Сгоревший клиент - Дмитрий Дубинин

Я беспокоился о другом. Если я все правильно понял, общая площадь парковки и подсобных подвальных помещений где-то на пятьдесят квадратных метров была меньше площади любого из этажей здания. Это могло означать как раз то, что где-то рядом есть одна или две-три комнаты, не попавшие в комендантский план. Для чего используются эти помещения – только руководству «Обсидиана», видимо, известно.

«Обсидиан». Не самое, пожалуй, благозвучное название в мире, но для столицы, где существуют вывески из почти любого набора букв, не такое уж и шокирующее. И родилось оно не у нас, а во Франции, где, собственно, и располагаются по сей день корни и главный офис компании. Этого на официальном сайте я не нашел. Не нашел я там и того, как именно обустраивал «Обсидиан» такие государства, как Алжир, Гвинея, и Верхняя Вольта – то есть, те страны, про которые большинство уже и не помнит, что они когда-то были французскими территориями. Но денег оттуда «Обсидиан» выкачал, судя по всему, изрядно. Информации о человеке, который рулит этой транснациональной корпорацией по извлечению средств из отсталых стран, не нашлось даже в закрытой от посторонних сети. Но я пару раз наткнулся на такое очень французское имя – Меллим Фарух в контексте генеральной линии развития фирмы; впрочем, во Франции сейчас подобными вещами мало кого удивишь.

Информация, выуженная из закрытой локальной сети фирмы, была очень скупой. Про генерального директора российского офиса «Обсидиана», по имени Борис Волохов, вообще толком ничего и нигде не было написано. И уж конечно, верхом наивности было надеяться на то, что среди документов я найду распоряжения о поджогах старых зданий в столице, об убийстве никчемного алкоголика и немногим более существенного чиновника, а также похищении простой московской девушки, про которое вряд ли знает месье Фарух – а зачем большим начальникам заморачиваться подобными мелочами?

Да, информация была скупой… Но не такой уж пустой – все же она помогла мне во многом. Я узнал, по какому принципу передается изображение с камер; понял, как можно попасть в служебный лифт, минуя холл; изучил список машин, въехавших на парковку за последние дни. Эта информация была, что называется, «для служебного пользования», для посторонних не предназначенная, а потому никто сильно не обеспокоился тем, что излишняя скрупулезность при контроле над посетителями бывает вредна. Ведь посторонний и притом заинтересованный обязательно задался бы вопросом: почему машина, не принадлежащая сотруднику какой-либо располагающейся в здании компании, заехала на служебную парковку, да там и осталась более чем на двое суток? И не простецкая машина, надо сказать. Именно она привлекла мое внимание при ознакомлении с внутренней документацией, и именно возле этого авто остановились мы с Эдиком, попав на парковку.

Москву трудно удивить. Не раз и не два стоя в пробках, я видел, какими презрительными взглядами обменивались, к примеру, старый лысый толстяк в блестящей черной «Чайке» и девчонка лет девятнадцати за рулем огромного «Континенталя» шестидесятого года выпуска. Я обращал внимание, как приветствовали друг друга владельцы «Бентли» и «Майбахов», замечал перебранку между водителем несерийного экземпляра «Феррари» и обладателем выпорхнувшего невесть из какой дыры времени «Мерседес-Бенца» имени Штирлица. Но такую машину я воочию видел впервые. Нарочито стилизованная под модерн пятидесятых, она сверкала черным лаком и скалилась хромом решетки радиатора. Тойотовцы в свое время сделали лишь несколько десятков экземпляров юбилейной модели одного из своих флагманов, выполнив их примерно в том виде, в каком тот впервые явился миру, и дали малосерийному автомобилю имя «Ориджин». Неизвестно какими путями одна из этих уникальных машин попала в Россию; по пути она едва не застряла в Новосибирске, и чудом не завернула в Грозный, но в конце концов докатилась до Москвы, где ее выставили за семьдесят тысяч евро, и несколько дней спустя продали. Да не кому-нибудь, а госпоже Елене Минкеевой, уверенной, что новый экземпляр для ее коллекции обошелся не так уж и дорого.

Это для тех, кто понимает. Эдик понимал. Он не был чужд дикого автобизнеса в девяностые годы, да и в новом тысячелетии не гнушался столь же «цивилизованным» перегоном как с Запада, так и с Востока, а потому в подобных вещах разбирался. И пусть он вряд ли имел сейчас возможность отслеживать, кому в руки попадают редкие машины, ввезенные в страну помимо кассы официальных дилеров, но единственный в Москве «Ориджин» я не так давно видел во дворе особнячка Минкеевой, когда Лена мимоходом прихвастнула приобретением; лекцию об этой модели «Тойоты» Эдик прочел мне позже.

