Автобиография - Прасковья Орлова-Савина

Еще решаюсь упомянуть три сна… или, вернее, видения… страшно писать, чтобы не ввести людей в грех осмеяния… но предполагая, что если выйдут в свет мои записки, то не ранее как после моей смерти: мертвые — срама не имут! а живая — я пишу правду. Тотчас по возвращении моем из Симферополя, где я ходила за ранеными солдатами, я дала слово Евд. Павл. Глинке, что приеду к ней на именины—4 авг., я сдержала слово (об этом будет по порядку). Но, верно, я была очень наэлектризована молитвой, смертью страдальцев солдат, их приобщением Св. Хр. Тайн, о чем я постоянно заботилась… и вообще — ужасом того времени, что, приехав из деревни Глинок, я ночевала в Твери в их доме и помню, что усердно помолилась перед иконой святителя Митрофана… вдруг, проснувшись, вижу, что над моей кроватью, как бы на облаках, стоит Пр. Сергий… я гляжу и думаю: отчего же это Сергий Преп.? Я молилась перед иконой св. Мит-роф<ана>, начинаю как бы вглядываться… открываю глаза… и вижу ясно Пр. Сергия! Тут я совсем пришла в себя и в восторге поблагодарила Господа! и Великого Угодника! Во второй раз, это было вскоре (когда я еще не слишком окунулась в житейскую грязь и была немного омыта кровью мучеников!), я взяла отпуск и поехала благодарить Пр. Сергия за его молитвы и помощь — в Троицкую Лавру, за Москву. Там мой духовный отец иеромонах Ав-раамий упросил, чтобы я остановилась у его матушки — очень старенькой, которая доживала последние дни близ родного своего молитвенника. Я говела; и после принятия Св. Тайн последнюю ночку спала в уютной, чистой комнатке на диване. Не помню всего сна, но знаю, что вижу Ангела!.. Открываю глаза и ясно, как теперь, гляжу… прелестное лицо… золотистые волосы и одежда… как бы из светло-розового цвета… я начинаю сознательнее, пристальнее вглядываться, привстаю на постели… и вижу только конец золотой рамы, висящей над изголовьем, с портретом государя Ник. Павл. С тех пор бывали благодатные сны, но видений не бывало до прошедшего 1885 года. 6-го окт., в день моего рождения, я сподобилась принятия Св. Хр. Тайн и 7-го выехала в П<етербург>, где тогда был мой муж Ф. К. и где я хотела у брата провести день моего Ангела, чтобы избавить добрых осташовских барынь от труда делать мне визиты, большею частию в самую дурную, дождливую погоду!., а мне, чтобы избавиться от труда звать и угощать их подвергать двойному путешествию по грязи. От брата я поехала к кн. Эристовой в Бологое и оттуда перебралась на праздник Казанской Божией Матери в мой любимый монастырь в Во-лочок. Тут провела 4 дня и снова возвратилась к княгине в ожидании хорошей зимней дороги. Вот в эти-то 4 дня, проведенные в молитве в монастыре, на 24 окт. я всегда привыкла слушать у себя дома за всенощной Акафист Пресв. Богородице — «Всех скорбящих радости». Желая и здесь исполнить то же, я, после вечерних молитв, позвала в свою комнату молодую монашенку Ефремию, племянницу м<онастырской> казначеи Макарии (ее-то комнату я и занимала). Мы с любовью прочитали Акафист и расстались. У нее в келье так хорошо: много образов, неугасимая лампада и прекрасная икона «Всех скорбящих радости». Я хорошо, спокойно заснула и, проснувшись в самую полночь, вижу в комнате как будто дым и в нем три ангела в человеческий рост — я так была поражена, что привстала на постели и вытянулась вперед, чтобы ближе видеть… но увидела как бы рассеявшийся дым и лампадку, светло горящую перед св. иконами.

Не буду спорить, что в этих видениях участвовало только мое воображение, молитвенно настроенное, но только я всем бы пожелала насладиться этим божественным видением, и тогда они поняли бы всю отраду моей грешной души! Я знаю, что многие испытывали такое же райское удовольствие! Но то — люди чистые, угодившие, или угождавшие, Богу — как наша св. старица игуменья Агния, которая сподобилась слышать и голос от св. иконы Тихвинской Б<ожией> М<атери> (об этом будет сказано). А я-то, окаянница, — за что удостоилась такого милосердия Божия?!

