Два выстрела во втором антракте - Андрей Гончаров

– Да, и работники, которые там заняты, ведут себя возмутительным образом! – поддакнул барон Фредерикс, являвшийся тестем Воейкова. – Я уже устроил им разок выволочку и не буду сносить их нахальства и впредь!

– Работникам я скажу, чтобы они вели себя с вами, барон, крайне почтительно, – сказал Мосолов. – А что касается проводов, которые они ведут в мой кабинет, то это отдельная тема, и я как раз собирался известить вас о новых технических открытиях, которые я надеюсь использовать в наших общих интересах. Дело в том, что я приблизил к себе одного молодого человека…

И начальник императорской канцелярии рассказал собравшимся о своих встречах с инженером Дружининым, о сделанном инженером открытии в телефонном деле и о том, как он, Мосолов, собрался это открытие использовать.

– Таким образом, мы получим возможность слышать все разговоры наших противников, – заключил генерал-лейтенант свой рассказ. – Пока что я дал распоряжение установить эти устройства в домах известного вам выскочки Кривошеина и проходимца Гурко, а также в их служебных кабинетах. На это, естественно, потребуется некоторое время и определенные усилия, но так или иначе дело будет сделано, и мы получим доступ ко всем их секретам. А со временем мы можем расширить список наших… э… адресатов.

– Да, неплохо было бы включить туда министров Коковцова, Горемыкина, генерала Спиридовича… – заметил обер-гофмаршал граф Павел Бенкендорф.

– Да, Спиридовича послушать было бы очень желательно! – поддержал его начальник императорской походной канцелярии князь Орлов. – Они вместе со своим дружком, так называемым адмиралом Ниловым, хотят нас опередить, втереться в доверие к государю и, как говорит русская пословица, загрести жар чужими руками!

– Однако, генерал, что-то у вас с вашим инженером, я вижу, не складывается, – заметил еще один участник собрания, генерал-майор граф Александр Граббе, обращаясь к хозяину кабинета. – Мне сообщили, что три дня назад Кривошеин внезапно уехал из Петербурга, и неизвестно куда. А Гурко окружил себя дополнительной охраной. Уж не сообщил ли кто из помощников вашего драгоценного инженера о грозящей им опасности?

– Это решительно исключено! – твердо заявил Мосолов. – Господин инженер хотя человек и молодой, но государственно мыслящий. И потом, его сейчас нет в России – он выполняет задание… мое личное задание за границами нашего Отечества. И одного из своих помощников он взял с собой. А оставшийся почти все время проводит во дворце, работает, можно сказать, у меня на глазах. И потом – каким образом какой-то мастеровой может что-то сообщить главноуправляющему землеустройством империи? Кривошеин его просто не примет! Нет, я думаю, они оба с Гурко просто испугались за свои шкуры. И правильно! Но, что бы они ни делали, мы все равно до них доберемся, рано или поздно!

– А может, это наши соперники, Спиридович с Ниловым, своими неуклюжими действиями спугнули этих рябчиков, – предположил Воейков.

– Может, и так, – согласился Мосолов. – Наши конкуренты, как мы знаем, большим умом не отличаются. Всего месяц назад мы их руками свалили «саратовского медведя», угрожавшего незыблемости трона. Мы задумали, а они осуществили – руками своих людишек Курлова и Кулябко, ныне отправленных в отставку. А теперь мы должны сделать следующий ход. Наш большой сторонник, имя которого вы знаете, и я его лишний раз называть не буду, человек, состоящий в постоянной переписке с государем, ставит перед нами такую задачу – подготовить Россию к большой войне!

– То есть известное нам лицо считает, что война неизбежна и надо заранее подготовиться? – спросил Бенкендорф.

– Нет, вопрос стоит иначе, – объяснил Мосолов. – Известное лицо полагает, что нам надо приблизить наступление войны, сделать участие в ней России делом неизбежным.

– Война с Германией? – с сомнением сказал Фредерикс. – Надо ли нам к ней стремиться? Мы до сих пор думали, что война нежелательна, ее надо избегать. Ведь войне обычно сопутствуют жертвы, потрясения…

– Ах, Владимир Борисович, все-то вы осторожничаете! – воскликнул Мосолов. – А русские как говорят? Волков бояться – в лес не ходить. Неужели мы испугаемся войти в лес большой европейской политики, испугаемся ввязаться в борьбу за проливы из-за опасений каких-то жертв?

– Нет, не испугаемся! – громыхнул князь Орлов. – Когда это русские боялись войны? Война – это народный подъем, оживление чувств… Проверка нашей армии!

