Башня страха - Глен Кук

– У меня для тебя есть поручение, Хадрибел. Оно должно быть выполнено: бел-Сидек отказался, а промедление может привести к провалу движения. Прежде всего отведи меня к письменному столу.

Хадрибел замялся было, но потом послушался. Генерал быстро нацарапал послание Эйзелу и заговорил снова:

– Ступай к Карзе и попроси его ко мне. Поторопись, и тогда почти все время, что ты будешь ходить по другим делам, со мной просидит он, и совесть тебя не замучит.

– По другим делам, сэр?

– Да. Передашь вызов Карзе, а после займешься предателем Насифом бар бел-Абеком. Завяжешь ему глаза и доставишь на место, где его примет у тебя наш человек. – Старик подробно изложил где и как, строго-настрого наказав даже не пытаться разглядеть этого таинственного человека, близко к нему не подходить. – Он – самое ценное мое достояние, я не желаю рисковать, вдруг, упаси Арам, кто-нибудь случайно выдаст его Покончив с предателем, снесешь записку на постоялый двор Мумы. – Пришлось растолковать Хадрибелу, – где это находится. – Отдай записку Муме в собственные руки, никому другому. Потом возвращайся. Постучи. Если Карза еще не уйдет, он откроет, и ты посидишь подождешь, займешься чем-нибудь. Если же он не ответит, просто зайдешь и пробудешь со мной до возвращения бел-Сидека. Ясно?

– Вполне.

– Отлично. Тогда доведи меня до кровати и отправляйся. Обессиленный, старик рухнул на постель и сразу же погрузился в глубокий сон. Очнулся он, лишь когда пришел Карза. Пришел, чтобы услышать сокровенные тайны Живых.

В клетке вдруг наступила зловещая тишина. Она-то и заставила Зуки очнуться, встревоженно оглядеться кругом. Он увидел, что в дверь вошел великан и что направляется он прямиком к нему.

У Зуки бешено заколотилось сердце. Он обмочился. Он судорожно всхлипывал. Хотел вскочить, бежать, но ноги не слушались.

Великан поднял его и понес прочь из клетки, через огромные залы – в просторную комнату, освещенную лишь двумя свечами в углу.

Великан усадил Зуки между свечами и предупредил.

– Не двигайся, малыш, пока не скажут, а то пожалеешь. Но Зуки и без того оцепенел от ужаса.

В сумерках по пыльной проселочной дороге, что проходила мимо дома вдовы национального героя Кушмарраха, генерала Ханно бел-Карбы, ехала разукрашенная с нелепой яркостью запряженная осликом тележка. Возничий остановился рядом со старухой, которая сидела на обочине и горько плакала. Вокруг суетились несколько слуг, чью верность мортианам не удалось поколебать ни угрозами, ни тумаками.

– Помогите ей сесть в телегу, – велел им возничий.

Один из слуг – он трясся от страха – нерешительно спросил:

– Кто вы?

– Старый друг ее мужа. Я приехал, чтобы доставить вас в безопасное место.

Властный вид и тон незнакомца развеяли сомнения слуг. Они подняли свою хозяйку и усадили в тележку, а сами пошли следом.

Они проехали около четырех километров и свернули в лес, один из немногих еще не вырубленных жадными геродианами. Среди леса на поляне был разбит лагерь. Там люди в странных черных кафтанах и штанах мазали друг другу лица древесным углем. Они с почетом встретили путников, окружили их заботой и вниманием.

Изгнанников удобно устроили и вкусно накормили, а возничий тем временем расспрашивал о выселявших их мортианах. Он тоже переоделся в черное и позволил вымазать себе лицо.

Старуха не проронила ни слова и не отрывала глаз от костра.

– Все готово, Нейк? – спросил возничий.

– Да, атаман.

– Тогда приступим. Старуха подняла глаза.

– Вы те, что называют себя Живыми?

Атаман едва заметно кивнул, но не ответил прямо.

– Вы вернетесь домой, высокочтимая госпожа, вернетесь еще до восхода солнца, – только и сказал он.

Эйзел опоздал – из-за не в меру дотошных и любопытных сыновей Мумы. Но шпион был на месте – с мешком на голове, а сопровождающий – на почтительном расстоянии от него, как и договаривались. Все по плану.

Человек с завязанными глазами подскочил от прикосновения Эйзела.

– Пошли, – прошептал тот.

Пленник повиновался, хотя представления не имел, куда они направляются. Эйзел огляделся – нет ли слежки, но ничего не заметил. По ночам акрополь точно вымирал, не слышно было даже геродианских часовых, стоявших на своих постах. Он провел подопечного через Черный ход Судьбы.

Торго ждал их. Он поманил Эйзела за собой. Странно, но евнух не проявлял обычной своей раздражительности. Эйзел наморщил лоб.

Торго провел его в большую комнату. Мальчишка сидел в дальнем углу между двумя свечами, и вид у него был весьма жалкий.

