Кремль. Президенты России. Стратегия власти от Б. Н. Ельцина до В. В. Путина - Леонид Млечин

— Он коммунист, знающий человек, активный, много трудился, день и ночь трудился в городе, и те результаты, которые есть (а они сегодня есть), о них можно говорить в Москве: это и выполнение плана по строительству, по промышленности, и улучшение все-таки вопросов торговли — этого не отнимешь...

Сейчас опять же трудно себе представить, что в те времена такой хор обвинений означал для человека политическую смерть. Всем находившимся в зале было ясно, что песенка Ельцина спета. Наиболее активные требовали немедленно снять его с работы и вывести из состава ЦК.

После выступлений членов ЦК Горбачев поднял Ельцина и заставил его оправдываться. Тот говорил достаточно невнятно. Горбачев стал его сам корить:

— Тебе мало, что вокруг твоей персоны вращается только Москва. Надо, чтобы еще и Центральный комитет занимался тобой? Уговаривал, да?.. Надо же дойти до такого гипертрофированного самолюбия, самомнения, чтобы поставить свои амбиции выше интересов партии, нашего дела! И это тогда, когда мы находимся на таком ответственном этапе перестройки. Надо же было навязать

Центральному комитету партии эту дискуссию! Считаю это безответственным поступком. Правильно товарищи дали характеристику твоей выходке...

И дальше Горбачев еще целый час разносил Ельцина:

— Мы на правильном пути, товарищи!.. Мы не зря прожили эти два года, хотя они и не нравятся товарищу Ельцину. Не зря! Ведь посмотрите, что он сказал! Мне дали уже стенограмму. Вот ведь что он сказал: за эти два года реально народ ничего не получил. Это безответственнейшее заявление, в политическом плане его надо отклонить и осудить. Мы добились немалого...

И все-таки из выступления Горбачева неясно было, что делать с Ельциным. Если его сразу не сняли, так, может быть, он еще и останется на своем посту? Присутствующим показалось, что Горбачев оставляет ему шанс.

В постановлении пленума говорилось, что выступление Ельцина надо признать «политически ошибочным. Поручить Политбюро ЦК КПСС, Московскому горкому партии рассмотреть вопрос о заявлении тов. Ельцина Б.Н. об освобождении его от обязанностей первого секретаря МГК КПСС с учетом обмена мнениями, состоявшегося на Пленуме ЦК КПСС».

После разноса, устроенного Ельцину, пленум легко решил небольшой кадровый вопрос — был освобожден от обязанностей члена политбюро Гейдар Алиев, который перенес инфаркт. Его назначили советником в президиум Верховного Совета.

В тот день всем казалось, что карьера Ельцина и Алиева закончилась. Одного ждала опала, другого пенсия. Получилось иначе. Ельцин стал президентом России, Алиев — президентом Азербайджана. А вот их критики навсегда сошли с политической сцены. Но в тот момент этого еще никто не мог знать.

Помню, как после пленума ЦК — никому еще ничего не было известно о сенсационном выступлении Ельцина — мой коллега в журнале «Новое время» огорченно произнес:

— Почему же нашего любимца Ельцина опять не избрали в политбюро?

На что один наш осведомленный автор загадочно заметил:

— Дела вашего любимца Бориса Николаевича плохи, он больше не в фаворе.

Формально пленум закончился победой Лигачева. Всякая критика в его адрес была отвергнута.

Но в окружении Егора Кузьмича подозревали если не сговор между Горбачевым и Ельциным, то, во всяком случае, некий тонкий и дальний расчет московского секретаря. Он напал на Лигачева, зная, что генеральный секретарь изменил свое отношение к

Егору Кузьмичу, но промахнулся, потому что выступавшие на пленуме поддержали второго секретаря ЦК.

Нелепо думать, что Ельцин рискнул всем ради того, чтобы подрезать крылья Лигачеву. В этой игре ставки были не в пример выше. А недовольство методами Егора Кузьмича высказывал далеко не один Ельцин. Мнение главы правительства Николая Рыжкова, скажем, было значительно важнее. Но главным стало решение самого Горбачева отодвинуть верного соратника от кадровых дел.

Через пару месяцев на заседании политбюро, на котором Лигачев не присутствовал, потому что работал над докладом к пленуму ЦК о народном образовании, был принят новый порядок работы политбюро и секретариата.