гако я слишком удалилась от моего отрочества, пора возвратиться и доходить до первого замужества. Привыкнув поверять свои сердечные тайны дедушке, Ил. Вас. Орлову, я начала жаловаться на первый предмет моей страсти П. М. Щепина. Он был выпущен из школы двумя годами ранее меня и как молодой талантливый человек был везде хорошо принят. Он знал прекрасно музыку, сочинял, пел и даже писал стихи. Близ нашего училища, на углу, на Петровке жила известная в Москве ста-Руха Ан. Ив. Анненкова (мать сосланного декабриста Ивана Александровича), очень богатая женщина, у которой: «Воспитанниц и мосек полон дом!» Вот одна из пер-вЬ1х, т. е. из воспитанниц, начала завлекать моего жениха, и он, вероятно, не имея на нее видов, все-таки по самолюбию радовался, что его принимают в таком знатном Доме, и очень часто бывал у них. Кстати, и постоянный доброжелатель мой Ал. Ник. Верстовский — всеми силами старался отвлечь его от меня, имея на меня свои, корыстные виды, а его желая женить на одной из сестер Репиной. А тут и Ил. Вас. начал свои маневры… С сердечным огорчением рассказывал мне, как он видел или слышал про разные авантюры Щецина: и колечко-то ему Map. С. подарила… и там и сям за ним ухаживают… словом, чуть не плакал со мною, сокрушаясь об его измене… и тем понемногу вытеснил его из моего сердца!.. Во мне и самолюбие заговорило, тем более, что ухаживателей было многое множество. Припоминаю П. И. Борегара, он содержал в театре буфет и был очень состоятельный, умный человек и красив собой! Я сказала И. В., что он сватается за меня… и тот отвечал: «Ну что ж, и прекрасно. Когда ты будешь играть хорошую роль и мы придем в буфет выпить за твое здоровье шампанского, Боже сохрани, если он подаст дурного — сейчас бутылкой в рожу!..» Вот уже и разочарование! Как же можно идти за такого, кого могут бить по роже? Отказ! А признаюсь, он мне нравился, и впоследствии я была дружна с его женой и любила детей его. Другой — купец Михаил Кузьмич Сыч-ков. С этим я почти никогда слова не сказала, но он мне нравился более других из купцов… Припоминаю только Лухманова, он был знаком с братом, поэтому и я его знала и видела его ухаживание… а другие страдали издали и не смели приблизиться к своему светилу. О Сычкове и его любви, которую я и сама замечала, говорил мне один из театральных, Бардин. Сычков был с ним знаком и просил его содействия. Надо сказать, что Бардин был церковным старостой в маленькой бедной церкви Св. Сергия в Крапивках. Это было близ дома кн. Вяземской, где служил мой отец и куда я приходила из школы по праздникам, а летом по болезни и жила подолгу. Всегда ходила в церковь Св. Сергия и там постоянно глазел на меня красивый Сычков! Бывало, Бардин пойдет с тарелкой и, подойдя ко мне, говорит: «Посмотрите, молодой-то человек пол простоял!., я скоро буду чинить на его счет!..» И действительно: камень опустился к стене и он, как богатый человек, дал денег на поправку пола. Или подойдет, бывало, и просит: «Дайте что-нибудь кроме грошика… нет ли какого гостинцу?» И да простит мне Господь эти глупости! Иногда я положу ему на тарелку конфету… а он ее под тарелку и преподнесет как дорогой подарок М. К. Смотрю, тот уже не кладет, как всегда, серебра, а вынимает бумажник и кладет ассигнацию! И о нем спросила я доброго дедушку: «А чем он торгует?» — «У него большая оптовая торговля мукой. Вот и прекрасно! а я всегда беру муку гуртом Тогда буду к нему ходить… только заранее говорю — извини, если тебе когда-нибудь придется отчищать его: если мука будет нехороша — я без церемонии принесу назад и весь мешок высыплю ему на голову!..» Новое разочарование!..