Сестра морского льва - Юрий Иванов

Время от времени их навещал Борис. Был он то возбужденным, радостным, и Волков ожидал, что он скажет: «Собирайся, старик, где твой смокинг? Мы с Леной приглашаем тебя...», то выглядел мрачным, и Волков понимал: рановато еще рыться в рюкзаке, разыскивать галстук. Да, что-то у них не клеилось. Спрашивать было неудобно, а Борис помалкивал, да и бог с ним... и с Леной тоже. Два раза и Волков с Алькой ходили к Борису в бухту Каланью, возились с котлованом под бассейн: обшивали его досками под бетонирование; и дома дел было предостаточно, да каждодневные обходы бухты, наблюдения, в общем, летели деньки...

Задумавшись, Волков натолкнулся на остановившуюся Альку, и та зашипела на него, как рассерженная котиха, отпугивающая песца от своего котенка. Пришли уже?

...Узким туманным ущельем они спустились к бухточке Седого. С нависших скал стекали мутные, холодные ручьи и свешивались космы побитой бусом, поникшей под тяжестью влаги травы.

— Ребенок уже у них, — зашептала Алька, когда, пригибаясь, он подошел к ней и присел рядом, за камнем. — Ма-аленький, хо-орошенький.

И без бинокля все было видно, однако Волков достал его из футляра и увидел толстую, добродушную морду Седого. Левый глаз у него слегка заплыл, как будто подбитый в драке, а на толстой щеке алел свежий укус. Сложив на груди лапы и широко раскинув задние, Седой спал, покачиваясь на спине в мелких волнах. А рядом с ним так же на спине лежала самочка с каланенком на животе. Малыш тоже спал; хорошо были видны его закрытые глаза и смешно разбросанные лапки. Малыш был толстый и упругий на вид, как японская плюшевая игрушка. А мама проснулась. Оглядевшись, каланка начала вылизывать языком мордочку малышу. Каланенку хотелось спать, он отворачивался, пытался уткнуться черным носом матери в грудь, но мамаша была настойчива: решив, что пора кормить своего толстяка, она взяла передними лапами, как руками, голову каланенка и приподняла ее. Тот расстроенно запищал: видно было, как раскрылся маленький розоватый рот. Ну конечно же, он пищал, потому что Седой открыл глаза, зевнул и, судя по всему, заворчал. Каланка, повернувшись к нему, выслушала Седого, а потом еще более энергично начала вылизывать малыша. Обмыв языком ему голову, она перевернула его на спину. Тот, капризничая, дрыгал лапками и пытался свернуться клубком, но мамаша, положив каланенка поперек своего живота, облизала ему вначале один бок, потом другой, затем под хвостиком. Каланенок немного пришел в себя. Он сел, потянулся и, уже балуясь, повалился опять на бок. И тогда мать вдруг нырнула. Услышав всплеск воды, Седой покрутил головой и тоже нырнул. Но беспокоиться было нечего. Каланка вынырнула, каланенок все так же лежал у нее на груди, а рядом возле его головы виднелось несколько морских ежей. Мать раскусила один, но в это время она отвернулась, и Волков не заметил, ест ли она сама или кормит малыша.

В воду упали светлые скорлупки. Седой вынырнул. На его груди тоже возвышалась грудка фиолетовых морских ежей. Фыркнув и быстро утерев себе морду лапами, Седой принялся за ежей. Большая чайка вдруг ринулась к воде, пытаясь на лету украсть у Седого ежа, но тот, как от мухи, отмахнулся от нее лапой, и птица с пронзительным криком улетела.

— Идем. У нас еще много дел, — зашептал Волков.

— Ага, идем, — ответила девочка. — Как бы мне хотелось подержать в руках каланеночка. Вот бы приручить его, правда?

Волков огляделся. Что-то изменилось в природе. Туман все так же тяжелым, плотным пологом лежал на окруживших бухту горах, он как бы сглодал их острые вершины, и горы казались перевернутыми вверх килями теплоходами, но теперь туман был не пепельно-серым, а слегка розоватым, будто подсвеченным изнутри.

— Розовый туман видишь, да? — сказала Алька. — Вечер будет солнечным. Вот честное слово! И день завтра будет хороший, вот увидишь.

Выбравшись из ущелья и пройдя с полкилометра вдоль океана, они остановились на высоком травянистом склоне. Внизу, на лайде, спали морские львы. Лежбище их находилось несколько в стороне от пляжа котиков, но, как уже заметил Волков и записал в «Журнал наблюдений», порой то несколько львов затесывались в котиковое лежбище, то кто-то из молодых котов устраивался рядом со львами.

Как громадные бурые колоды, львы вповалку лежали среди камней. Кто на боку, кто на животе, а один на спине. Было видно, как от храпа или тяжелого сонного дыхания длиннющие усы у крайнего из львов то вставали дыбом, то опадали. Хороша зверушка, подумал Волков, разглядывая громадного зверя и его странную с промятой посредине переносицей морду. Такие носы встречаются у боксеров.

