Солнце в зените - Шэрон Кей Пенман

другая женщина, само собой, согласилась бы еще несколько месяцев тому назад, прежде всего, чтобы не подвергать бытовым неудобствам убежища девочек. Но Елизавета во главу угла ставила сначала себя. От последней мысли Анна почувствовала приступ угрызений совести, понимая, что следует больше сочувствовать женщине, страдающей от самого опустошающего душу, из всех возможных, горя. Во имя Пресвятой Матери Божьей, что может оказаться чудовищней, чем потеря лелеемого ребенка? Разумеется, даже такая эгоистичная дама, как Елизавета, должна была любить сыновей.

Господи, но что же задерживает Ричарда? Хвала Всемилостивому Богу, они скоро отправятся на север. Всего лишь двенадцать дней, двенадцать бесконечных дней, и они оставят Лондон с его бедами за спиной, снова вдыхая чистый и сладковатый воздух, в котором отсутствуют дым, сажа и невысказанные подозрения. Замечательный неспешный путь на север, через Кембридж, Ноттингем и Понтефракт, где их будет ждать Нед, а затем - в Йорк. Вероятно, даже домой - в Миддлхэм - на время...

Ричард скользнул в кровать, растирая кожу после ее соприкосновения с ледяными простынями. Но потом он ощутил на себе руки Анны, близость прильнувшего к нему мягкого и теплого тела жены, и благодарно окунулся в ласки, в переплетение ног и тел, соответствующих друг другу в такой совершенной физической гармонии, что даже сейчас, спустя много лет, это продолжало восприниматься само собой разумеющимся. Ее волосы лежали свободно, укрывая их обоих и щекотя его спину и шею. Ричард легонько подвинулся в попытке отыскать губы Анны.

'Тебе не следовало дожидаться меня, красавица моя, не до такого позднего часа, как теперь'.

'Просто цени дарованное тебе', - прошептала Анна, чувствуя, как находящийся рядом с ее его рот изогнулся в мимолетной улыбке.

'Ты мне, действительно, дарована свыше, и если бы этой ночью я не увидел тебя вот так меня ожидающую...'

'Тихо, любимый', - промурлыкала она. 'Не сейчас. Не сейчас...'

Но это не стало для них удовлетворительным настолько, насколько Анна могла надеяться. Ричард оказался слишком напряжен, так целиком и не растворившись в радостях близости, которые она старалась ему подарить, и, хотя он и достиг физического облегчения, однако, его супруга понимала, - заботы, привнесенные им в постель, имели для него в данный момент значение не меньшее, чем накануне занятия любовью. Какое-то время они лежали в тишине, дыша в замедленном согласии, но еще не желая друг друга отпускать, и Анна спрашивала себя, не лучшую ли услугу она окажет его нуждам, продолжая молчать.

'В чем дело, Ричард? Опять Елизавета?'

'Елизавета - как всегда', - поправил он ее мрачно, и Анна впервые осознала, как сильно Ричард зол на самом деле.

'Разумеется, твоего предложения она не отвергла?'

'Нет... не совсем так. Но передала мне послание через Джека Говарда. Попросила сказать, что не будет иметь дела с посредниками. 'Объясните ему', - произнесла она, - 'если он желает выхода из убежища своих племянниц так пылко, то может чертовски просто нанести визит лично''.

Бесс стояла у одного из выходящих на восток окон в трапезной аббата Эстини и смотрела на внутренний двор. Ранним вечером землю припорошил легкий снег, и она думала, что еще можно попробовать понаблюдать за парящими вниз хлопьями, но для точной в этом уверенности было слишком темно. Бесс уже поворачивалась, когда ее взгляд привлек янтарный свет, и, прижав к стеклу нос, она различила фигуру человека, покидающего ведущие к монастырю галереи. При пересечении им двора лицо посетителя озарил свет из фонаря, и Бесс узнала сэра Роберта Брэкенбери.

В последние восемь недель Брэкенбери часто приходил в дом аббата, проводя часы в разговорах с Бесс и Сесилией, и если он не мог утолить их горя, то, по крайней мере, приложил достаточно сил, дабы попытаться это сделать, за что старшая из девушек испытывала к нему сильную благодарность. Но в такое позднее время он раньше никогда не появлялся. Прежде чем сэр Роберт достиг ступеней, Бесс распахнула дверь и быстро ввела его в комнату.

'Сэр Роберт, в чем дело? Что-то случилось?'

Он удивленно покачал головой. 'Нет, все в порядке. Я здесь, чтобы сопроводить вашу госпожу матушку. Король ожидает ее сейчас в стенах аббатства, как и было согласованно, и я...Вы не знали? Она вам не рассказала?'

'Дядя? Здесь? Нет...Мама мне ничего не сказала'. Бесс чувствовала слишком мощное потрясение, чтобы цепляться за гордость или даже за обиду, что мать сокрыла от нее эту встречу.

'Сэр Роберт...не ходите к матушке прямо сейчас. Не могли бы вы немного повременить? Не могли бы вы уделить мне данные минуты?'

'Моя госпожа...если бы мог, то так бы и поступил. Но Его Королевская Милость ждет вашу матушку уже сейчас. Если я промедлю...'

Бесс потянулась и накрыла его ладонь своею. 'Две недели тому назад я отпраздновала мой восемнадцатый день рождения', - тихо произнесла она. 'На протяжении семнадцати из прошедших лет мне было даровано право приказывать. Сегодня я в силах только просить, только умолять вас, сэр Роберт. Сделайте это для меня...пожалуйста'.

Часовня Святого Эдуарда Исповедника находилась в восточной стороне от главного престола. Она представляла собой самую почитаемую часть аббатства. Именно здесь, перед золотой гробницей короля одиннадцатого столетия, канонизированного как святого, Ричард и Анна в день своей коронации преклонили колени и совершили подношения. Тут также располагались могилы давно ушедших монархов из английской династии Плантагенетов. Не менее пяти королей и четырех королев были упокоены в затемненном великолепии часовни Святого Эдуарда Исповедника, и сейчас Ричард обнаружил, что остался с мертвецами своего дома наедине.

Царила пугающая полнотой тишина, единственным освещением являлось неустойчивое мерцание монаршего факела. Ричард нашел для него стенной подсвечник, откуда тот бросал приглушенные блики на окружающие тени, проливающиеся красноватым заревом на мерцающие мраморные памятники и на изображения из алебастра и золота. Если бы зависело от него, Ричард бы этого места не выбрал, в данный миг он жалел, что не настоял на иной площадке для встречи, на которую взирал с такой неохотой.

Чувствующий себя не в своей тарелке и не желающий этого признавать, Ричард стянул перчатки и принялся беспокойно расхаживать без единой на то причины, кроме как чтобы скоротать время. Перед ним находились монумент и