Сестра морского льва - Юрий Иванов

Отбежав в сторону, девочка шумно дышала вздрагивающими ноздрями. Покачав головой, успокаиваясь, он сказал:

— Что с тобой? Гляди, что ты сделала. Разве девочки кусаются?

— А зачем ты меня толкнул? Разве взрослые толкают детей?

— А зачем ты пришла ко льву? Он же мог тебя...

— А потому, что мама говорила... и Лена тоже, и дед Захар: так у воинов племени унангунов смелость проверялась! Вот! Надо подойти к спящему льву и почесать ему нос. И тогда считалось, что ты настоящий смелый-пресмелый мужчина... или там женщина. И девочка тоже! И я уже подходила и чесала, и Лена тоже, и Толик. Гляди!

Подбежав к Волкову, она торопливо расстегнула пуговички на ковбойке и показала клык на нитке из голубых бусинок.

— И вот тогда воин племени унангунов может это носить. И он тогда уже не просто воин, а он уже и брат морского льва. А я сестра!

— Ну ладно. Подойди ко мне, сестра морского льва, — сказал Волков примирительно. — Считай, что мы оба немного погорячились... Просто я очень испугался за тебя. Я не хотел тебя обидеть.

— Я тоже, — быстро проговорила Алька. — Но я уже предупреждала: со мной такое бывает. Находит вдруг. И хочется сделать что-то такое, ну прямо необыкновенное. Или вот просто завизжать!

— Что ж, завизжи, — сказал Волков, но девочка молчала, и тогда, помедлив немного, он спросил: — Послушай... а можно и мне?

Они посмотрели на лежбище: некоторые львы продолжали спать, другие, разбуженные ревом Боксера, зевали, крутили головами, чесались. Отойдя в сторонку, Алька осмотрела Волкова с ног до головы, и тот невольно распрямился, чтобы казаться еще выше. Поправив перо, воткнутое в волосы, и скрестив руки, Алька прошлась перед ним взад-вперед и сказала:

— Лена говорила, что на совете старейших племени унангунов решалось, кому это можно, а кому и нельзя. Но совета уже нет, и вообще уже никого нет. Так вот: я тебе разрешаю войти в род Морского Льва.

— Спасибо, Алиса. Сейчас я...

— Не здесь! Тут все уже попросыпались. Идем во-он туда.

Они прошлись метров пятьдесят по лежбищу в самый его угол. Спало тут еще с десяток львов. Один — у самого края. А возле него — Тупорылый.

— А если не льву, а львенку? — спросил Волков, ощущая неприятный холодок страха между лопатками.

— Не считается, — строго сказала девочка. — Подходи точно к голове. Не сбоку. И не слишком близко. Ну чтобы дотянуться лишь мог... Иди.

— Иду, — отозвался Волков и тут же подумал: «А не буек ли у меня вместо головы?» Почему-то засмеявшись, он поправил берет и шагнул.

Ноги были словно из чугуна. Чем ближе он подходил ко льву, тем труднее было их переставлять. Щепка треснула под ногой... Песок не скрипел, а буквально гремел! Спите, зверушки, спите... Ну вот еще один шаг, еще... Волков остановился. Громадная, как бочонок, башка льва лежала перед ним. На щеках зверя прилип сырой песок, топорщились жесткие, каждый в полметра, усищи. Уши у льва были маленькие, будто обкусанные. Волков оглянулся: Алька глядела на него, сжимая в руках винчестер. Она нетерпеливо мотнула головой: ну же! Ощущая резкий запах, идущий от зверя, Волков наклонился и протянул руку. Лев поморщился во сне, усы его вздрогнули. Волков замер и почувствовал, как едкая капля пота скатилась в уголок правого глаза; он осторожно прикоснулся к носу льва и провел пальцами по жесткой влажной шерсти. Вздохнув, лев, не открывая глаз, мотнул башкой, думая, что это муха по нему бегает... Не спуская с него взгляда, Волков отступил, шагнул к Тупорылому и потрепал его ладонью по холке. Кот дернулся, а Волков повернулся и быстро пошел прочь. Раскрыв глаза, Тупорылый вскочил на ласты и, фыркнув, бросился за Волковым. Алька побежала навстречу, схватила Волкова за руку, потянула за собой... Заглушая гром наката, звери ревели, гремела галька, с плеском катилась по лайде вода.

— Ну вот и я тоже брат! — смеялся Волков, карабкаясь на крутой откос лайды. — И морского кота тоже.

— А я сестра льва! Значит, и твоя! — выкрикивала Алька и все тянула Волкова от лежбища, от зверей. — Значит, мы уже теперь совсем-совсем породнились! И со львами и с океаном, да?

— Ну конечно, а как же? Однако стоп! Бросим-ка тут якорь. — Волков опустился на сырое бревно. — Садись.

