Ниндзя - Эрик Ластбадер

— Садитесь, мистер Линнер, — послышался звучный голос из глубины лимузина.

Пока Николас колебался, передняя дверь бесшумно распахнулась, из нее вышел плотный человек с коротким ежиком темных волос, в строгом темно-синем костюме, и проводил его в машину. Обе двери захлопнулись с мягким звуком, какой бывает только у очень дорогих автомобилей, и лимузин снова влился в общий поток.

За окнами бесшумно скользил город. Покрытый серым бархатом салон был явно сделан на заказ — такого не увидишь среди выставочных образцов. В машине царили прохлада и полумрак, как в дорогом баре. Даже вибрации мощного восьмицилиндрового двигателя почти не ощущались.

Кроме Николаса, в лимузине находились три человека: водитель, рядом с ним широкоплечий человек в темно-синем костюме и еще один высокий крепкий мужчина в безукоризненно элегантном летнем костюме. Последний сидел на заднем сидении и теперь пристально разглядывал Николаса. Крупная голова с немного выступающим подбородком, крутой лоб, короткие седые волосы, впалые с оспинами щеки и глубоко посаженные голубые глаза под кустистыми бровями — все это придавало ему несколько агрессивный вид. Николас подумал, что этому человеку пришлось принимать немало тяжелых решений, и всякий раз он выходил победителем. Пожалуй, он мог быть генералом.

— Хотите выпить? — послышался властный голос рядом с Николасом. Синий костюм на переднем сидении мгновенно повернулся к ним вполоборота и положил руку на бархатную спинку сидения. В этом жесте Николас почувствовал скрытую угрозу и подумал: что же могло задержать лейтенанта Кроукера?

— Бакарди с лимонным соком, если можно.

Синий костюм открыл маленькую дверку в центре переднего сидения, и Николас услышал звяканье льда в бокале. Он оставался спокойным, хотя понятия не имел, кто эти люди. Нужно было попытаться разговорить человека на заднем сидении.

— На фотографиях вы выглядите совсем по-другому, — заметил тот с явным оттенком неудовольствия.

Когда синий костюм протянул руку, чтобы налить ром, Николас заметил, что у него под мышкой поблескивает револьвер в замшевой кобуре. Он перевел взгляд на окно. Город казался Николасу бесконечно далеким.

— Это совершенно естественно, — сказал он. — У меня никогда не было хороших фотографий. По крайней мере, я таких не видел.

— Пейте, — посоветовал синий костюм.

Николас протянул руку через открытую перегородку и сразу же понял, что сейчас произойдет. Как ни странно, он не стал этому противиться. Человек в синем костюме поднял бокал, а второй рукой схватил запястье Николаса. Это молниеносное движение было в глазах Николаса достаточно медленным и неуклюжим. Он знал тысячу способов, чтобы его предупредить, но тем не менее равнодушно наблюдал, как синий костюм сжимает его запястье, не сводя глаз с ребра его ладони, твердого, как кость. Наконец синий костюм поднял глаза, кивнул человеку, сидящему рядом с Николасом, и подал Николасу бокал.

Николас сделал глоток и решил, что коктейль вполне приличный.

— Вы удовлетворены?

— Теперь я убедился, что вы — тот человек, которого я искал.

— Вы знаете обо мне гораздо больше, чем я о вас, — заметил Николас.

Человек пожал плечами.

— Так и должно быть.

— Возможно — с вашей точки зрения.

— Другие точки зрения, мистер Линнер, значения не имеют.

— Не возражаете, если я закурю?

Николас протянул правую руку к карману брюк, и в ту же минуту синий костюм напрягся и покачал головой.

— Вы этого не хотите, мистер Линнер, — заявил сосед Николаса. — Уже полгода как вы бросили курить. — Он хмыкнул. — И правильно сделали. Вы курили слишком крепкие сигареты — это настоящее самоубийство.

Такая осведомленность произвела впечатление на Николаса. Кто бы ни был этот человек, он не дилетант.

— Известно ли вам, мистер Линнер, что сигареты с высоким содержанием никотина разрушают вкусовые точки? — Незнакомец кивнул, словно подтверждая собственные слова. — Это факт. Соответствующее исследование было проведено в университете Северной Каролины. — Он улыбнулся. — Забавно, правда? Университетский городок буквально окружен табачными плантациями.

— Никогда не слышал о таком исследовании, — сказал Николас.

— Разумеется. Результаты пока держатся в тайне. Они будут оглашены в октябре, на ежегодном съезде производителей табака в Далласе.

— Вы, похоже, хорошо в этом разбираетесь.

— Еще бы, — рассмеялся незнакомец. — Ведь я финансировал это исследование. — Он отвернулся и погрузился в свои мысли.

