Ниндзя - Эрик Ластбадер

На краю площадки работала огромная бетономешалка; рядом с ней мощный кран поднимал несколько ферм.

Часть шикарного фасада из черного камня была уже готова. На некоторых блоках еще виднелись сделанные медом белые и желтые метки. Но одна стена была пока полностью открыта, словно прозрачный кокон, сквозь который можно наблюдать образование куколки.

Николас и его спутники двигались по деревянному настилу, а вокруг люди с напрягшимися мышцами и перепачканными маслом лицами упрямо вгрызались в камень отбойными молотками. Они вошли в крытый переход. Воздух был насыщен мельчайшей удушливой пылью, которая, как перхоть, оседала на их волосы и плечи.

Навстречу вышел человек с изможденным лицом. Голову его защищала ярко-желтая каска, на которой синими буквами было выведено “Братья Любин”. Узнав Томкина, человек широко улыбнулся и протянул руку. Затем он проводил гостей к большому автофургону, служившему конторой. Томкин коротко представил его как Эйба Рассо, начальника строительства. Рассо удостоил Николаса холодным крепким рукопожатием и раздал всем каски.

Фрэнк повел их в здание — через огромный холл с колоннами, потом вдоль длинного коридора, с голыми лампочками на гибких проводах. Их ноздри наполнились въедливым запахом сырого бетона. Мужчины дошли до лифта и поднялись наверх, где их встретил человек, такой же широкоплечий, как Фрэнк, но немного пониже ростом. Все вместе молча двинулись по коридору.

Стены и потолок покрывала темно-синяя ткань; многочисленные узелки делали ее похожей на шелк-сырец. Правая наружная стена была стеклянной почти до уровня пола. Точнее, она должна была стать такой после застекления, а пока всюду были видны тонкие металлические конструкции с оранжевым антикоррозийным покрытием. Снаружи открывалась захватывающая панорама северо-западного Манхэттена. Вдалеке Николас разглядел низину Центрального парка.

Коридор упирался в двухстворчатую металлическую дверь с вычурными бронзовыми ручками. По левой стороне коридора через открытые деревянные двери виднелись небольшие кабинеты с пока еще голым бетонным полом. В некоторых из них Николас заметил огромные рулоны коврового покрытия.

Даже на такой высоте было жарко — не так-то просто сбежать от летнего зноя Манхэттена. Частички сажи усеивали бетонный пол, будто брызги неумолимого морского прибоя.

Перед металлической дверью Томкин остановился и посмотрел на строительную площадку. Он поднял руку, словно собираясь начать арию:

— Ты видишь, Николас? — Томкин отвернулся от окна. — Я ведь могу называть тебя Николасом? — Не дожидаясь ответа, Томкин продолжил: — Когда-то там был большой мир, и для каждого в нем находилось место — по крайней мере, для каждого, у кого хватало смелости это место занять. — Он опустил руку и сжал пальцы. — Но теперь здесь сплошная адская фабрика. Больше нет ни места, ни времени. Понимаешь, что это значит, а? Я тебе объясню. Каждый душит другого, чтобы уцелеть самому. Да, да, ты не ослышался — не просто получить больше прибыли, а выжить. И так везде, во всем мире.

Томкин искоса посмотрел на Николаса.

— Понимаешь, о чем я говорю? Нет? Тебе хотелось бы быть Марко Поло, а? Два с половиной года путешествовать по бескрайним просторам Азии и, наконец, очутиться в Китае, который до тебя другие европейцы не видели ни наяву, ни во сне? Разве что-нибудь может сравниться с этим чувством? Нет, говорю тебе я, никогда.

Двигаясь точно в забытьи, Томкин положил руки на ажурную паутину стальной рамы.

— Тебе известно, — прошептал он, — что я не знаю, сколько у меня денег? Да, я мог бы нанять людей и они бы подсчитали. Но только к тому времени, когда они закончат расчеты, их результаты безнадежно устареют. — На его лице поблескивала тонкая пленка пота. — Я могу иметь практически все, что захочу. Не веришь?

Томкин посмотрел на Николаса. В его голосе теперь слышалась ярость, на висках вздулись вены.

— Я мог бы сбросить тебя вниз. Сейчас. Просто взять и сбросить — и остаться совершенно безнаказанным. Возможно, мне пришлось бы для вида пройти через расследование, но не более того. — Он взмахнул рукой. — Но я этого не сделаю.

— Вы меня успокоили, — съязвил Николас, но Томкин продолжал, не обращая на него внимания.

— Это было бы довольно примитивно. Мне не интересно щеголять своей властью.

— Похоже, вы разочарованы в жизни.