Они хохотали, вспоминая, как наморщился лев, как сверкнули выпуклые глаза Тупорылого, как он мчался за ними по лайде. Потом, успокоившись, глядели на лежбище, на зверей, и Волков думал о том, что вот ведь не было у него ни братьев, ни сестер, и надо же — появились. И какие! Брат морской лев, брат морской кот. Дымя трубкой, он с легкой душой глядел на океан, далекие горы, львов, выбирающихся на берег; на летящих птиц и думал, что жизнь становится все сложнее и все интереснее...

Алька не ошиблась: к вечеру туман сгинул, его как и не бывало. По установившемуся распорядку, вернувшись с лайды, они после обеда занимались домом. Нужно было заменить на крыше с пяток досок, а когда начали с ними возиться, то оказалось, что и другие менять надо. Досок у дома оказалось маловато, и они опять таскали их с лайды, а потом поднимали и прилаживали на крыше. К вечеру все же закончили. И так было приятно после всех дневных событий и трудов сесть на скамейку возле дома и, чувствуя ломоту в мышцах, любоваться бухтой и молчать, размышляя о разных сложных жизненных проблемах. Как-то обстоят дела в арбитражной комиссии? Волков просил одного из своих друзей сообщить ему на Командоры, чем это и как все это закончится... О Лене он почти не думал. Вернее, старался не думать.

Теплым выдался вечер, тихим, безветренным. Все было красным. Красное предзакатное небо, красная вода в бухте, а по ней, будто черные зерна мака, рассыпаны птицы. Намаялись за день в поисках пищи для прожорливых птенцов; наломали крылья в бесконечных перелетах и вот, оставив на время молодежь, покинули обрывистые утесы и опустились на воду. Плещутся, поправляют выбившиеся из крыльев перья, наслаждаются покоем и тихой погодой.

Кит проплыл вдоль берега на юг, и Алька долго убеждала Волкова, что это, конечно же, их знакомый кит Жорка, что лишь только он может так высоко выдыхать фонтанчик водяных паров и брызг, и приплыл он сюда взглянуть, как они устроились.

— Чайки сейчас полетят на озерко соль с перышек смывать, — сказала девочка устало. — Чайки каждый вечер летают мыться. Чистюльки. Во-он, видите? Полетели.

Действительно, со стороны океана спешили к озеру одна за другой чайки. Они опускались там, где помельче, и плескались, подгребая крыльями воду и забрасывая ее себе на спину, голову, шею.

— Ой, глядите-ка... сова! — удивленно воскликнула Алька. — Хромая!

Над речкой, приближаясь к их дому, летела полярная сова. У нее были пушистые, мягкие крылья и большая круглая голова с черными глазами. Видно, у птицы что-то стряслось с правым крылом: когда она им взмахивала, то взмах был короткий, неровный, и птица как бы проваливалась в воздухе; она именно «хромала» в полете. Подлетев ближе, сова поглядела на людей и заворчавшего Бича внимательным, выразительным взглядом и, выставив вперед когтистые в мохнатых перьях лапы, села на конек крыши. Потоптавшись немного, птица стала укладывать крылья. Левое легко и свободно легло на спину, а правое свисало, и сова постанывала: болело крыло. Может, оно было вывихнуто или кто стрелял в птицу да поранил?

— Скажи, а тебе не страшно было сегодня? — спросил Волков.

— Страшно. Я ужасная трусиха. У меня прямо все оборвалось внутри, когда я ко льву подошла.

— Ишь ты трусиха. Забыла, как выволакивала меня из пропасти?

— Все равно. И тогда было страшно, но я себя борю. А вот кто смелый, так это Толик. Он мне даже жизнь спасал. Ну и геройский он парнишка! — девочка оживилась. — Я на всем ходу с сейнера в воду упала... Ну, вернее, не упала... нечаянно спрыгнула. В общем, Бича волной смыло, он еще совсем маленьким, глупеньким был, ну я за ним и кинулась. Я ничего и подумать-то не успела — бух в воду! А волны были — ух! «Бич, Бич», — кричу, а сама уже на дно иду. И тут Толик ка-ак кинется в воду... Он ко мне, а я от него, за Бичом. А потом дядя Сережа тоже ка-ак кинется да ка-ак поплывет к нам...

— В общем, вся команда попрыгала в воду. Вот это настоящие моряки!

— Ага! Почти все покидались. Ну мы и хохотали тогда все...

Она засмеялась, и Волков тоже, а потом смолкли и каждый задумался о своем.

А чайки все летали, но теперь уже торопливо, словно было нечто очень важное в том, чтобы окунуться в озерную воду до того момента, как солнце нырнет за крутые откосы гор. Ну вот, кажется, все собрались на озере. Кричат птицы, плещутся, озорничают как дети. Ага, еще одна спешит. Ну быстрее же, опоздаешь!.. Маленькая острокрылая чайка молнией метнулась с высоты на отмель; окунулась, кинула на себя крыльями воду, и в это мгновение солнце зашло.

На озере сразу стало тихо. Прекратив плескаться, птицы замерли в мелкой воде, а потом вдруг все разом взмыли в воздух, и над озером повис розовый туман из мелких брызг. Наверно, вспомнив о гнездах и оставленных птенцах, чайки торопливо летели на свои угрюмые обрывистые скалы.