религиозном сознании 60 миллионов русского народа. Это слова ужасной ненависти, именно ненависти, потому что Вы <…> в этом смысле (то есть в вопросе, в какой доле и силе русский простолюдин есть христианин) — Вы в высшей степени некомпетентны судить. Я бы никогда не сказал так о евреях, как Вы о русских. Я все мои 50 лет жизни видел, что евреи, добрые и злые, даже и за стол сесть не захотят с русскими, а русский не побрезгает сесть с ними. Кто же кого ненавидит? Кто к кому нетерпим? И что за идея, что евреи — нация униженная и оскорбленная. Напротив, это русские унижены перед евреями <…>. Но оставим, тема длинная. Врагом же я евреев не был. У меня есть знакомые евреи, есть еврейки, приходящие и теперь ко мне за советами по разным предметам, а они читают “Дневник писателя”, и хоть щекотливые, как все евреи за еврейство, но мне не враги, а, напротив, приходят…»

Достоевский не случайно нашёл время и силы на это длинное письмо. Оно стало как бы репетицией, как бы черновиком к серьёзному объяснению с читателями ДП по еврейскому вопросу. Писателя-гуманиста, конечно, волновало то, как относится к нему студенческая молодежь, интеллигенция, вся читающая Россия. Титло «мракобеса», «шовиниста» носить ему отнюдь не хотелось. Но и убеждений своих он изменить был не в силах, кривить душой не хотел — он всегда писал и говорил только то, что думал. И вот в письме к Ковнеру Достоевский поставил перед собою труднейшую задачу: убедить еврея, что он, Достоевский, никогда не был врагом евреев, что его просто не совсем правильно понимают. Создав письмо-черновик, писатель написал, наконец, и «несколько строк» по этому капитальному вопросу для широкой публики, которые заняли всю 2-ю главу номера в мартовском выпуске «Дневника писателя» за 1877 г. и ключевую подглавку этой главы Достоевский так и назвал — «Еврейский вопрос».

Ковригин Николай Никифорович

(1809–1863)

Полковник корпуса горных инженеров, главный смотритель рудников Змеиногорского края, с 1854 г. горный ревизор при военном губернаторе Западной Сибири; знакомый Достоевского по Семипалатинску. В письме к А. Е. Врангелю от 21 декабря 1856 г. Достоевский сообщает, что с Ковригиным они «в последнее время сошлись очень хорошо». Именно Ковригин одолжил Достоевскому перед свадьбой с М. Д. Исаевой столь необходимые 600 рублей серебром. С этим займом произошла не совсем понятная история: сообщая тому же Врангелю (25 янв. 1857 г.), что Ковригин по первому требованию дал эти 600 руб., Достоевский добавляет: «Я взял с условием воротить не ранее как через год. Он просил не беспокоить себя. Это благороднейший человек!..» О том же самом он пишет и сестре В. М. Достоевской (Карепиной) 23 февраля 1857 г.: «Он дал мне денег почти без срока…» А через полгода (3 ноября 1857 г.) в письме к брату М. М. Достоевскому вдруг сообщает: «А между тем всего только три месяца после моей свадьбы господин, давший мне денег, начал напоминать о них. Это меня удивило; я именно говорил ему: “Если можете ждать год на мне, то дайте, если же не можете, не давайте”. В ответ он именно сказал: “Хоть два года”. Я поспешил дать ему заёмное письмо, сроком до 1-го января наступающего года. Я надеялся получить деньги за роман. Теперь все надежды рушились; по крайней мере рушились на 1-е января. Между прочим, этот господин женился, неизвестно за что на меня сердится и — тут началась такая история, что я и не рад, что связался. Всё деликатно — но я знаю, что он намерен к 1-му января протестовать…»

Кожанчиков Дмитрий Ефимович

(1820–1877)

Издатель, книгопродавец. В книжном магазине Кожанчикова продавались «Бесы», «Идиот», «Записки из Мёртвого дома». В своих «Воспоминаниях» А. Г. Достоевская пишет о приезде в их дом Кожанчикова для покупки их собственного издания «Бесов»: «Но торжество моё было полное, когда к нам приехал книгопродавец Кожанчиков и предложил купить сразу триста экземпляров на векселя на четырехмесячный срок. Уступку просил ту же, то есть тридцать процентов. Предложение Кожанчикова было заманчиво, так как он брал для провинции и, следовательно, не мешал нашей городской торговле. <…> Кожанчиков (как опытный коммерсант, всегда имевший при себе вексельные бланки) тотчас написал нам три векселя на семьсот тридцать пять рублей, а Фёдор Михайлович выдал ему записку для получения книг из типографии…»

Известны 3 письма Кожанчикова к Достоевскому.

Козлов Павел Алексеевич

(1841–1891)

Поэт, переводчик; муж О. А. Козловой. Достоевский познакомился с ним, скорее всего, после возвращения из-за границы в 1871 г. Козлов печатался в 1873–1874 гг. в «Гражданине». В 1875 г. Козлов намеревался выпустить «Литературный сборник», в котором он наряду с И. А. Гончаровым, И. С. Тургеневым и другими известными писателями пригласил к участию и Достоевского. Он ответил согласием и обещал в письме от 1 марта 1875 г. после окончания работы над «Подростком» «доставить что-нибудь непременно». Судя по заметкам в рабочей тетради той поры, писатель действительно собирался что-то написать «для Козлова», но и времени не хватило, и сборник не состоялся.

Козлова Ольга Александровна

(урожд. Барышникова)

Жена П. А. Козлова. Достоевский познакомился с ней и её мужем, вероятно, после возвращения из-за границы в 1871 г. Именно в альбом Козловой он написал 31 января 1873 г. замечательный экспромт о своём жизнелюбии, заканчивающийся строками: «В то же время, несмотря на все утраты, я люблю жизнь горячо; люблю жизнь для жизни, и, серьёзно,