— Что? — Томкин медленно оторвался от своих раздумий. — О, нет. Но, видишь ли, как и всех великих людей, меня беспокоит то, что рано или поздно мне придется умереть. — Он колебался. — Я желаю счастья Жюстине, обеим моим дочерям.

Николас был почему-то уверен, что Томкин собирался сказать что-то совсем другое.

— Тогда я не сомневаюсь, что они будут счастливы.

— Не говори со мной таким тоном, — отрезал Томкин. — Я прекрасно знаю, что я не лучший отец. У Жюстины проблемы с мужчинами, а Гелда только что развелась с четвертым мужем, и я не могу оторвать ее от спиртного. Я вмешиваюсь в их жизнь — время от времени, — а потом снова оставляю в покое. Это тяжело для них обеих.

— Похоже, Жюстина предпочитает, чтобы вы вовсе не вмешивались, — заметил Николас.

— Ее никто об этом не спрашивает, — рявкнул Томкин. — Я ее отец, что бы она обо мне ни говорила. И я люблю ее. Люблю их обеих. Никому сладко не живется, просто их проблемы бросаются в глаза — вот и все.

— Послушайте, мистер Томкин...

— Не заводись, Николас. Теперь, когда мы начинаем понимать друг друга. — Томкин выплевывал слова, будто они жгли ему рот. — Конечно, ей не понравилось, когда я вмешался два года назад. Но что она знала? Господи, она была по уши в дерьме. — Он яростно дернул головой. — Она таскалась за этим подонком как за Господом Богом.

— Она сказала мне... — начал Николас.

— А она сказала тебе, что он был сутенером? Что он колол наркотики? Что мужчины нравились ему больше женщин? Что он привязывал ее к кровати и избивал, прежде чем трахнуть? Это она тебе сказала? — Его лицо исказилось от гнева и стыда, с губ слетала слюна.

— Нет, — мягко ответил Николас.

Томкин разразился резким звериным смехом.

— Я в этом не сомневался.

Он выставил голову вперед и был теперь очень похож на охотничью собаку, которая сделала стойку. Николас подумал, что если дичью был он, то на этот раз Томкин выбрал себе орешек не по зубам.

— Вы не должны были мне этого говорить.

— А в чем дело? Тебя, что, тошнит? — Томкин ухмыльнулся. — Она тебе больше не нравится? Ты уже жалеешь, что с ней связался?

— Ее прошлое не имеет значения, — медленно произнес Николас. — Если только она не продолжает жить этим прошлым. — Он посмотрел на приблизившееся к нему потное лицо Томкина. — Я знаю, что за человек Жюстина. Но я не уверен, что это знаете вы, Томкин.

На мгновение Николасу показалось, что глаза Томкина выпрыгнут из орбит. Но он быстро справился с собой, и на его лице не осталось и следа былого гнева. Он улыбнулся и похлопал Николаса по спине.

— Я просто хотел тебя проверить, Николас, понимаешь? Николас понял, насколько Томкин уязвим. Вот почему он так демонстративно расправлялся со своими дочерьми. Они слишком много значили для него, от них зависело его бессмертие. “Интересно, — подумал Николас, — смирился ли он с тем, что у него нет наследника?”

Странно, но эта слабость Томкина вызвала у Николаса симпатию. Врюего учили сокрушать противника, воспользовавшись его слабостью. Но за пределами додзё Николас узнал, что именно слабости делают людей человечными. Взять, например, Мусаси. Судя по книге Горин-но сё, ее автор не человек, а истукан, непобедимый и бесчувственный. Но о Мусаси рассказывали много разных историй. Николас навсегда запомнил одну из них — о том, как некий ниндзя победил Мусаси с помощью всего лишь бумажного веера. Беспомощность воина объясняли тем, что ниндзя владели сверхъестественными силами. И все же Николасу было приятно сознавать, что великий Мусаси испытал горечь поражения.

“Было бы слишком просто, — думал Николас, — зачислить Томкина в негодяи и отвернуться от него. Но очень часто внешность обманчива.” Николас задел обнаженный нерв этого человека и на мгновение почувствовал его слабость. Более того, Томкин был достаточно умен, чтобы понять это, и Николас терялся в догадках, почему он это допустил. Ему не пришлось долго ждать.

— Я хочу, чтобы ты работал на меня, — спокойно сообщил Томкин. — Хочу выяснить, что происходит. О якудза я знаю все! У меня даже была стычка с Сёто. Ты о нем, конечно, слышал?

Николас кивнул.

— Крепкий орешек, — продолжал Томкин. — Но я с ним справился. — Он задумчиво оттянул двумя пальцами нижнюю губу. — О ниндзя я ничего не знаю, а в таких случаях я привык полагаться на специалистов. — Томкин ткнул в Николаса указательным пальцем. — Ты ведь специалист по части этих мерзавцев?