Warhammer 40000: Ересь Хоруса. Омнибус. Том I - Дэн Абнетт

— Дурак! Ты что, решил, что эльдары — безмозглые тупицы?! Обернись!

Немедленно развернувшись, Феникс понял, о чем предупреждал внутренний голос. Огненное копье, извернувшись в воздухе подобно змее, описало изящную дугу и вновь нацелилось на него. Оно выло и ревело в полете, подобно всепланетному лесному пожару или извержению тысячи вулканов. Широким взмахом меча Фулгрим отразил пылающую смерть, но её пламя успело опалить его лицо и поджечь прекрасные белые косицы.

Свободной рукой Примарх сбил пламя с волос и с вызовом поднял меч.

— Почему ты не хочешь сразиться со мной в честном поединке? Неужели трусость заставляет тебя держаться поодаль?

Чудовищное железное создание одним движением выхватило из воздуха огненное копье и молча направил его в сердце Примарха, из щелей, заменявших ему глаза и рот, повалил черный дым и посыпались угли.

Фулгрим лишь оскалился в ответ, чувствуя, что в каждой частичке его существа пульсирует боевой задор и жажда сражения. Перед ним возвышался враг, который действительно был достоин Примарха Детей Императора, который заставит его продемонстрировать свое совершенство и бросить ему вызов. Ни лаэране, ни флотоводцы Диаспорекса, ни зеленокожие дикари — никто и в малой доли не походил на эльдарского бога по силе и мощи.

Лишь он, чудовищное воплощение ненависти умирающей расы, несущий её живое сердце в своей железной груди, может сравниться с сыном Императора. Его не запутать и не вывести из себя мелкими оскорблениями и подколками. Этот монстр — истинный воин, живущий ради одной-единственной цели — уничтожения врагов своего народа.

Только это слегка коробило Фулгрима в своем противнике — ведь он всегда считал жизнь и смерть ничем иным, кроме как бесконечной цепью чувств, эмоций и наслаждений. Если не испытывать их, к чему тогда вообще жить?

Дикое, безумное ликование заполнило тело примарха, все его чувства словно усилились в тысячи раз. Он ощущал каждое движение ветра, развевающего опаленные волосы и порванную одежду, безумный жар существа, стоящего перед ним, прохладу вечернего воздуха, мягкость травы под ногами и резкий запах её сока.

Он был жив! Он был полон сил!

— Иди ко мне, — зарычал Фулгрим. — Иди и умри!

Боги вновь бросились навстречу друг другу, Феникс ударил сверху вниз, отбив раскаленное оружие железного монстра, которое из копья превратилось в огромный меч. Оба клинка столкнулись, издав чудовищный звон, разнесшийся далеко за пределы реального мира и стихший в краях, незримых для пяти человеческих чувств. Вспышка не-света, сопроводившая удар, на миг ослепила всех, кто видел её. Ревущий бог эльдаров оправился первым и вновь взмахнул огненным мечом, пытаюсь снести голову Примарха.

Нырнув под пылающую дугу, Фулгрим ударил крепко сжатым кулаком в живот чудовища, но лишь отбил костяшки пальцев о металл, а обожженная кожа пошла пузырями. Хохоча от боли, Феникс отразил мечом новый смертоносный выпад, направленный ему в пах.

Эльдарский бог нападал с дикой, древней яростью, его удары направляла ненависть к чужаку и наслаждение обретенной свободой. Пламя озаряло его тело, и густые клубы дыма, перемешанного с пеплом, окутывали сражавшихся. Серебряный меч и огненный клинок сталкивались и отражались со страшным грохотом, неспособные поразить равных по умению врагов.

Фулгрим почувствовал, как внутри него закипает гнев. Враг, которого он едва не принял за равного себе, оказался неспособным ни на что, кроме безмозглых прямолинейных атак, рассчитанных на грубую силу. Металлическая тварь могла лишь сражаться и убивать, для нее ничего не значили искусство и культура, красота и изящество. Такое ограниченное ничтожество не имеет права на существование!

Как только эта мысль пришла в голову Примарха, его тело наполнилось новой энергией, рука сжала меч с невероятной силой и боль окончательно обратилась наслаждением.

На долю секунды он прислушался к звукам кипящей вокруг битвы: болтерные очереди, свист бритвенно-острых дисков, заунывные крики, подобные воплям легендарных призраков-баньши. Они доносились словно бы из звездной дали, и Фулгрим тут же выбросил их из головы, слишком занятый своим главным врагом. Меч Примарха засверкал серебряным огнем, потоки света и разряды неведомой энергии заструились по клинку, и Феникс бросился в атаку, сопровождая каждый удар криком блаженства. Пурпурный блеск камня ещё усилился, и в какой-то момент Фулгрим заметил, что огненный взгляд эльдарского чудовища постоянно следит за ним.