Владелицы машины ни поблизости, ни внутри видно не было. Я мог предположить, что Лена приехала на встречу с руководителем российского отделения «Обсидиана», и они так друг другу понравились, что вот уже двое суток не расстаются ни на минуту. Я мог предположить, что она приехала сюда в сугубо разведывательных целях, но результаты разведки настолько сильно ее расстроили, что Лена забыла о собственной машине и поехала домой на метро. Наконец, можно было предположить, что некий сотрудник «Обсидиана» просто украл этот автомобиль с целью дальнейшего сбыта. И любое из этих предположений было одно другого вздорнее.

Хотя бы потому, что телефонный номер Минкеевой был все также недоступен. И потому, что она была готова мне рассказать про Эдика, оказалось правдой. И потому, что мне действительно незачем было торчать ночью в Старокаменном переулке…

Той самой ночью Минкеева была здесь. И она, если я правильно понял намек, где-то здесь нашла Марину и Игоря. Или, по крайней мере, их следы.

В руках Эдика тускло блеснул фотоаппарат. Вспышкой пользоваться мы не рискнули, но светочувствительность нынешней цифровой техники была выше всяких похвал, особенно при такой цене на полупрофессиональные камеры. И не надо беспокоиться о том, что кто-то вдруг отберет или засветит пленку, как в старое доброе время; несколько движений пальцами левой руки – и радиосигнал понес комбинацию нулей и единиц по эфиру, затем, чтобы положить изображение на очень простой и известный многим адрес во всемирной сети. Так мы отправили крупный план собственно «Ориджина», его госномера и общий вид машины на фоне тусклых фонарей парковки.

– Здесь? – тихо спросил Эдик, когда мы подошли к одной из дверей. Ориентируясь по коммуникатору, я не более громко произнес «нет». Эта дверь вела в коридор, который, в свою очередь вел к пожарной лестнице, то есть, к месту, которое, по крайней мере в теории, могли посетить посторонние. Именно по этой лестнице спускался Игорь Таганцев, когда удирал из «Обсидиана» в робе сварщика…

– Скорее всего, вон та, – показал я на точно такую же дверь метрах в пятнадцати от первой. Та была едва ли не в самом темном углу парковочного этажа. Кроме того, она была отмечена на схеме как бездействующая и запертая наглухо.

«Я спустился по пожарной лестнице вниз и вышел наружу через парковку», – говорил Игорь. Два взломщика-любителя взялись за дело. Дело провернулось быстро, поскольку ключ с цифрами «1209» подходил к этой двери как нельзя лучше. Но за ней ничего, кроме бойлерной, выглядевшей более стерильно, чем кабинет иного стоматолога, не обнаружилось. Из бойлерной вела еще одна дверь, причем явно наружу. Изнутри ее можно было открыть без особого труда, но делать это было незачем, тем более сейчас, и мы вернулись на парковку.

…Звук неожиданно ожившего лифта ударил по ушам в звенящей тишине. Я даже присел. Эдик тоже присел. Затем мы оба по-тихому отползли еще дальше, в самый угол, где было особенно темно. Не прошло и минуты, как на парковку кто-то прибыл. Неизвестный вышел из лифта, кабина с легким шумом закрылась. Гулко прозвучали неспешные шаги – кто-то двигался в нашу сторону. Я затаил дыхание, но тут мягко стукнули замки блокировки автомобильных дверей, открылась дверь, и кто-то проскользнул в машину. Оглушительно (как мне показалось) захлопнулась дверь, не менее оглушительно взвыл стартер, а двигатель загремел не хуже вертолетного. Впрочем, завели не «Ориджин», а совсем другое авто поблизости… Действительно, странно было бы думать, что в ночь на субботу жизнь здесь совсем уж замирает.

Авто приблизилось к подъемным воротам, в полумрак гаража влетел луч уличной ртутной лампы, затем машина уехала, и ворота закрылись. На этаже вновь воцарилась звенящая тишина.

– Смотри-ка, – сказал Эдик, разгоняя липкий мрак светящимся дисплеем телефона, – еще одна дверь.

Дверь, не отмеченная на карте, была узкой и металлической. А также плотно подогнанной к проему и накрепко запертой. Мы внимательно осмотрели замок и то, что было вокруг него. Никакой электроники. Обычная замочная скважина.

Ни сканер кодов, ни ключ нам тут помочь не могли. Толку не было ни от электромагнитного генератора, по словам Пантюхи, «выносящего моск » любой электронике, ни от брутальных отмычек. Кибернетика в двери отсутствовала, а замок был слишком сложным для двух людей, сроду не промышлявших взломом замков.