Француженки не терпят конкурентов - Лора Флоранд

Несмотря на утренние страсти, Магали так потряс этот неожиданный вульгарный жест, что она невольно застыла, глаза изумленно распахнулись, и на него устремился ледяной взгляд.

Поднимая руку, он нарочно начал поглаживать ее, воспламеняя кожу под тонким шелком, небрежно сдвинул вырез туники, прижал ладонь к оголившемуся плечу, и наконец его пальцы завладели ее подбородком, не позволяя уклониться в сторону. Их глаза сцепились.

– Тебе придется уступить мне, – уверенно заявил он.

Ей – придется уступить? Так вот как он воспринял их поцелуи?

– Чтобы я уступила тому, кто не в силах устоять даже перед вспотевшей особой с растрепанными волосами?

Ее слова поразили его. Она опять полностью завладела его вниманием, но теперь синие глаза угрожающе прищурились. Магали ухмыльнулась. Неужели ей удалось задеть его за живое?

Он наклонился к ней – так близко, что его дыхание защекотало ей ухо.

– А вы полагаете, что рабыни целыми днями обмахивают меня опахалами, заливая в мой рот превосходные вина? Приглашаю вас, Магали, посетить мою лабораторию в любое время. Поверьте, мне тоже приходилось изрядно попотеть у плиты.

– Именно таких женщин вы, видимо, и ищете, – презрительно фыркнув, заключила она.

Но последний укол уже не достиг цели. Его губы изогнулись, их уголки приподнялись в сладострастной усмешке, точно облизали все ее тело от кончиков пальцев ног до… до самой груди. Пламенный жар, пробужденный его сладострастием, загоревшись в груди, проявился и на ее лице густым румянцем.

– Я с удовольствием, безусловно, устрою для тебя другой увлажняющий разогрев, – прошептал он ей на ухо.

И пока она в отчаянии пыталась осмыслить его слова, он отступил назад. Легко. Словно они мило поболтали о пустяках.

– Итак, Кристоф. – С хозяйским видом Филипп уверенно уселся за столик напротив кулинарного блогера.

Тот мгновенно спрятал свой телефон.

– Насколько сильно вам хочется увидеть процесс изготовления моих фирменных макарун?

В глазах Кристофа вспыхнула восторженная алчность.

– А вы серьезно?

– Держитесь подальше от этой кухни, – Филипп кивнул головой в сторону каморки с голубыми плитками, отчего возмущение Магали мгновенно достигло точки кипения, – и я докажу вам серьезность моего предложения.

Он поднялся из-за столика и направился к выходу, но по пути задержался перед Магали, пока Кристоф спешно собирался, чтобы последовать за ним.

– Кстати, Магали…

Он вызывающе вскинул голову и так самодовольно ухмыльнулся, что ей захотелось влепить ему пощечину. Но Филипп склонился к ней, едва не коснувшись лица, и ее сердце екнуло и заколотилось с бешеной скоростью, как нынешним утром.

– Я готовлю карамель на более высокой температуре, чем любой другой шеф-повар, – прошептал он. Он почти свел вместе большой и указательный пальцы, так что между ними пролез бы только листок бумаги. – Разогреваю до точки, близкой к воспламенению. Полагаю, процесс вам может понравиться.

Глава 17

Когда Филипп наконец закончил общаться с Кристофом, ни разу не попытавшись его придушить, он, вернувшись в кафе Магали, обнаружил, что та сбежала.

По крайней мере, ему понравилась эта идея: она сбежала в паническом страхе и трясется от ужаса, опасаясь, что он теперь неотступно будет ее преследовать. Может быть, ему и не следовало бы доводить дело до такой конфронтации, но она свела его с ума, когда после утренней встречи на набережной вдруг опять ощетинилась ежиком, вырядившись в свои победительные доспехи. А он-то! Уже размечтался, что она готова к капитуляции.

Как бы то ни было, но она отсутствовала. Только Эша с милостивым видом позволила ему войти и предложила чашечку чая.

О господи. Эти особы просто не могут отказаться от попыток превратить его в жабу. Вертя в руках чашку с чаем, он направился к кухонной арке, желая убедиться, что Магали не прячется за одежной вешалкой. Она вполне могла спрятаться там – такая миниатюрная. Но увы. За одеждой никто не прятался. Он проскользнул в синюю каморку, желая незаметно выплеснуть чай в раковину, как вдруг заметил…

Под куртками и вешалкой… кое-что интересное. Маленькую, едва заметную дверь.

Он оглянулся на Эшу, но она как раз стояла спиной, тихо беседуя у выхода с собравшейся уходить посетительницей.

Сдвинув одежду к стене, Филипп открыл дверцу. Резко дохнувший на него холод словно смеялся на тем, что он не накинул одну из тех курток, что висели на вешалке. Но он не услышал завываний ветра. Перед ним открылся мощенный булыжником внутренний дворик. По одной стене карабкался к небу ковер плюща, но в остальном там царила зимняя обнаженность. От дальней стены на него уставились глаза львиной морды, припавшей к чаше фонтана, забитой землей и опавшей сухой листвой.