– Я сниму колпак, и ты увидишь своего мальчонку, – прошипел Эйзел. – Ничего не делай, ничего не говори, не оборачивайся Понял?

Шпион кивнул.

Эйзел сдернул мешок.

Несчастный весь напрягся, судорожно сглотнул, но сумел взять себя в руки. Эйзел не торопил его – пускай любуется. Наконец предатель кивнул снова – довольно. Эйзел надел мешок и повел его прочь из комнаты.

Торго закрыл за ними дверь, прошептал:

– Я разбудил госпожу. Она желает тебя видеть. Я пригляжу за ним. – В шепоте евнуха послышались знакомые злобные нотки.

– Хорошо. Мне тоже нужно переговорить с ней. Где?

– В алтаре.

Эйзел пожал плечами, оставил шпиона с Торго и пошел к Чаровнице.

Она стояла у тела мужа. Лицо Чаровницы светилось безумной решимостью, от чего красота ее казалась еще ярче. Но все равно заметно было, что женщина эта безмерно устала, что она изнемогает.

Незачем вести себя вызывающе. Хватит и сообщения о гибели Садата Агмеда.

Чаровница обернулась, но не сняла руки с хладного трупа Накара.

– Торго сказал, что твой Генерал смеет угрожать мне.

– Он не мой, госпожа. Я просто передаточное звено, мостик между вами.

– Но какое право он имеет…

– Во-первых, право здравого смысла. Твоя спешка начинает привлекать к нам внимание. И во-вторых, примитивное и первобытное право сильного. Без него у тебя ни черта не выйдет.

– Мы обдумаем это. Но ты, ты со мной, Эйзел? Или ты и правда покинул меня?

– Я никогда не покину свою госпожу. Никогда. Но я отказываюсь поганить все дело излишней торопливостью.

– Проклятие! Ты будешь выполнять мои приказания…

– Госпожа! Сегодня убили Садата Агмеда. Кровь отхлынула от ее щек.

– Откуда тебе известно это имя?

– Знать – моя профессия. Поэтому я до сих пор жив. С минуту Чаровница смотрела на Эйзела тяжелым взглядом. Но постепенно она сникала, съеживалась, превращаясь в обычную усталую женщину, какой и была на самом деле.

– Расскажи мне об этом.

– Он пытался похитить ребенка в Эстане – и провалился. Толпа погналась за ним и забила до смерти. Завтра это разнесется по всему Кушмарраху.

Чаровница вздохнула.

Пора двигать, подумал Эйзел.

– Сегодня я был на улице Чар, делал распоряжения насчет этого шпиона и пытался уговорить Генерала не наезжать на тебя. На обратном пути я наткнулся на дартар, с которыми имел стычку на днях. Хоть я и оказался счастливее Агмеда, многие запомнили мою физиономию.

Чаровница снова вздохнула.

– Я вынуждена уступить. Если Судьба действительно существует, действия наши ничего не меняют. Скажи Генералу, что этот мальчик пройдет испытание следующим. Заберете его завтра ночью. – Она погладила по голове мертвого возлюбленного, как мать гладит больного ребенка.

Эйзел поклонился.

– Благодарю тебя, госпожа.

Не вполне уверенный в победе, он вернулся к своему подопечному.

Эйзел решил доставить шпиона домой через лабиринт: меньше вероятности кого-нибудь встретить.

Но он не сделал и десяти шагов, как осознал, что рядом, в темноте, кто-то есть. Чутье не подвело Эйзела, он почувствовал запах лошади и верблюда. Остановившись, он развернул, подопечного к себе лицом.

– Мы напоролись на засаду. Сейчас я сниму колпак, и ты побежишь, побежишь изо всех сил. Дуй прямо к дому, а я их отвлеку. – Он дал шпиону пинка. Тот побежал. Дартары двинулись за ним.

Эйзел зажмурился, одной рукой закрыл глаза, а другой метнул в преследователей пакет с огненным порошком.

Послышались крики.

Эйзел выхватил нож и ринулся на врагов. Их было трое, но на помощь спешили другие. Эйзел плюнул, развернулся и быстрыми шагами направился к постоялому двору Мумы.

Если они попадутся ему еще раз – темной ночкой да когда он будет не настолько измотан, пусть пеняют на себя. Он покажет проклятым дикарям, как рыскать по его лабиринту. Им неделю придется собирать останки наглого верблюжатника.

Ночь была тиха, огни погашены. Сопели ребятишки, похрапывали женщины, но Аарон и глаз не сомкнул. Стоило ему погрузиться в сон, что-то словно выталкивало его на поверхность:

Он чувствовал рядом с собой тепло Лейлы, а грязные мыслишки носились вокруг Миш… Временами ему становилось стыдно своих неслыханных позорных желаний, но не эти мимолетные уколы совести мешали Аарону уснуть. Главной причиной было происшествие на улице, оно напоминало, что мир и покой – лишь видимость, а за ними – сплошной мрак и ужас. Не успеет он закрыть глаза, кошмар обрушится на него.