По ту сторону свободы и достоинства - Беррес Фредерик Скиннер

прогнозированию будущего стало уделяться большое внимание. Ничего нельзя поделать с совершенно непредсказуемыми трудностями, но можно предвидеть некоторые проблемы, экстраполируя текущие тенденции. Возможно, достаточно просто наблюдать за постоянным ростом числа людей на Земле, размером и расположением ядерных арсеналов, загрязнением окружающей среды и истощением природных ресурсов. Затем можем изменить практику, чтобы побудить людей иметь меньше детей, тратить меньше на ядерное оружие, прекратить загрязнять окружающую среду и потреблять ресурсы меньшими темпами, соответственно.

Не нужно предсказывать будущее, чтобы понять, каким образом сила культуры зависит от поведения ее членов. Культура, поддерживающая гражданский порядок и защищающая себя от нападения, освобождает своих членов от определенных видов угроз и, предположительно, предоставляет больше времени и энергии для другого (особенно если порядок и безопасность не поддерживаются силой). Культура нуждается в различных благах для выживания, и ее сила должна частично зависеть от экономических условий, которые поддерживают предприимчивый и производительный труд, наличие средств производства, а также развитие и сохранение ресурсов. Предположительно, культура становится сильнее, если побуждает своих членов поддерживать безопасную и здоровую окружающую среду, предоставлять медицинскую помощь и поддерживать плотность населения, соответствующую ресурсам и пространству. Культура должна передаваться от поколения к поколению, и ее сила, предположительно, зависит от того, чему и как учатся ее новые члены, либо в неформальных условиях обучения, либо в образовательных учреждениях. Культура нуждается в поддержке своих членов, она должна обеспечивать стремление к счастью и его достижение, если хочет предотвратить недовольство или отступничество. Культура должна быть достаточно стабильной и в то же время меняться, тогда, предположительно, она станет наиболее сильной, если сможет избежать чрезмерного почитания традиций и страха перед новизной с одной стороны и чрезмерно быстрых изменений – с другой. Наконец, культура имеет особую ценность для выживания, если поощряет своих членов изучать практики и экспериментировать с новыми.

Культура похожа на экспериментальное пространство, используемое при анализе поведения. И то и другое – это наборы условий подкрепления. Ребенок рождается в культуре, а организм помещается в экспериментальное пространство. Проектирование культуры подобно проектированию эксперимента: расставляются условия и отмечаются эффекты. В эксперименте нас интересует, что произойдет, при проектировании культуры – сработает ли она. В этом разница между наукой и технологией.

Собрание проектов культуры можно найти в утопической литературе. Писатели описывали свои версии хорошей жизни и предлагали пути их достижения. Платон в «Республике» выбрал политическое решение; святой Августин в «О граде Божьем» – религиозное. Томас Мор и Фрэнсис Бэкон, оба юристы, обратились к закону и порядку, а руссоистские утописты XVIII века – к предполагаемой природной человеческой доброте. XIX век искал экономические решения, а XX век стал свидетелем появления того, что можно назвать поведенческими утопиями[57], в которых обсуждался (часто сатирически) весь спектр социальных условий.

Писатели-утописты старались упростить задание. Утопическое сообщество обычно состоит из относительно небольшого числа людей, живущих вместе в одном месте и поддерживающих стабильный контакт друг с другом. Они могут практиковать неформальный этический контроль и минимизировать роль организованных агентств. Они способны учиться друг у друга, а не у специалистов, называемых учителями. Они в состоянии удерживаться от плохого поведения по отношению друг к другу посредством порицания, а не через судебные наказания, предусмотренные правовой системой. Они могут производить товары и обмениваться ими, не определяя их стоимость в денежном выражении. Они могут помогать тем, кто заболел, ослаб, страдает или состарился, при минимальном институциональном обеспечении. Неприятных контактов с другими культурами удается избежать благодаря географической изоляции (утопии обычно располагаются на островах или в окружении высоких гор), а переход к новой культуре облегчается каким-либо формализованным разрывом с прошлым, например ритуалом возрождения (действие утопий часто происходит в далеком будущем, чтобы необходимая эволюция культуры казалась правдоподобной). Утопия – это полная социальная среда, и все ее части работают вместе. Дом не конфликтует со школой или улицей, религия не конфликтует с правительством, и так далее.

Возможно, самой важной особенностью утопического дизайна является то, что выживание сообщества может стать важным для его членов. Небольшой размер, изолированность, внутренняя согласованность – все это придает сообществу идентичность, которая делает его успех или неудачу заметными. Основной вопрос всех утопий – «Будет ли это работать?» Литература заслуживает внимания уже потому, что в ней делается акцент на экспериментах. Традиционная культура изучена и признана несостоятельной, и создали новую версию, которую можно проверить и переделать в зависимости от обстоятельств.

Упрощение в утопических сочинениях, представляющее собой не что иное, как характерное для науки упрощение, редко осуществимо в мире в целом, и есть множество других причин, по которым трудно воплотить в жизнь явный дизайн. Большую изменчивую популяцию невозможно поставить под неформальный социальный или этический контроль, поскольку социальные подкрепления, как похвала и порицание, не обменять на личные подкрепления, на которых они основаны. Почему кто-то должен зависеть от похвалы или порицания того, кого никогда больше не увидит? Этический контроль может сохраниться в небольших группах, но контроль над населением в целом нужно делегировать специалистам: полиции, священникам, предпринимателям, учителям, терапевтам и так далее – с их специализированными подкреплениями и кодифицированными условиями. Они, вероятно, уже находятся в конфликте друг с другом и почти наверняка будут в конфликте с любым новым набором условий. Если, например, изменить неформальное обучение не слишком сложно, то поменять образовательное учреждение практически невозможно. Довольно легко изменить практику браков, разводов и деторождения по мере изменения значимости культуры, но почти невозможно изменить религиозные принципы, диктующие такую практику. Легко изменить степень, в которой различные виды поведения принимаются как правильные, но трудно изменить государственные законы. Подкрепляющие ценности товаров более гибки, чем ценности, устанавливаемые экономическими агентствами. Слово авторитета более непреклонно, чем факты, о которых оно говорит.

Неудивительно, что применительно к реальному миру слово «утопический» означает «невыполнимый». История, похоже, предлагает подтверждение; различные утопические проекты предлагались на протяжении почти двадцати пяти сотен лет, и большинство попыток их создания бесславно провалены. Однако исторические свидетельства всегда говорят против вероятности чего-либо нового; именно это и подразумевается под историей.

Научные открытия и изобретения маловероятны; вот что подразумевается под открытием и изобретением. И, если плановые экономики, благожелательные диктатуры, перфекционистские общества и другие утопические предприятия потерпели неудачу, мы должны помнить: незапланированные, недиктаторские и неидеальные культуры тоже потерпели неудачу. Неудача не всегда является ошибкой; возможно, это лучшее, что можно сделать в данных обстоятельствах. Настоящая ошибка – это прекращение попыток. Возможно, сейчас мы не можем создать успешную культуру в целом, но можем создавать лучшие практики по частям. Поведенческие процессы в мире в целом такие же, как и в утопическом сообществе, и практики имеют те же последствия по аналогичным причинам.

Те