— Это Боксер, — сказал Волков. — Помнишь, как он Тупорылого наколотил?

— Ну да! Но Тупорылый сам виноват. Пускай не задирается.

Два дня назад они увидели Боксера в самом центре котикового лежбища: он баловался с Тупорылым. Кот делал вид, что нападает на льва, наскакивая на него то с одного, то с другого бока, и, шутя, видно совсем небольно, хватал льва зубами. Фыркая, тот отмахивался ластами. Но тут, видно заигравшись, кот куснул льва покрепче. Послышался шлепок, как будто кто веслом по воде ударил, и кот, взвыв, откатился. Вскочив, он бросился на льва — тот в этот момент чесал себе ластом за ухом — и укусил его за спину. Вот тут-то Боксер и показал свой львиный характер. Вначале он пытался догнать Тупорылого и как следует вздуть его, а потом, яростно ревя, направился к своему лежбищу, расшвыривая всех секачей, попадавшихся ему по пути. Досталось и папаше Грууму. Еще и сейчас зализывает, наверно, себе прокушенную клыками льва шкуру.

— Вот возьму и разбужу их всех, — сказала Алька. — Ка-ак закричу!

— Издай боевой вопль племени унангунов, — подзадорил девочку Волков. — Ведь в твоих жилах течет индейская кровь. Ну же!

Алька сняла с головы платок, мотнула головой, и волосы, матово поблескивая, упали на ее плечи. Она осмотрелась, подобрала с земли чаячье перо, воткнула его в волосы и, подняв руки, закричала:

— Эе-ей! Львы-ы-ы! Слышите меня?

Звери спали. Лишь Боксер приоткрыл мутные глаза, зевнул и опять погрузился в сон: плевать, в общем-то, было льву на какие-то детские крики. Алька засвистела. Львы не шевельнулись. И она вдруг спрыгнула с высокого откоса на песок лайды. Широко расставив руки, чуть согнув их в локтях, отчего они стали похожими на крылья, останавливаясь и рассматривая что-то в песке, девочка маленькими шажками, как обычно бродят по берегу чайки, направилась ко льву.

— Алька! Назад! — позвал ее Волков.

— Кир-кир-р-р-р? — спросила девочка спокойным чаячьим голосом, повернувшись к нему, а потом, все убыстряя шаги, побежала к Боксеру и пронзительно выкрикнула: — Ки-ир-рр-рр!

Лев не желал просыпаться. Алька присела, осмотрелась и подобрала бамбуковую палку. Вынув из волос перо, она сунула кончик его в большую черную ноздрю зверя. Застыв, Волков увидел, как кожа зверя собралась складками, а усы поднялись дыбом. Мотнув головой, не открывая глаз, Боксер чихнул с такой мощью и ревом, что Алька села на песок. В то же мгновение она вскочила, а лев открыл глаза. Секунду он глядел в упор на девочку, и Волков увидел, как мутная сонная одурь пропала из глаз зверя. Потянув с плеча винчестер, Волков отбежал чуть в сторону, и в этот момент лев, оскалив желтые клыки, вскочил на ласты. «Назад, Алька, назад», — думал Волков, но девочка пошла на льва и, что-то выкрикивая, показывала ему рукой на океан. Заревев, лев отступил, оглянулся на воду, потом, резво повернувшись всем своим громоздким, тяжелым телом, бросился рывками к океану.

— ...смей обижать... котов! — послышался голос Альки. — Не смей...

Догнав зверя, она стукнула его палкой по спине и тотчас отскочила. Смешно выбрасывая вперед ласты, которые, как две тяжелые доски, гулко шлепали по песку, лев устремился к воде. Волны шумно выкатывались на берег. Выбрав момент, лев вошел в океан, поплыл, а потом поднырнул под очередную волну, и через несколько мгновений его мокрая голова показалась на другой ее стороне. Отплывая от берега, морской лев, как теплоход, покидающий порт, протяжно проревел.

— Я сильнее морского льва! Я прогнала его с берега! — выкрикивая, подбежала девочка к Волкову. — Я и всех львов могу...

— Ты противная, хвастливая девчонка! — прорычал Волков, хватая ее за плечи.

— Не трогай меня, пусти! Я из племени унангунов, а ты кто? — выкрикнула Алька, мотая головой, отчего волосы закрыли все ее лицо, только глаза бешено сверкали через их пряди. — А ты кто? Ты?

— И если ты еще хоть раз... то я тебя!..

— Что ты меня? Пусти, мне больно, — она рванулась. — Пусти!

Волков оттолкнул ее, девочка упала, вскочила. Сжав кулачки, оскалив зубы, как маленький злой зверек, она бросилась на него. Волков поймал ее и прижал к себе, но Алька пиналась, выла, а потом, изловчившись, укусила его за руку, и тот, охнув, отпустил ее.