– А кроме того, господа, война и подготовка к ней – это большие государственные контракты, – напомнил Мосолов. – Война, особенно большая, требует много стали, угля, пороха. Надо строить новые железные дороги к будущей линии фронта. У меня есть сведения, что подряды на эти цели будут распределяться в самое ближайшее время. Нам надо сделать все для того, чтобы не пропустить этот момент. Вот, собственно, этот вопрос я и хотел с вами обсудить…

– А точно ли война начнется? – засомневался Фредерикс. – Как мне известно, канцлер Вильгельм настроен миролюбиво…

– Ничего, его настроят иначе, – заверил Мосолов. – Я имею контакты с государственно мыслящими людьми в Сербии, они все подготовят. Не буду раскрывать детали, это преждевременно, но уверяю вас – когда наступит назначенный час, ни канцлер Вильгельм, ни император Николай не смогут ничего изменить. Итак, давайте обсудим вопрос о строительстве железных дорог.

– Да, представляю, какая бы буря поднялась, если бы газетчики пронюхали, что мы здесь замышляем, – заметил Воейков. – Война, подряды… Какой крик подняли бы кадеты в Думе! И государь был бы недоволен… К счастью, никто ничего не узнает…

– Ну, хватит рассуждений! – призвал князь Орлов. – К делу, господа, к делу!

…За несколько километров от места, где проходило собрание, в маленькой комнатке в служебном крыле Зимнего дворца, отведенной для телефонистов, помощник инженера Кирилл Углов снял наушники и отключил аппарат. Слушать дальше, про распределение подрядов, было неинтересно. Необходимо было обдумать только что услышанное – там имелось много важной информации. А подряды… «Да, газетчики дорого бы дали за эти сведения, – размышлял помощник инженера, облачаясь в пальто и следуя к выходу из дворца. – Но это как раз тот случай, который Григорий Соломонович называет «классическим вмешательством в историю». Нельзя, нельзя… Но и без этого – вон сколько удалось узнать! Молодец Маша! А всего-то помощи от нее потребовалось – точно узнать время собрания и вовремя меня известить. Да, но как узнать, кто это «известное нам лицо»? Тут уж без Маши никак не обойтись…»

Глава 26

Способности Вани, нашедшие себе мало применения на Капри, пригодились, едва оперативники отъехали от Неаполя. Вечером, вызвав Дружинина на вагонную площадку, Полушкин тихо сказал инженеру:

– С нами едет шпик! Я его чувствую!

– Кто? – заинтересовался Дружинин. – Тот патер, что едет с нами в купе? Или его спутник?

– Нет, ни тот, ни другой, – уверенно заявил Ваня. – Патер – действительно священник, хотя мысли у него вполне грешные, а его спутник и правда заведует церковным хозяйством. Нет, шпион находится в одном из соседних купе. Но кто это, я сказать пока не могу.

– Ладно, и на том спасибо, – отвечал Дружинин. – Дальше я сам.

И он перестал видеть прекрасные пейзажи, проплывавшие за окном поезда, целиком сосредоточившись на поиске «топтуна». Он стал чаще прогуливаться по коридору, чаще бывать в ресторане, стал выходить из поезда на каждой остановке. Вскоре он обнаружил слежку. Следовало признать, что организована она была превосходно: агенты сменяли друг друга, и когда выехали из Рима, слежку вел уже другой человек, чем тот, что был в Неаполе. Но один человек не менялся. Он ехал через два вагона от оперативников и сам за ними не следил, поэтому инженер смог увидеть его лишь один раз, да и то мельком. Но и этого раза ему хватило, чтобы узнать «главного следопыта» – это был тот самый человек, которого он заметил на перроне варшавского вокзала. Стало быть, за ними следила не итальянская или какая еще европейская полиция, а своя, российская, и следила от самого отъезда из Петербурга.

Придя к такому выводу, Дружинин решил сделать все, чтобы оторвать этот «хвост». Поэтому в Клагенфурте, когда они покинули пределы Итальянского королевства и оказались в Австро-Венгерской империи, оперативники сошли с поезда и наняли возок до Брунна. Сделали они это в последнюю минуту, перед самым отходом поезда, и по возможности скрытно. Однако Дружинин не надеялся, что им удастся сразу оторваться от преследователей, и потому они продолжали то и дело менять направление и способы передвижения, пересаживаясь с местных узкоколеек на извозчиков, с них – на дунайские пароходики и снова на узкоколейки.

Когда они прибыли на станцию Чоп, до России осталось совсем недалеко, и Дружинин решил, что они наконец оторвались от слежки. Он решил, что во Львове они сядут на поезд и проследуют до Петербурга уже без остановок. Однако, покупая билеты до Львова, он вдруг заметил мелькнувший в окне вокзала знакомый силуэт.