Последний контакт 2 - Евгений Юрьевич Ильичев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— О чем вы думаете? — несколько раздраженно спросил Фролов. Он ожидал более живой реакции собеседника на свою патриотическую тираду, Синак же замер и глядел в черное окно остекленевшими глазами. Спивается ученый, нехорошо. Придется доложить.
— Возможно, вы и правы… — тихо ответил Синак, отрываясь от холодных огней бульвара Ланн. — Наш враг пытается уничтожить нас уже многие годы, и у него это не выходит. А почему? Потому что мы один вид. Разные по темпераменту и мировоззрению, с различным культурным кодом, но все же все мы — люди. Чтобы победить врага, нужно думать как враг, и нам всегда это удавалось. Именно этим вы, господин Фролов, и ваши коллеги занимаетесь. Именно этим занимаются и они.
— Кто? — не понял Фролов. — Американцы?
— Да, да, — растерянно кивнул Реджи, — американцы, да…
Мыслями он уже витал далеко от Парижа. Он вдруг понял, что военным путем врага не изучить. Конечно, часть информации добыть возможно, и, безусловно, разведчик был прав — человек может огрызнуться на интервенцию из космоса. Победить — вряд ли, но огрызнуться может. Но это лишь в том случае, если враг решит нападать в лоб. Но что мы имеем? Внеземной инопланетный корабль колоссальных размеров, прибывший к нам из другой звездной системы, обладающий технологиями невидимости и способный обездвижить самый передовой корабль человеческой расы. Кроме того, гости получили в свои руки живых людей. Они учились, наблюдали, ставили опыты, проводили социальные эксперименты. Так человек поступает с новыми видами фауны, которые до сих пор нет-нет, да и обнаруживает на планете. Наблюдает, изучает и пытается понять, насколько опасен тот или иной живой организм. И если человек видит, что новый потенциальный враг опасен, он не кидается на него с оружием массового поражения. Он ставит новый вид на грань вымирания иначе — стравливает его с другими видами либо создает такую среду обитания, в которой изучаемый объект просто не может существовать. От чего же зависит способ борьбы?
— Скажите, Сергей Викторович, а как вы и ваши коллеги выбираете методы работы?
— Простите? — не понял разведчик — настолько быстро Синак перешел от одной мысли к другой.
— У вас же наверняка есть множество способов борьбы с врагом — кого-то вы вербуете, кого-то запугиваете, кого-то покупаете, а иных, чего душой кривить, просто устраняете. Как вы избираете методику работы с тем или иным врагом государства?
Разведчик задумался. От миролюбивого и, откровенно говоря, простоватого научного руководителя проекта «Осирис» слышать подобные вопросы было по меньшей мере странно.
— Нуу… — протянул он, пытаясь ответить так, чтобы особо не подставиться, — лично я исхожу из тех задач, что ставятся передо мной.
— Да, да… — Синак выглядел растерянным и возбужденным одновременно. Фролов так и не понял смысла его вопроса. Меж тем Реджи продолжал бубнить себе под нос что-то невразумительное. — Понять, что им нужно. Тогда мы сможем… — вдруг взгляд ученого просветлел, словно и не было в нем двухсот миллилитров бурбона. — Я вам еще нужен?
Все, что требовалось от Синака в этом месяце, Фролов уже получил, а посему мужчина просто покачал головой. Теперь уже у дипломата был озадаченный вид. Что задумал этот странный ученый?
— Тогда, с вашего позволения, я вылечу в столицу, а оттуда прямым рейсом на Восточный.
— Не вылетите, господин Синак, я еще не подготовил шифровку, которую вы должны…
— Ах, да… — раздосадовано протянул Реджи. — А почтой никак? — наткнувшись на укоризненный взгляд куратора, он все понял. Никак такие данные нельзя было пересылать электронной почтой. Только лично в руки. И лететь он должен не один, а в сопровождении сотрудников безопасности делегации. — Что ж, тогда я жду от вас утром документы и вылечу со всеми.
— Вот это правильно, — похвалил Фролов подопечного. Для себя же он сделал мысленную пометку — приставить к Синаку наблюдение. Что-то в его поведении насторожило дипломата. Как бы этот тщедушный ученый не выкинул какой фортель на пьяную голову. Однажды он уже ставил государственные органы под удар, подобное не должно было повториться.
Глава 14
Валерия стояла в кунсткамере и смотрела в глаза репликанта. Как и прежде, все его органы и системы парили в воздухе и казались целыми и невредимыми, но сейчас это ужасное зрелище Валерию не коробило. За два года она привыкла видеть в несчастном не монстра, а человека — жертву ужасающего, бесчеловечного эксперимента.
В отсеке царил полумрак, отражение Валерии замерло в огромных зрачках репликанта. Сегодня Роман был в настроении и даже пытался общаться. Да, около года назад Валерия дала ему имя. Ей было некомфортно проводить с репликантом часы, а иногда и целые дни, обращаясь к нему, как к коллеге, имя которого никак не можешь запомнить, а спросить уже стыдно. Валерия не могла дать себе ответ — это имя изменило ее отношение к репликанту или же сперва изменилось ее отношение к нему, а следствием этого стало имя? В любом случае, общаться теперь было куда приятнее. Все эти «эй», «ты», «дружок», «коллега» и прочие обезличенные вводные слова, не подразумевающие обращения к личности по имени, достали Мирскую пуще горькой редьки. Она, кстати, никогда не ела редьки, просто знала это устойчивое выражение, читала его в книгах, слышала в ретрофильмах. Она вообще не считала зазорным употреблять подобные устаревшие фразеологизмы: «Пуще горькой редьки», «Проще пареной репы», «До морковкина заговенья», «После дождичка в четверг» и так далее… Было в таком неформальном общении и в обращении к репликанту по имени нечто интимное, нечто сближающее.
Но было и иное. Дав репликанту имя, Валерия постаралась загладить свою вину перед ним. Два года назад она имела неосторожность анонсировать парню (да-да, парню, а как еще назвать молодое антропоморфное существо, пусть даже и разобранное на составные части?). Так вот, тогда она анонсировала парню невероятное событие. Тогда, почти два года назад, приняв предложение Добряка (к слову, на самом деле корабль назывался «Юкко», но это Валерия узнала много позже), она первым делом пошла к репликанту и рассказала ему о том, что в скором времени сможет собрать его обратно. Парящие в воздухе глаза оживились, Валерия видела, как в них зародился огонек надежды. Он все понимал, все чувствовал, он надеялся. Валерия не знала, на что именно он надеялся — на избавление или на реабилитацию, но в том, что в этих страшных человеческих глазах вспыхнула именно надежда, Мирская не сомневалась.
Она