Безумная мысль полыхнула в мозгу Примарха, и, несмотря на тут же возникшие десятки аргументов против неё, это, похоже, был единственный способ быстро одолеть врага. Подступив вплотную к пылающему гиганту, Примарх внезапно подкинул свой меч высоко в воздух.

Эльдарский бог немедленно отступил назад, горящие угли его глаз замерли, следя за крутящимся в воздуже клинком. Отведя назад руку с оружием, вновь принявшим форму копья, он приготовился отправить его в полет, целясь в меч Фулгрима, но не успел. Феникс подскочил к нему и нанес страшный боковой удар в лицо.

Примарх вложил в него всю свою силу и ярость, и сопроводил столь громогласным ревом ненависти, что заглушил все прочие звуки битвы.

Металл треснул и язык красного пламени вырвался из разбитой головы чудовища, когда кулак Фулгрима насквозь пробил его шлем и проник в расправленное нутро железного черепа. Примарх закричал от боли и наслаждения, поняв, что рука прошла насквозь, расколов затылок Кроваворукого Бога.

Раненный гигант покачнулся, его череп превратился в пылающую груду обломков металла. Всполохи освобожденного огня рвались из-под шлема, и раскаленные потоки крови подобно фосфору стекали по железной коже. Фулгрим на миг ощутил чудовищную боль в полусожженной руке, но тут же подавил её страшным усилием воли и, вновь подступив к врагу, что было сил, обхватил его шею.

Жар пылающей железной кожи нестерпимо обжигал искалеченную плоть Примарха, но Феникс не чувствовал боли, целиком отдавшись борьбе с врагом. Лепестки алого огня вылетали из ран на лице эльдарского бога, унося с собой ярость и злобу его создателей. За ними уходили тяжкие дуновения, несущие в себе память об эпохах похоти и наслаждений, и, наконец, саднящая грусть, смешанная с жалостью к самим себе.

Руки Фулгрима почернели, но жизнь неотвратимо уходила из тела его врага, темный металл потрескивал, и в этом звуке слышались последние вздохи умирающей души. Ещё усилив хватку, Примарх заставил погибающего монстра рухнуть на колени. Смеясь, напрочь забыв о боли, он с наслаждением всматривался в угасающие глаза бога эльдаров, испытывая непередаваемый восторг от сознания того, что сейчас, в эту секунду, столь могучее творение принимает смерть от его рук.

В воздухе послышался низкий шум, подобный надвигающейся буре, и Фулгрим, на миг оторвав взгляд от своей жертвы, взглянул в ночное небо. Он увидел, где рождается этот могучий звук, и, отпустив поверженного монстра, воздел обугленные руки ввысь. Над головой Примарха, закладывая изящный вираж, пронеслась «Огненная Птица», ведущая за собой стаю «Штормбёрдов» и «Тандерхоков».

Вновь опустив глаза к телу поверженного чудовища, Феникс успел лишь понять, что оно умерло окончательно. И в тот же миг ослепительный свет и невыносимый, грохочущий шум вырвались из железного тела, словно рядом с Примархом родилась сверхновая звезда. Пламя смерти эльдарского бога вознеслось к небесам, и его останки разлетелись градом раскаленного металла и расплавленного железа. Силой взрыва Фулгрима подбросило высоко в воздух, и он почувствовал, как исходящая от поверженного создания сила скользит по его доспехам и проникает сквозь кожу.

Освобожденная сущность божества окружила его, наделяя памятью и знанием миллионов веков. Он видел гигантскую воронку в черноте космоса, поглощающую звезды и планеты, гибель целой расы и рождение великого и страшного бога, Темного Принца страданий и наслаждений.

Имя явилось ему из мрачной пустоты минувшего, кровавых колыбельных и бессловесных воплей, запретных чувств, родивших самый ужасный и пронзительный крик новорожденного, провозгласившего себя и свою суть одним кратким словом… СЛААНЕШ!

Слаанеш! Слаанеш! Слаанеш! Слаанеш! Слаанеш! Слаанеш!

Услышав имя и повторив его, Фулгрим рухнул наземь и улыбнулся разбитыми и сожженными губами, видя, как Дети Императора, несомые крыльями огня, сходят на поверхность Тарсуса. Он лежал, одинокий, обессилевший, с переломанными костями и страшными ожогами, но живой! О, какой же он был живой! Чьи-то руки ощупывали его тело, чьи-то голоса обращались к нему, моля отозваться, но он не обращал на них внимания, охваченный вдруг невыносимой беспокойной тоской — он же потерял свой меч!