Обманутые сумасшествием - Андрей Попов

– Ну как?.. как?.. как такое могло произойти?! — лишь однажды возвысил голос Кьюнг и снова замолк. Надолго.

Все находились в центральном отсеке, что являлось привычным местом любых сходок. Труп Оди лежал рядом. Белый саван, полумертвый отблеск искусственных лучей искусственного утра. Воздух стал тяжелым и вязким. Вообще, при смерти близкого человека, которого хорошо знал, судьба которого тесно переплеталась с твоей собственной (тем более, если его кончина внезапна), вся жизнь вокруг теряет свои реальные очертания, становится некой зыбкой субстанцией, которая вот-вот развеется… Лишь смерть реальна… лишь гроб наш вечный дом… лишь крест над ним вещает нам о том…

Фастер воспользовался всеобщей заминкой, чтобы рассказать свой сон. Слушали тоже молча. Никто не перебивал, и у того стало возникать обманчивое впечатление, что эта, по сути своей безбожная, компания всерьез воспринимает услышанное. Впечатление, разумеется, поспешное и абсолютно ошибочное.

– Бред с большой буквы! — заорал Айрант, как только Фастер закончил. — Бред полусумасшедшего, полусвихнувшегося, полуобъидиотившегося религиозного фанатика! Даже мой друг Фабиан такое бы не сочинил!

– Послушай, Фастер, — мягко произнес капитан. — Ты не обижайся, у нас, как в демократическом обществе, свобода мнений. Но я тоже считаю все эти вымыслы насчет душ умерших, разгуливающих по планете… нет, не вздором, даже не глупостью, а скажем так: устоявшимся в веках недоразумением. Мы в материальном мире. Очнись, друг мой! Впрочем, мы с тобой уже неоднократно дискутировали по этому поводу, теперь перестали, потому как оба осознаем бессмысленность абстрактных споров. Люди понавыдумывали тысячи противоречащих друг другу религий, и каждый за свою жизнь видит сотни подобного рода пророческих видений, так что теперь? Да, методом слепого случая сбываются один-два процента. Но твой случай… особенно тяжелый, я скажу. Если, живя в реальном мире, мы не способны найти истолкования его странным неизученным акциденциям, то конечно, нет ничего легче, как удариться в мистику и ссылаться на таинственных духов, вытворяющих всяческие сверхъестественные безобразия… Подумай на досуге.

Фастер с силой, можно сказать — с гневом, сжимал свои четки, и понятно, что не из молитвенного усердия, а от бушующего в душе негодования, которое всегда испытывал, когда его религиозные чувства были задеты и оскорблены. Но все же долгие тренировки по медитации дали ему силы быстро прийти в норму, и он произнес:

– Уважаемые братья по разуму, я очень хорошо понимаю, какое произвожу на вас впечатление со стороны. Вы, люди здравомыслящие, снисходительно терпите в своем обществе меня — забитого безмозглого фанатика…

– Ну, ну… Фастер… — пытался было возразить капитан, но тот продолжал еще с большим раздражением:

– …ничего не знающего, кроме своих молитв. Вы считаете религию примитивным объяснением мира, наивной фантазией древних, в то время как в ваших, если так можно выразиться, мозгах… сидит религия куда более пустая и глупая: мол, существует только то, что я вижу и слышу, что могу пощупать собственными руками. Вы, материалисты, сами того не осознавая, обожествляете саму материю, приписывая ей самые чудодейственные силы. Ее величество Природа, Его могущество Случайность — вот ваши мизерные боги…

– Хватит, хватит! — остановил Кьюнг, поднимая обе руки вверх. — Фастер, сколько раз мы это уже слышали…

– Нет, не хватит! — тот явно взорвался (честное слово — феномен, подобного с ним практически никогда не случалось). — Я должен высказаться, а вы воспринимайте это как сочтете нужным.

Линд неопределенно вздохнул, вяло реагируя на происходящее. Айрант размазал по лицу издевательскую ухмылку, выражающую целую смесь разнообразных чувств, но тем не менее промолчал. Капитан лишь слегка кивнул головой: мол, черт с тобой, высказывайся. Вообще-то нравоучительные сентенции воспринимались на «Гермесе» на уровне неудавшихся анекдотов, мораль всерьез здесь никогда не обсуждалась, религиозные догмы сектантов — и подавно. Но Фастеру было наплевать, он встал со своего кресла и принялся расхаживать крупными шагами по всему отсеку, как проповедник внезапно подвергшийся наитию горнего вдохновения, потом громогласно выложил все, что накопилось внутри:

– Вы все слышали, что истинное вероисповедание признает идею реинкарнации, то есть переселение души после смерти в другое тело. На Земле все просто, и этот закон выполним: там миллионы существ рождаются и умирают каждый день. Но здесь… — последовала ничего не значащая пауза, затем продолжение, уже более спокойным голосом: — Здесь мертвые пески, и поэтому души людей обитают на планете в так называемом «зависшем» состоянии, не находя себе нового воплощения.

«Ни богу свечка, ни черту кочерга», — подумал Айрант, хотел сказать вслух, но сдержался. Фастер еще не закончил:

– Может, и право было движение «Севастия», запрещающее хоронить людей на других планетах. Тут я не судья. Но один вывод очевиден: мы здесь не одни… Далеко не одни.

– Это все? — флегматично, чуть ли не зевая, спросил Кьюнг.

– Нет, не все… Помните еще перед посадкой я сообщил вам, что мне приснился нехороший сон, я бы рассказал его еще тогда, если бы Айрант не заткнул мне рот…

– А я тебе и сейчас его заткну! — бортмех схватил пустой стакан и размахнулся, всерьез намереваясь запустить им в глашатая истины.

– Поставь стакан на место! — крикнул Кьюнг и ударил кулаком по столу, что показалось — он треснул. — А ты давай продолжай, высказывайся! Может, хоть на душе легче станет.

Неловкое молчание продлилось считанные секунды. Накаленным нервам с той и с другой стороны необходимо было немного остыть.

– Итак, сон был коротким и внушительным. Во-первых, я увидел поверхность Флинтронны, это знаменитое космическое кладбище прежде, чем увидеть его телесными очами. Могилы и многогранные памятники, помнится, так ясно стояли перед глазами и так хорошо отразились в сознании, что, едва я их сравнил с оригиналом — меня бросило в пот… Именно поэтому, впервые в жизни ступив на поверхность Флинтронны, я испытал назойливое чувство, что здесь уже бывал. Все хотел сказать, да вот молчал, выжидал удобного случая… Короче, в том сне я видел ту самую Черную Леди без лица, что вновь явилась мне минувшей ночью. Она сказала, что… никто из нас не вернется с этой планеты. Причем, сказала так спокойно и даже ласково, словно сообщала долгожданную радостную новость. Страха я, помнится, не испытывал, но спросил ее: почему? Она ответила: «вас ожидает то же, что случилось с экипажем «Астории»». Я еще что-то хотел выяснить, но она исчезла, и сон на этом закончился.