Мир Дому. Трилогия (СИ) - Шабалов Денис

Все эти слухи очень сильно влияют на настроения номеров. Постепенно они становятся все менее управляемыми. Ненависть и агрессия смешиваются с надеждой – и рождают абсолютно взрывоопасную смесь. Смесь самоубийственной непокорности и готовности к переменам. Обстановка еще не накалена – но ветерок уже вдувает в мозги тысяч и тысяч народа свободолюбивые мысли. Каждый из нас скопил бездну ненависти за свою жизнь – и эта ненависть требует чужой крови и пренебрежительна к своей.

Все эти слухи очень сильно влияют на капо. В их среде настроения самые разные: от откровенной злобы, когда они срываются на каждый косой взгляд, – и до попыток задобрить отряды. Вчера я лично видел, как отмудохали за неопущенный взгляд – били жестко, втроем, калеча, ломая резиной руки и ноги. Сегодня же утром, в коридоре напротив Медчасти, видел противоположное: один из младших капо остановил небольшой отряд, идущий на работы в Бордель, и отправил одного из охромевших крысюков к Доку. Причем – небывалое дело! – заявился вместе с ним, всей своей рожей демонстрируя соболезнование и озабоченность здоровьем дрожайшего подопечного. Впрочем, вряд ли он смог обмануть своих крыс – взгляды из серой массы, бросаемые в его сторону, говорили сами за себя. Из этого я делаю простой и утешительный для нас вывод – капо не монолитны в своей массе. Они понимают, чем грозит восстание лично им, и страх наполняет многих из них. Тем лучше, гребаные вы пидоры.

И эти слухи, конечно, не могут не встревожить верхушку. Хотя Комбриг и не понимает пока, как складываются взаимоотношения ИИ Завода и Смотрящего – все же реакция есть, и реакция довольно четкая: за последние дни все мы отмечаем наплыв механизмов. Там, где обычно торчал один контроллер, – теперь их двое и даже трое. Усилены патрули, усилены посты на узловых перекрестках, усилен контроль на Заводе. Кадавров же, наоборот, вдруг стало меньше – но Док говорит, что большая часть из них сконцентрирована на третьем уровне Центрального модуля, там, где находятся апартаменты Смотрящего. И нам это тоже понятно.

Снежный ком, единожды тронувшийся с горы, набирает обороты – и иногда это даже пугает меня. Я все отчетливее понимаю, что восстание уже на пороге. Маховик запущен. И я даже боюсь представить эту кровавую мясорубку. Впрочем, Комбриг очень доволен достигнутым эффектом – судя по наплыву сил, Завод выводит контроллеров из Джунглей, и это нам на руку. План в силе: собрать как можно больше их в одном месте, чтоб прихлопнуть всех разом.

За прошедшую декаду сделано немало. Наш революционный бронепоезд постепенно набирает скорость – и я чувствую, как в его железном чреве разгорается пламя… Док придумал новую шнягу. Наши вожди обсудили придумку в Смотровой – и пришли к выводу, что финт ушами очень даже возможен и не вызовет подозрений. Шняга, как я считаю, совершенно гениальная – и она дает отличное прикрытие для наших сборищ. Форсмажорные обстоятельства требуют форсмажорных решений проблемы…

Все просто. Так же просто, как оросить два пальца на утренней оправке. В первый день декады Док доложил Смотрящему, что имеет подозрение о назревающей среди заключенных эпидемии и необходимости выборочного контроля зэков. Смотрящий, понятное дело, дал добро – эпидемия дело серьезное, враз можно лишиться половины народа. Это позволило Доку в тот же день набрать помощников – по одному‑два от каждого модуля. И совершенно понятно, что ими оказались те, на кого ранее пал выбор Комбрига и с кем с самого начала и шла работа. Мы – актив, восемь человек, по числу модулей Гексагона. Мы уже успели перезнакомиться. Не сказать, что мы сразу почувствовали дружеское расположение друг к другу – но общее дело объединяет нас, и мы чувствуем этот невидимый обруч.