Секретариат всегда заседал раз, а то и два раза в неделю — накануне заседаний политбюро. А тут было решено проводить его раз в две недели. Но главный удар по Лигачеву состоял в том, что секретариат лишился права рассматривать вопросы, которые должны утверждаться на политбюро. Это обосновали очень элегантно: чтобы секретариат не дублировал политбюро. А сделано это было для того, чтобы секретариат и лично Лигачев лишились возможности решать крупные кадровые вопросы, высказываться по важнейшим проблемам.

Роль еще недавно всевластного секретариата была сведена до технической — организационно обеспечивать проведение пленумов ЦК и разного рода совещаний. Горбачев лишил Егора Кузьмича его полномочий...

А что же произошло с Ельциным после пленума? Он оставался и кандидатом в члены политбюро, и первым секретарем. Страна и не подозревала о том, что произошло. Но нормально работать он уже не мог. Ельцин конечно же не ожидал, что ему устроят публичную порку, и держался из последних сил, скрывая свое состояние.

Товарищи по партийному руководству шарахались от опального Ельцина как от чумного и не могли понять, почему он до сих пор не отправлен в отставку, почему он все еще рядом с ними, почему приходит на политбюро, садится рядом? Что это означает?

Они с некоторым недоумением посматривали на генерального секретаря: почему он медлит? Неужели решил оставить Ельцина на своем месте? Да как это можно — после всего, что было сказано?

Партийно-административная логика требовала примерно наказать Ельцина, чтобы другим было неповадно. Только этого ждали от Горбачева в аппарате. А он некоторое время колебался. Аргументов против отставки Ельцина было немало.

Анатолий Черняев, помощник Горбачева, советовал своему шефу не принимать отставки Ельцина и специально написал Михаилу Сергеевичу письмо с любопытным анализом поведения Бориса Николаевича:

«Прежде всего это эмоциональный всплеск: я, мол, выкладываюсь, себя не жалею (и это ведь действительно так), пытаюсь что-то сделать с этой обленившейся и зазнавшейся, застойной Москвой, а получаю одни тумаки, да еще в грубой форме, да еще прилюдно, на секретариате.

А что касается амбиций, то в общем-то они простительны: вряд ли он метил на самые первые места (ума хватает, наверное, на это не рассчитывать)...

По его поведению на субботнем пленуме мне стало совсем ясно, что, подавая на пленуме в отставку, он рассчитывал на то, что «не осмелятся» ее принять. Слишком он стал уже известен повсюду, а в Москве — даже популярен...

Отставка Ельцина будет воспринята как победа консервативных сил, хотя сам он лично, видимо, недалек от их взглядов на вопросы нашей истории по причине, скорее всего, «малограмотности» в этой области...

Да и по делам в Москве... Как должен будет понимать «неприемлемость» Ельцина его преемник? Что, надо поспокойнее, потише, поаккуратнее, за шиворот не трясти? Но так с Москвой далеко не уедешь. Тут еще разгребать и разгребать. А у Ельцина что-то начинало получаться, растормошил он людей, взялся за них. И недаром московское бюро не хочет, чтобы он ушел, хотя и для них он — не подарок...»

А сам Ельцин уходить не хотел. Он почему-то до последнего надеялся, что Горбачев в конце концов встанет на его сторону. Горбачев отдельно беседовал с Ельциным. Тот покорно признал свое выступление на пленуме ошибкой. Потом пришел на очередное заседание политбюро. Попросил слова. Когда до него дошла очередь, повинился:

— Моя главная ошибка — из-за амбиций, самолюбия уклонялся от того, чтобы нормально сотрудничать с Лигачевым, Разумовским, Яковлевым. Но товарищи в горкоме партии не отвернулись от меня — хотя и осудили мое поведение, просят остаться...

Оказывается, Борис Николаевич попросил членов бюро горкома обсудить его поведение. Сам ушел, чтобы своим присутствием не давить на подчиненных. Бюро, не зная, как в конце концов повернется дело, решило не ссориться ни с ЦК, ни со своим первым секретарем, поэтому приняло в высшей степени дипломатичное решение: осудило Ельцина и за выступление на пленуме, и за то, что заранее не посоветовался с товарищами в горкоме, и за то, что подал заявление об отставке.

«Вот, — сказал Ельцин Горбачеву, — товарищи требуют, чтобы я продолжил работу в горкоме». У Михаила Сергеевича этот поворот событий вызвал раздражение. Получалось, что Ельцин остается при своем мнении, то есть он абсолютно во всем прав, но, так и быть, готов остаться, поскольку бюро горкома вроде как не хочет, чтобы он уходил.

3 ноября Ельцин прислал Горбачеву короткое письмо, в котором еще раз излагал мнение бюро горкома и в этой связи просил дать ему возможность продолжить работу в качестве первого секретаря МГК КПСС.