Оглядевшись, в стене справа Филипп заметил еще одну дверь.

За ней начиналась узкая крутая лестница, поднимавшаяся в окружении простых оштукатуренных стен, что никак не позволяло предположить, куда она может его привести. Он осторожно поставил ногу на нижнюю ступеньку, почти ожидая, что сейчас его остановит оклик или повергнет в паническое бегство грозное появление Женевьевы. Или самой Магали… Его жажда усилилась. В предвкушении противостояния с Магали. Интимного противостояния.

Но он не услышал ни звука, кроме собственных осторожных шагов по ступенькам. Прибавив скорость, Филипп начал подниматься быстрее.

К моменту как он достиг шестого этажа, его сердце глухо колотилось, хотя быстрый подъем по лестнице дался ему без особых усилий. Филипп перевел дух, пристально глядя на последнюю дверь, нервы его напряглись до предела. На двери не было никакого глазка. Она даже не узнает, кто хочет видеть ее. Как могла она жить без дверного глазка? Безумное легкомыслие. Тем более в Париже.

И дверь-то толком не закрыта. Он взглянул на дверную ручку. Дверь не заперта вовсе, готова распахнуться от первого же незначительного толчка!

Он тихо постучал. Дверь слегка приоткрылась, и он придержал ручку, чтобы не вторгнуться без приглашения. Никакого отклика.

– Магали?

По-прежнему никакого ответа.

Если она принимает душ с незапертой – можно сказать, открытой – дверью, то он мог бы убить ее.

– Магали? – опять позвал он чуть громче.

Тишина. Может быть, что-то случилось? Неужели, войдя в свою квартиру, она упала или ударилась головой? Может быть, кто-то вломился к ней… не потому ли и дверь открыта?

Он заглянул в прихожую.

– Магали?

Распростертого тела на полу не валялось. Вообще никаких признаков человеческого присутствия, и даже спрятаться там было негде. Значит, с ней все в порядке. Ее просто нет дома.

Страх Филиппа заметно уменьшился, и он смог обратить внимание на интерьер комнаты, вдруг явившей ему волшебную сказку супрематической белизны. Возбуждение прокатилось по нему, озарив ярким внутренним светом. Он вступил в сокровенное убежище ее души.

За струящимися складками светлых газовых штор маячили темные глаза окон. Белизну стен обогащал какой-то легкий, почти неуловимый оттенок; его сестре, наверное, удалось бы назвать этот цвет – возможно, дымчатая голубизна, голубоватая дымка. На одной стене темнел всплеск голубовато-фиолетового – как ему показалось, лавандового – цвета. Живописное изображение поля лаванды. Так, значит, именно подавленный прованский говор слышался ему порой в ее речах. Хотя к нему примешивалась еще какая-то речевая особенность. Странный легчайший акцент чем-то напоминал манеру разговора Кэйд Кори, но столь отдаленно, что вряд ли Магали могла быть американкой. Откуда же она родом? Почему он еще почти ничего о ней не узнал?

Узкая кровать с легкой небрежностью покрыта белым пуховым одеялом. Пустующая кровать. С кривой ухмылочкой он подумал, что могла бы сделать Магали, если бы сейчас спала в ней и, пробудившись от дразнящего поцелуя, обнаружила его стоящим перед ней на коленях. Пробуждение спящей красавицы в своей башне.

Он не сомневался, что ей понравилось бы его почтительное преклонение. Но поскольку он застал бы ее в уязвимом положении, да еще поцеловал бы, то… судя по утренней встрече и ее последствиям, Магали, скорее всего, залепила бы ему звонкую оплеуху.

В своих фантазиях он не представлял ее на коленях. Но, безусловно, видел лишенной всяческих доспехов, безоглядно доверившейся ему…

Филипп подошел к окну, отлично понимая, что следует поскорее уйти отсюда. Но ему ужасно захотелось узнать, видна ли из ее окон вывеска его заведения. Он развел в стороны дымчатые шторы. Перед ним открылась надмирная красота. Слева за островом серебрилась Сена. А справа проступали величественные очертания собора Нотр-Дам. И дальше – окутанный дымкой стремительный взлет Эйфелевой башни. Его сердце сжалось при мысли, что она стоит тут одна вечерами, глядя на эту сверкающую стрелу.

И, разумеется, в такой роскошной панораме вывеска «Лионне» вовсе не бросалась в глаза, не доминировала, как ему хотелось бы, но все-таки Магали могла видеть его кондитерскую. При желании она могла стоять здесь и каждый день наблюдать за его приходом, насылая на него колдовские заклятья. Может быть, поэтому, когда он входил в магазин, у него всегда чесалась спина. Оглядевшись, он заметил верные признаки белковой массы на отмокавшем в раковине формовочном листе. Она пыталась избавиться от приготовленной стряпни.