Том 3. Русская поэзия - Михаил Леонович Гаспаров

время, и в хрущевское-послехрущевское, когда, как известно, некоторым экспортным поэтам вроде Евтушенко и Вознесенского с их подражателями было позволено экспериментировать шире). Так вот, по этому признаку русская поэзия вернулась от этих 12 % к уровню своего серебряного века — к 20 % неклассических размеров, не более того. Хочется сказать, как когда-то: к уровню 1913 года. Это средний показатель по всему нашему материалу; а затем в нем начинаются характерные расхождения.

Строго на этом среднем уровне неклассичности держится только степенный «Новый мир», что делает честь его чуткости. Остальные журналы обнаруживают (вполне предсказуемые) отклонения. В консервативной «Москве» уровень неклассичности падает до 15 %, а в «Нашем современнике» — вовсе до 3,5 %: даже при Сталине такая силлабо-тоническая добродетельность была редкостью. Идейный консерватизм и формальный консерватизм идут рука об руку. Наоборот, выше среднего уровня держатся «Знамя» и «Новая юность» (по 25 % неклассических размеров) и еще чуть выше — «Арион» (28 %). (Впрочем, для «Знамени» и «Ариона» эти показатели могут быть чуть завышены; об этом — немного далее.) Указывает ли это, что «Знамя» так же и идейно «передовее» «Нового мира», я не уверен: скорее, там просто на поэзию обращают больше внимания. «Новый мир» обычно дает в номере около 4 авторских стихотворных подборок, из них одну — с авангардистским уклоном. В «Знамени» таких квот нет, стихов там втрое больше, и уже поэтому они разнообразнее.

Двинемся дальше. Неклассические размеры — понятие неоднородное. На одном конце их стоит дольник (типа Вхожу я в темные храмы или Девушка пела в церковном хоре) — он самый сдержанный и самый привычный, в советские времена он ощущался почти как шестой классический размер: из той скромной доли, которая отпускалась несиллабо-тонике, 80 % приходилось на дольник. На другом конце их стоит верлибр, свободный стих — он самый раскованный и самый непривычный, в советские времена он почти преследовался, доля его среди несиллабо-тоники была (и то лишь после XX съезда) меньше 5 %. Как соотносятся они сейчас? В идеальном равенстве: и на строгий дольник, и на вольный верлибр приходится в среднем по 35–40 % несиллабо-тоники. Это в среднем; а отклонения от этого среднего идут в уже знакомых нам направлениях. «Новый мир» опять-таки идеально держится среднего: сколько в нем стихотворений дольником, столько и верлибром. В «Москве» дольников, как при Сталине, 85 % от всей несиллабо-тоники, а верлибра — ни одного. В «Новой юности», как ни странно, при всей ее левизне, дольников втрое больше, чем верлибров: 52 % против 16 %. И только два журнала, в которых верлибра больше, чем дольника, — это «Знамя» (35 % дольника, 45 % верлибра) и, конечно, «Арион» (25 % дольника, 60 % верлибра). Однако здесь нужна оговорка. Стихотворения верлибром в этих журналах — по большей части подборки коротких миниатюр, воспринимаемых не столько как самостоятельные тексты, сколько как части целой композиции. Поэтому если считать не по числу стихотворений, а по числу строк, то дольника и тут будет больше, чем верлибра.

Хочется сказать, что к верлибру в современных изданиях применяется процентная норма: в одних строже, в других вольней, но эта лингва франка мировой поэзии в России по-прежнему ощущается экзотикой. Конечно, верлибристы борются за равноправие, устраивают фестивали верлибра, издают антологии (в антологии 1991 года — 750 страниц!). Но именно из этой борьбы видно, что до мирового стандарта русское стихоощущение все еще не дотягивает: вкусовая инерция советской культуры за десять лет не преодолена. Верлибр бывает более легкий, с синтаксическим членением на строки, и более трудный, с антисинтаксическим, на резких анжамбманах; в России господствует простейший, синтаксический. Более сложные эксперименты — единичны и индивидуальны. Есть один случай, где русский автор бежит впереди даже западного прогресса: западный верлибр, устав от полной свободы, начинал было организовываться в сложные силлабические строфы — и вот в русском верлибре, еще не освоившем полной свободы, то же делает еще малоизвестная поэтесса Л. Березовчук (в «Новом литературном обозрении») — то ли начитавшись М. Мур и Д. Томаса, то ли просмотрев нужный параграф в книжке «История западноевропейского стиха».

Неклассические размеры, дольник, верлибр — это явления, легко бросающиеся в глаза. Менее заметны, но не менее интересны сдвиги в употреблении классических, силлабо-тонических размеров.

В советское время пропорции пяти классических метров держались точь-в-точь такими же, как во второй половине XIX века, до модернизма: ямб — половина всех стихотворений, хорей — четверть, дактиль, анапест и амфибрахий — остальная четверть. В постсоветское время ямба и хорея вместе взятых становится чуть меньше: не 75 %, а 60–70 %, соответственно чуть нарастают дактиль, анапест и амфибрахий. Эта тенденция — общая для всех журналов, как правых, так и левых. Зато вот какая неожиданная тенденция обнаруживается только в двух левых, наиболее авангардных журналах: катастрофическое падение хорея. В остальных журналах на него приходится 17–22 %, в «Новой юности» — только 7 %, в «Арионе» — лишь 3 %. Хорей традиционно ощущается как размер народный, песенный (4-стопный — больше, 5-стопный — меньше). Поэзия в «Арионе» и «Новой юности» — в высшей степени книжная, отстраняющаяся и от народности, и от песенности; поэтому такое отречение от хорея понять можно. Если эти два журнала вправду, а не номинально являются авангардом, то можно предположить, что за ними рано или поздно последует вся остальная поэзия и падение хорея станет общим — если, конечно, хорею не удастся пересемантизироваться и оторваться от народных ассоциаций (об этом — чуть дальше).

Другая тенденция, наметившаяся в силлабо-тонике еще в советское время, — это удлинение строк. В XIX веке 4-ст. хорей (Мчатся тучи, вьются тучи) решительно преобладал над 5-ст. хореем (Выхожу один я на дорогу), а 4-ст. ямб (Я помню чудное мгновенье) — над 5-ст. ямбом (Роняет лес багряный свой убор). В советское время 5-ст. хорей начинает, наоборот, преобладать над 4-стопным, а 5-ст. ямб сравнивается с 4-стопным. В постсоветское время преобладание 5-ст. хорея еще усиливается, а 5-ст. ямб не только догоняет, но и перегоняет 4-стопный. Цифры небольшие, но твердые: преобладание 5-ст. хорея в советское время — в 1,3 раза, в постсоветское — в 1,7 раза; преобладание 5-ст. ямба в советское время — в 1,04 раза, в постсоветское — в 1,3 раза (а в «передовых» «Арионе», «Новой юности» и «Знамени» — в 1,7 раза). Причина этих тенденций неизвестна; вероятно, просто стремление отойти от более классически окрашенных размеров к более нейтральным. Любопытно, что «Москва» и «Наш современник» не пытаются цепляться за «народный» 4-ст. хорей против 5-стопного: видимо, для них Гой ты Русь моя родная уже менее важно, чем Выходила на берег Катюша. Но любопытно и то, что «Новый