Обманутые сумасшествием - Андрей Попов

Фастер всерьез задумался: почему раньше их никто не замечал? И главное — откуда свет? Великий Брахма! Может, позвать Кьюнга… пускай потрудится объяснить. Он еще раз внимательно оглянулся и наконец понял: с одной стороны горизонта блистали первые лучи рассвета… Рассвет на Флинтронне?! Даже во сне он был в состоянии сообразить, что это из области антинаучной фантастики. Но тем не менее факт вырисовывался перед глазами.

Серое небо над головой ежеминутно порождало клубы какого-то сизого дыма, они то опускались, то воспаряли ввысь, то подвергались самым неестественным метаморфозам. Назвать это явление облаками можно было лишь с большой условностью. Эпсилон Волопаса, местное солнце, казалось, вот-вот должна появиться из-за горизонта и оживить этот мертвый мир своим спасительным сиянием, столь долго отсутствующим… Вдруг сзади раздался громкий смех… И замерло сердце, и содрогнулась рука, сжимающая четки.

Смех был женский.

На сотню световых лет вокруг жизнь абсолютно отсутствовала…

В реальной ситуации всякая психика, даже защищенная душеспасительными молитвами, сломалась бы мигом. Фастер отделался легким изумлением. Но смех тут же повторился: звонкая мелодия веселья, воплощающая собой непонятную и совсем неуместную радость. Он медленно обернулся…

Шагах в двадцати от него стояла молодая женщина в длинной белоснежной одежде, чем-то напоминающей… свадебную фату, и приветливо ему улыбалась.

— Ты кто? — вопрос, конечно, идиотский, но это единственное, что пришло в голову.

— Анна Бройлен, — ее голос, мягкий и звучный, журчащим ручейком обласкал слух и отогнал всякие страхи. — А ты — Фастер Роунд. Мы вас уже всех знаем.

Женщина подарила ему еще одну обаятельную улыбку. Лицо было человеческим — сомнений нет, ни тени фальши. В руках она вертела какой-то розовый цветок, время от времени поднося его к губам. И постоянно смотрела Фастеру прямо в глаза. Тот даже засмущался и как-то стыдливо скомкал свои четки.

— Анна Бройлен… Анна Бройлен…

— Не пытайся вспомнить, ты меня не знаешь. Я умерла на Земле еще восемьдесят лет назад. Родители никак не хотели хоронить меня на Флинтронне, но я явилась им во сне и настояла на своем решении. Здесь замечательное место: тишина, покой… — она прошлась между рядами могил и уселась на одну из них, сорвав оттуда еще пару цветов. — Иди, посиди со мной.

Фастер, если и колебался, то не более секунды. Для него в один миг все вокруг стало само собой разумеющимся. Чуждая, совершенно иррациональная логика незаметно вползла в сознание и заняла там место нормального восприятия вещей. Рокировка абсурда и здравомыслия — типичное явление в царстве сновидений. Он присел рядом, чувствуя сбоку приятное прикосновение ее тела. Женщина подобрала свисающие локоны волос, несколько загадочно на него посмотрела и спросила:

— А вы долго будете здесь работать?

— Пока не похороним всех пассажи… то есть, я хотел сказать — всех покойников. Полгода, если не больше. Честно сказать, нам это занятие порядком поднадоело. Уже. А впереди еще львиная часть работы.

Он вздохнул, а она лишь понимающе кивнула. Или просто показалось, что кивнула: какие-то невнятные жесты, невнятные фразы, и вообще — невнятная даже повернутой логике суть происходящего. Анна продолжала говорить — так обыденно и спокойно, словно эта беседа (имеется ввиду беседа живого и мертвого) здесь ежедневное привычное явление.

— Наше население каждый год растет, и мы этому рады. С каждым прибывшим звездолетом мы обретаем новых братьев и сестер. — Она задумчиво посмотрела куда-то вдаль. — А хочешь увидеть мою могилу? Она тут недалеко.

— Не нужно. Лучше скажи: все души тех, кто здесь похоронен, живут или… обитают на этой планете?

Ее брови взмахнули легким жестом изумления. Что за наивный вопрос?

— Конечно.

Грязно-сизые облака над головой продолжали пениться и вздыматься, как волны бескрайнего океана, перевернутого вверх дном. Фастер, вдруг вспомнив, кто оно такой есмь, наконец задал вопрос, ожидаемый от него с самого начала:

— А вы верите в великого Бога Брахму? — и показал ей свои молитвенные четки, с которыми практически никогда не расставался.

Анна Бройлен стала предельно серьезной. На лбу наметились легкие задумчивые складки — совсем как на живом лице. В давно умерших зрачках ясно отражалось серое полумертвое мироздание.

— Разумеется. После смерти в Него все верят, даже отпетые безбожники.

Он, вполне удовлетворенный услышанным, глянул в сторону утреннего рассвета.

— А почему так долго не встает солнце?

— Оно никогда не появится. Это царство мрака. Сначала здесь была вечная ночь, сейчас — вечное утро.

— Странно… Мне говорили, что планета совершенно не вращается вокруг своей оси.

— Да, она действительно стоит на месте. Сама звезда Эпсилон медленно вращается вокруг нее.

Фастер чувствовал, как от ее мягкого голоса рассудок обволакивается сладким словесным туманом. Он также чувствовал ее тело, в котором давно уже не течет теплая кровь и нет присущего людям дыхания. Затем он нагнулся, зачерпнул пригоршню песка и принялся его разглядывать, пересыпая из ладони в ладонь. Да так внимательно, словно ребенок разглядывает еще не сломанную им игрушку. В каждой песчинке хранилась какая-то тайна. Планета сплошных загадок. И вопросов имелось множество. Но в первую очередь хотелось узнать о главном. Поэтому он, стряхнув песок в бездну под ногами, спросил:

— А правда, что под поверхностью обитают гигантские черви-монстры? — затем последовал испытывающий взгляд. Их глаза встретились.

— У нас тоже существует такая легенда, — она застенчиво отвела взор в сторону, — но их еще никто ни разу не видел. Даже если это и правда, то они не показываются людям на глаза — ни живым, ни мертвым…

Тайна осталась тайной. Они долго глядели на желтеющий в лучах никогда не восходящего солнца океан песка. Он был во всех направлениях ровным, словно укатанным, а его редкие зыбкие волны — застывшими во времени. Лишь очень отдаленно, почти у самого горизонта, что-то искрилось и дышало жизнью, пускай призрачной. Вероятно — утреннее марево. Игра бесноватого света в дремлющих слоях атмосферы. В общем-то, картина впечатляющая и на какие-то мгновения заставляющая забыть обо всем вокруг.