Небесный Воин (СИ) - Край Gekas

— Совершенно верно! — согласился с ним отец Севастьян.

— А так же я помню название обряда, который следует провести. Но не в этом суть! Важно то, что он запрещен в любом его проявлениями, в этом, либо ином мире! Но, самое страшное, — я, несомненно, знаю, какая кара за это последует.

— Мы уже мученики, Макс! Разве ты не понимаешь, что нам не суждено получить прощение. Все, что мы делали на этом свете, не сравнится с тем, что мы сделаем сейчас. Это наш шанс!

— Шанс?! — строго посмотрел на него Макс. — Ты, видимо, Севастьян, не расслышал мои слова! Применяя запрещенный обряд, мы даже представить не можем, во что это выльется. Ты прожил на свете не меньше, чем я, а теперь скажи: сколько обрядов ты помнишь за все прошедшее время?

Священник потупил взор.

— Нет, нет, Севастьян! Не прячь от меня свои глаза! Просто ответь на вопрос.

— Много, Макс. Очень много.

— И сколько из них завершились удачно? Сколько Небесных воинов ты увидел после обряда?

Снова неловкая пауза.

Священник не хотел отвечать на такие вопросы.

— Я жду, друг мой! Сколько Желтых офицеров ты видел воочию?

— Ни одного! Ну и что! Может быть, те люди, что согласились на ритуал, недостаточно верили?

— А наш парень достаточно верит? — парировал Макс. — Много ты увидел в его глазах веры в Господа?

И снова молчание.

— Можешь не отвечать, Севастьян! Ответ я вижу в твоих глазах, которые ты так искусно от меня скрываешь. Я бы мог завалить тебя вопросами про обряд и его последствия, и поверь, ты бы не нашел на них ответа. Но, я твой друг, и не буду мучить тебя пустой болтовней, но все же вынужден спросить в последний раз: где те люди, которые проводили запрещенный обряд? Ты видел кого-нибудь из них?

Словно гром, средь ясного неба!

Ответа у Севастьяна не было, но было кое-что другое:

— Они не знали, что ведали! А мы знаем! Ты сам слышал слова Николая!

— Я всего лишь слышал голос, и видел чернеющий взгляд человека, находящегося при смерти. Не удивлюсь, что это был всего-навсего бред!

— Бред, говоришь?! А откуда он знает про Небесных Воинов? Откуда это ведомо обычному смертному?

— Честно говоря, я не в курсе.

Друзья получили информацию, но понятия не имели, как ей воспользоваться. Один яростно убеждал другого провести обряд, но никаких гарантий не мог предоставить. Если Николай умрет, то ту информацию, которую они жаждали от него услышать, больше никто не в силах будет узнать. А если, каким-то чудом, Никелю удастся выжить, их все равно настигнет кара за применение запрещенного колдовства.

— А знаешь, что самое паршивое? — снова заговорил Макс. — Парень нам просто не оставил выбора. Можно долго сидеть, обсуждать насущную проблему и делать разные выводы, но это ни к чему не приведет. Мы просто разбазарим свое время, и Николай покинет этот мир. Рано или поздно!

— У нас примерно час, а может и того меньше. — Поддержал его Севастьян. — Так давай же проведем его с пользой!

Хозяин дома пристально посмотрел на своего друга, и его взгляд нельзя было назвать понимающим. Все страдания, что выпали на долю этого человека, мог перечеркнуть запрещенный обряд. Весь путь, который они бок о бок проследовали с Севастьяном, мог закончиться на этом самом месте и в этой одинокой комнате в самом центре лесополосы за чертой города. Никакие объяснения, оправдания, и уж тем более прощения не принял бы от них Господь, если бы даже узнал, что мысли о запрещенном колдовстве всего лишь возникли в головах обезумевших грешников. Испокон веков Небесных Воинов мог призывать только безгрешный человек, а таких в нашем мире сроду не водилось. Нарушить Божью заповедь — означало пересечь невидимую черту, за которую ни один здравомыслящий послушник, ни при каких обстоятельствах не посмел бы ступить.

Макс вернул в ящик тумбочки блестящее лезвие и громко выдохнул:

— Надеюсь, ты понимаешь, что за этим последует?

