В пылу любовного угара - Елена Арсеньева

Спустя час Лиза вернулась на Липовую, нагруженная огромным узлом с новой одеждой. Причем в него была упакована только часть тех вещей, которые заставила ее взять фрау Эмма, остальное предстояло забрать завтра – Лиза просто не унесла бы все разом. Прямо скажем, к подбору осенней одежды – костюмов, пальто, осенних туфель на каучуковой подошве и так далее – она отнеслась наплевательски. Ведь Лиза вовсе не собиралась зимовать в Мезенске. И даже осень встречать не намеревалась. А когда она уйдет из города, с собой возьмет только самое необходимое, то, что можно надеть на себя. И все же в узле было куда больше одежды, чем ей понадобится на оставшуюся неделю ее жизни в Мезенске. После взрыва в «Розовой розе» ей будет не до фланирования на городским улицам в разных прелестных платьицах. Придется сразу уходить… если, конечно, останется жива при взрыве.

Лиза с трудом отогнала мысль о том, что фрау Эмма, которая была так добра к ней, обречена погибнуть вместе со своей «Rosige rose», и именно она, Лиза, станет причиной ее гибели. Но что делать? На войне как на войне… A rre comme à la guerre… На войне как на войне! A ̀ la guerre comme à la guerre!

Беспрестанно повторяя известную пословицу то по-русски, то по-французски, Лиза начала было развешивать вещи фрау Эммы в шкафу Лизочки Петропавловской, как вдруг ощутила, что ей не хватает воздуха. Оказывается, не так просто жить чужой жизнью и все время подчиняться правилам навязанной игры. Невыносимо захотелось побыть самой собой, сделать что-то свое, проявить, так сказать, инициативу. Что именно сделать? А вот что – сходить на толкучку. Вдруг Петрусь еще раз приведет тех ребят-химиков, пленных? Нужно раздобыть для них сала, а еще лучше мяса.

Что взять для обмена? Чулки, само собой (двумя и даже тремя парами она вполне может пожертвовать). И шерстяную кофту – новую, но довольно старушечью. Лиза ее нарочно прихватила, с дальним прицелом, именно для того, чтобы снести на базар. Наверняка теплые вещи всегда в цене, а кофта очень хорошего качества, хоть и уродлива до крайности.

О, вот чем она не запаслась у фрау Эммы: бельем. Возможно, оно лежало в других шкафах или комодах. Жаль. Потому что у Лизы по-прежнему всего один шелковый гарнитурчик от Эриха Краузе, вернее, от Алекса Вернера. Ну и ладно, шелк отличного качества, ему ничего не делается от ежедневных стирок. Так что можно продолжать стирать. Хотя мыло, конечно, сейчас ужасное. Ой, а вдруг на базаре попадется нормальное туалетное мыло? Вот было бы здорово!

Лиза отыскала на кухне авоську, положила в нее кофту и три пакета с чулками. Хотела прихватить еще одно платье – ситцевую цветастую «татьянку», очень нарядную, – да одумалась. Людям теперь не до нарядов, нужны только практичные вещи.

Поспешно вышла из дому. Конечно, до вечера, до семи часов, когда ей на работу, еще масса времени, а все же мешкать не следует.

Лиза помнила, где видела вчера толкучку, и скоро дошла до нее. Это была небольшая площадь, сбоку от которой стояло длинное двухэтажное здание, очень похожее на школу. Кажется, теперь там разместилось что-то вроде казармы. За копьями ограды, на просторном дворе строились в колонны молодые ражие немцы. Их было не меньше сотни. Судя по мундирам, то были солдаты частей СС.

– К параду готовятся, – долетел до Лизы мужской голос, – вроде бы большой начальник на днях приезжает, вот они и чеканят тут шаг с утра до вечера. Эх, всех бы одной бомбой…

– Молчи, дурак! – одернули неосторожного. – Вон полицай ошивается, еще привяжется!

«Большой начальник, которого ждут, это, конечно, Венцлов, – подумала Лиза. – Ну, бомбу не бомбу, а парочку-троечку мин я вам, кажется, могу пообещать…»

Она отвернулась от казармы.

Сегодня народу на толкучке было еще больше, чем вчера. Шастали по базару и немцы, продававшие сигареты цвета соломы, сахарин, мыло. Продавали солдаты и коньяк, какие-то вина.

– Ишь, наживаются! – проворчал однорукий мужик, пытавшийся поменять поношенный пиджак на картошку. – Только все у них не настоящее, а подделка из подкрашенного эрзац-спирта. От их сигарет в горле дерет, а мыло пены не дает и не стирает. Обманщики и грабители, вот они кто!

Как ни странно, раздобыть кусочек нормального мыла фабрики «Свобода» («Земляничное» – было написано на брусочке, завернутом в обрывок немецкой газеты) удалось очень быстро. Лиза ничтоже сумняшеся отдала за него одну пару чулок. Обе стороны – и Лиза, и вертлявая веснушчатая девица, менявшая мыло, – остались, похоже, весьма довольны обменом.

Так, теперь можно и о продуктах позаботиться. А их было мало, совсем мало. Лиза разлетелась было к порядочному ломтю сала, но постыдилась доставать свои новенькие шелковые чулки, когда первой начала торг исхудалая женщина, пытающаяся обменять изрядно заштопанную пару хлопчатобумажных. Видно было, что она продает последнее, лишь бы не умереть с голоду. Таких людей, кстати, на толкучке было много. Они предлагали поношенную одежду, штопаное белье, пожелтевшие салфетки, посуду с трещинками и щербинками.

– А вот прянички! Не желаете пряничков? – выкрикивала маленькая старушка, держа перед собой корзинку, доверху наполненную темно-коричневыми поджаристыми коржиками. Выглядели они очень аппетитно.

– Овсяное печенье, что ли? – невольно сглотнула слюну Лиза.

– Ну, овсяное… Эка ты чего захотела, милая моя! Где ж теперь овсяное взять? – пожала плечами старушка. – Желудевые прянички. Да что с того? Ничуть не хуже, чем овсяные.

– Желудевые? – Лиза уставилась непонимающе. – Да как же можно из желудей стряпать?

А впрочем, она тут же вспомнила то, о чем читала в книгах: в Гражданскую вовсю пили желудевый кофе. Может, из гущи того кофе пряники и пекут?

– Да очень просто, – покровительственно усмехнулась старушка. – Замечательно получается – с глицерином и корицей. Вы купите хоть один, попробуйте, вас потом за уши не оттянешь!

Лиза зачем-то сунулась в саквояж, хотя заранее знала, что там нет ни копейки денег. Да и не в ходу тут деньги. Но не отдавать же за какие-то пряники драгоценные чулки? Неравноценный обмен.

– Не покупайте! – схватила ее за руку невысокая женщина с милым, усталым лицом, очень похожая на сельскую учительницу из довоенного фильма, который так и назывался – «Сельская учительница». – Отравитесь!

– Вот еще! – Старушка обиделась, мигом ощетинилась, и ее маленькое сморщенное личико приняло воинственное выражение. – С чего вы взяли?

– Потому что в желудях находится ядовитое вещество – танин, – с наставительным выражением проговорила «сельская учительница». – У нас у соседей сын съел кашу из желудей – и у него отнялись ноги. Отравился танином.