— Что вам известно обо мне? — спросил Николас Теперь он был почти уверен, что уже видел это лицо.

Собеседник повернулся к нему, обжигая колючим взглядом.

— Вполне достаточно, чтобы возникло желание потолковать с вами с глазу на глаз.

Теперь Николас вспомнил.

— А я вас сначала не узнал. Никогда не видел вас без бороды. Человек улыбнулся и потер чисто выбритый подбородок.

— Согласен, это сильно меняет внешность. Вдруг дружелюбие сошло с его лица, и оно стало каменным. Потрясающая перемена!

— Что вам чадо от моей дочери, мистер Линнер? Его голос прозвучал как щелчок кнута. Николас представил, каково иметь такого отца — да, Жюстине не позавидуешь.

— А что может быть нужно от женщины любому мужчине? — вопросом на вопрос ответил Николас. — Только это, мистер Томкин. Ничего больше.

Краем глаза он уловил движение синего костюма и расслабился: теперь не время. Огромные руки схватили его за шиворот рубахи; коктейль выплеснулся из бокала и струйкой потек по штанине. Николас подумал, что силы этому человеку не занимать. Томкин наклонился к Николасу.

— Не очень остроумно, мистер Линнер. Его голос снова резко изменился: теперь враждебность была прикрыта тонким слоем бархата.

— Как бы там ни было, Жюстина не обычная женщина. Она моя дочь.

— И поэтому вы так обошлись с Крисом в Сан-Франциско? На мгновение наступила полная тишина. Потом, не отворачиваясь от Николаса, Томкин сделал короткий жест, и синий костюм убрал руки. Он отвернулся и не оглядываясь закрыл перегородку.

— Так-так, — сказал Томкин, когда они остались одни. — Интересно. — Он внимательно разглядывал Николаса. — Вы, должно быть, действительно понравились моей дочери. — Голос Томкина снова посуровел. — С тех пор как я привез ее оттуда, она ни с одним мужчиной не провела больше двух часов. — Немного подумав, он добавил: — У Жюстины есть сложности.

— У каждого свои сложности, мистер Томкин, — сухо заметил Николас. — Даже у вас.

Николас тут же пожалел о последних словах: им руководил гнев, а это было плохим признаком.

Томкин откинулся на подушки сидения и искоса посмотрел на Николаса.

— Странный вы человек. У меня много дел с япошками, я даже бываю там три-четыре раза в год. Никогда не встречал таких, как вы.

— Надо полагать, это комплимент. Томкин пожал плечами.

— Как вам угодно.

Он наклонился вперед и нажал на утопленную кнопку. Перед ним откинулся маленький столик с миниатюрной лампочкой. За столиком, в спинке переднего сидения, был встроен шкафчик.

Томкин запустил в него руку и достал сложенный вдвое лист бумаги. Он протянул его Николасу.

— Что вы об этом скажете?

Николас осторожно развернул тонкую рисовую бумагу. В середине был изображен иероглиф, вокруг которого располагались девять ромбиков. Иероглиф означал комусо — японский нищенствующий монах.

— Ну, — потребовал Томкин. — Вы знаете, что это?

— Как к вам это попало? — спросил Николас, отрывая глаза от герба; в холодных голубых глазах Томкина он прочел скрытое беспокойство.

— Это было в мешке. — Заметив недоуменный взгляд Николаса, Томкин раздраженно пояснил: — В почте из Японии. Наши филиалы каждый день отправляют мешки с почтой: не все можно сказать по телефону. Сначала я подумал, что это шутка, но теперь... — Он пожал плечами. — Скажите, что это значит?

— Это герб.

Николас протянул листок Томкину, но тот не взял его, и Николас положил листок на стол.

— Герб одной из школ ниндзя —рю.

Он сделал глубокий вдох, обдумывая следующую фразу, но прежде чем успел открыть рот, Томкин постучал в перегородку из дымчатого стекла. Синий костюм повернул голову, и перегородка приоткрылась.

— Фрэнк, едем в башню.

— Но, мистер Томкин...

— Давай, Фрэнк.

Фрэнк кивнул и закрыл перегородку. Николас видел, как он что-то сказал водителю. На следующем перекрестке они повернули на восток, доехали до Парк-авеню и двинулись налево.

Томкин смотрел на сложенный вдвое лист бумаги так, будто внутри его внезапно что-то ожило и зашевелилось.

В то утро у лейтенанта сыскной полиции Кроукера был не самый довольный вид, когда он вышел от капитана Финнигана. Больше того, он еле сдерживал ярость. Он размашистыми шагами мерил залитый неоновым светом коридор, не замечая полицейских офицеров и служащих.