Нас всего восемь – но каждому из нас есть чем похвастаться. Оказывается, я не один, кто в эти дни проводил деловые встречи и убалтывал людей. Оказывается, я вообще последний, с кем работал Комбриг – и потому остальные за это время продвинулись чуть дальше меня. Фактически в соседних модулях по сотне‑другой народа уже в курсе готовящегося и только ждут команды. Почему‑то это неприятно мне – ведь я думал, что именно я первопроходец, этакий отважный революцьёнер без страха и упрека – однако это не так. Утешает одно – только я знаю о Тайных Тропах, уходящих далеко за пределы Гексагона, только у меня есть путеводитель и только для меня – и моих товарищей – приготовлены эвакуационные рюкзаки. Это приятно. Это служит знаком, что для Комбрига я действительно особенный. Восточник! И это приподнимает меня над остальной революционной толпой. И, конечно, я никому не собираюсь рассказывать об этом.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Словом, опасность эпидемии объявлена – и теперь со всех модулей Гексагона в Медотсек стекаются люди. Анализы берутся у каждого – но основную часть Док отпускает сразу, а остальных, на кого укажу я и члены революционного актива, оставляет на передержку. На сутки‑двое. Мы отбираем их строго по отрядному принципу – в каждой такой пачке обязательно присутствует ранее посвященный в дело бугор, который является авторитетом для своих крысюков. Группы очень малы, и включены в них только самые надежные из номеров, те, кто на самом хорошем счету. «Не состоял, не привлекался», как выразился однажды Армен. Дальше происходит интересное. Якобы на осмотр и процедуры мы собираем пачку крысюков в Смотровой – коридорная камера четко фиксирует покорную унылую толпу, пинками загоняемую в бокс, – и здесь перед людьми предстает Комбриг, этаким черным дьяволом вылезающий из шкафа. Наш революционный вождь не исключает, что в Гексагоне есть и другие Крысоловы – и теперь мы очень осторожны и Комбриг обрабатывает каждого посетителя рентгеном.

После этого следует небольшой пламенный спич, в котором Комбриг и присутствующий Док дают полный расклад – а бугор подтверждает. Выжимки. О скором восстании, о готовности людей, о наличии оружия, о внешней подмоге, о том, что всем нам выпало добыть себе свободу с оружием в руках. Особенный упор идет на свободу – Комбриг излагает сухо и четко, а Док в своей вальяжной манере расписывает во всех красках. И в заключении крысюкам говорится о том, что вот прямо сейчас Тайными Тропами мы отправляемся в НП‑2, ставший на какое‑то время нашим тренировочным центром и стрельбищем. Мы даем людям время на охренеть, пошуметь, задать вопросы и немного попривыкнуть – и уходим.

До НП‑2 мы движемся час‑полтора. Пока идем – Комбриг снова отвечает на вопросы: людей в каждой группе немного, цепь растягивается недалеко и всегда есть возможность пообщаться. Вопросов множество – но от группы к группе они, по большому счету, однотипны. Есть ли план и каков; сколько у нас людей и какие силы; сколько придется сдерживать натиск механизмов; кто такой Комбриг и как появился здесь; что такое Гексагон; что – снаружи, во внешнем мире и какой он вообще, этот мир; есть ли шанс на победу; и самое главное – что будет потом, после победы?.. Комбриг терпеливо объясняет. Этому человеку не отказать в терпении – одни и те же вопросы начинают выбешивать меня уже после третьего выхода – но он невозмутим, словно маяк посреди бушующего моря. Это его спокойствие только положительно влияет на людей – а я в который раз убеждаюсь, что именно таким и должен быть настоящий вождь.

Мы в НП. Дальше следует быстрый перекус рационами – для крыс, жрущих пищеблоковое говно и жидкие сопли, уже одно это является охренительным стимулом – и начинается тренировка. Комбриг объясняет основы, рассказывает и показывает, дает возможность выпустить по одной‑две обойме – ох, прошу пардону, не обойме, а магазину, я уже твердо вызубрил различия в этих двух терминах – и почувствовать, каково это, когда у тебя в руках оружие. И я всегда очень люблю наблюдать эту картину – человек, получивший в руки ствол, становится совершенно другим.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Распрямляются плечи; загораются глаза; движения становятся энергичнее и собраннее; но самое большое изменение происходит с лицом: выражение растерянности и недоверия вытесняется сначала робкой радостью и надеждой, и уже после – плотно сжатыми губами и ненавистью в глазах. Расстреляв первый магазин по мишеням, которыми выступают схематично нарисованные Комбригом четырехсотые, люди делают первый шаг к тому, чтобы поверить в происходящее.