— Я знаю правила! — быстро ответил отец Севастьян. — Они непосильной ношей висят на плечах каждого священнослужителя. Всякий послушник, придя к Господу для служения ему верой и правдой, досконально изучает тонкости запрещенного ритуала. И я, как человек, духовно приближенный к Богу, вполне осознаю последствия этого обряда…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Говори, что нужно делать! — беспринципно перебил его Макс.

— Отнесем его в ванную. — Просто сказал Севастьян.

Друзья подняли Никеля с кровати и переместили тело в соседнюю комнату.

Посреди душевой располагалась большая ванная, где хозяин дома нежился перед тем, как лечь в мягкую постель. Вот в нее-то Севастьян и Макс погрузили бесчувственное тело Николая, сложив тому руки на груди крест-накрест, как того требовал ритуал.

Крана с водопроводной водой в доме не оказалось по одной простой причине: канализацию никто здесь не возводил. Ванная комната была обставлена железными ведрами, наполненными холодной родниковой водой. Не давеча, как вчера, хозяин дома позаботился о комфорте своего гостя, даже не представляя, каким образом будет использовать привезенную воду.

Друзьям понадобилось девять ведер, чтобы залить Николая по самый подбородок. Холодная ключевая вода объяла беспомощное тело, и Макс заметил, как мелкая беспокойная дрожь пронзила его гостя. Поверхность воды пошла рябью, сообщая хозяину дома и его другу, что «клиент» все еще жив. Но, это и к лучшему! Пока демон не завладел грешной душой, у них был неплохой шанс помешать этому. Пусть Парамонов сопротивляется изо всех сил, отвлекает безумного графа от манипуляций Макса и отца Севастьяна, и может быть, запрещенный ритуал удастся провести двум безумным грешникам, всю свою жизнь ищущих прощение Господа.

— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь. — Как-то неуверенно пробормотал Макс.

— Я же тебе говорил, любой послушник знает, как это делается! Самый неумелый мальчишка, только принявший благодать Господа и пожелавший связать свою жизнь с церковными обычаями, в первые годы своей жизни в тайне учит запрещенный обряд, слухи о котором древними легендами опоясывают каждое церковное бытие. И я не исключение! Все мои друзья с детства мечтали его провести вопреки строгому запрету. Да только не подворачивалось такого случая. До сегодняшнего дня! Можешь не сомневаться, я знаю все тонкости и детали ритуала; знаю, как себя вести в той или иной ситуации; и смогу воспроизвести его в точности с древним писанием.

— Но на практике, ты не делал этого раньше? — переспросил Макс.

Севастьян посмотрел на него, словно на умалишенного:

— Боже упаси! Ты ведь знаешь ответ на этот вопрос! Все, кто когда-либо касались этого обряда — пропали без вести. И упоминания о них затерялись в течение мирской жизни. Не ведаю, какая кара за это их постигла, но точно уверен, — мы скоро об этом узнаем…

— Потому, что она настигнет и нас! — закончил за него Макс.

Страшные мысли лезли в голову, и избавиться от них не было никакой возможности. Они сами приняли это решение, а потому отвечать за свои поступки придется в полном объеме, как бы того не хотелось избежать.

— Готов? — Севастьян словно тянул время, оттягиваю неизбежность.

— Давай уже начинать! — рявкнул на него друг.

Ожидание смерти, или что там последует вместо нее, хуже самой старухи с косой.

— Сначала нужно освятить воду. — Объяснил отец Севастьян и взял в руку большой золотой крест.

Он на мгновение закрыл глаза, собираясь с мыслями, а может, вспоминая правильный порядок слов, и его глас зазвучал в комнате так громко, словно и вправду над телом Никеля стоял сам Господь:

— Господи, Боже наш, освятивый струи Иорданския спасителевым Твоим явлением: сам и ныне ниспосли благодать Святаго Твоего Духа, и благослови воды сия́ ко освящению и совершению жертвенника твоего сего: яко благословен еси во веки веков. Аминь.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Священник погрузил крест в воду и Макс увидел, как она вспенилась вокруг Николая и забурлила, будто закипела на огне.

Тело Парамонова зашевелилось. Видимо, знатный демон ощутил, что происходит с его подопечным, и засуетился. Темная душа графа Фургаса, погруженная уже в Святую воду, не могла остаться безучастной к данному явлению. И пусть не напрямую она касалась освященной жидкости, но все же испытывала нездоровый дискомфорт, переживая за свое, вдруг оказавшимся убогим, существование.