Гастроль без антракта - Влодавец Леонид Игоревич

Если старушка «Дороти» по дизайну и отделке интерьера выглядела суховатой конструктивисткой — все очень компактно, удобно, относительно дешево, но неуютно, то «Маркизу» отделывали в стиле «ампир», то есть с большим размахом, очень дорого, пышно и помпезно.

Апартаменты Эктора занимали примерно такую же площадь, как десять кают на «Дороти». В тамбуре у дверей апартаментов стояли два здоровенных негра в рубашках, под которыми были укрыты бронежилеты. Рация, «магнумы» в открытых кобурах — все это внушало уважение к их хозяину не меньшее, чем массивные медные бра, дубовые панели и розовый шелк, которыми были отделаны стены.

Сеньор Амадо пропустил нас вперед, предложил всем зайти в просторную гостиную, вызвал некую мулаточку в белом переднике, и та притащила нам какие-то коктейли неизвестного мне сорта. Коктейли были со льдом, кондиционер работал отлично, жара не ощущалась. После нескольких фраз, которыми мы обменялись по поводу красот Хайди, отделки «Маркизы» и качества коктейлей, Эухения позволила себе заметить, что в данный момент над домом Бернардо Сифилитика приспущен пиратский флаг.

— Ты не собираешься посетить родных покойного и отдать ему последнийдолг?

— Тетя, какие там родные? Он же болен сифилисом с пятнадцати лет. У него нет ни жены, ни детей, ни любовницы. И потом, я слышал, что в Священном Писании сказано: «Пусть мертвые сами хоронят своих мертвецов».

— Но это могут понять неверно…

— Мне плевать, как это поймут. Сифилитик кончился. Теперь начинаются новые времена.

И Эктор подмигнул мне так, будто я замочил сеньора Вальекаса по его заказу.

Мне уже и так было ясно, что Морено проинформировал Эктора о том, что на самом деле произошло в офисе дендрологов. Можно было не сомневаться и в том, что эту ночь в отеле мы провели под охраной «молодых койотов». Теперь, как мне представлялось, сеньор Амадо собирался уточнить кое-какие детали. Прежде всего — представляю ли я для него какую-нибудь ценность в живом виде. В мертвом виде я представлял ценность только в том случае, если Доминго Косой, подсчитав число лиц, явившихся воздать последние почести товарищу Бернардо, убедится в плачевности своего положения и спокойно уйдет в отставку. Тогда из чувства уважения к ветерану криминального труда и в качестве морального поощрения за долголетнюю, самоотверженную работу в мафиозных структурах Эктор мог преподнести гражданину Косому мою голову на блюдечке с голубой каемочкой. Естественно, подобное могло произойти лишь в том случае, если сеньор Амадо не нашел бы ничего полезного в моем дальнейшем пребывании на этом свете.

— Наверно, — улыбнулся Эктор, — пора сворачивать преамбулу. Я не слишком часто показываюсь на людях, не люблю лишних знакомств и хорошо знаю цену времени. Поэтому сейчас я вкратце сформулирую свои позиции.

Сначала о том, что я знаю о вас, сеньоры из Москвы.

Первое. Сеньор Баринов на Хайди не в первый раз. Служба безопасности, правда, обратила на него внимание только после того, как он попытался вытащить из воды бедного дона Хименеса и угодил на первые полосы газет. И оказалось, что он очень похож на Анхеля Рамоса, мужа революционерки Эстеллы Рамос, три или четыре дня называвшей себя президентом Хайди, а затем бежавшей на американском самолете и погибшей в авиационной катастрофе. Анхель Рамос тоже бежал, но на другом самолете и исчез где-то на территории США.

Второе. Сеньор Баринов имеет непосредственное отношение к шести трупам, обнаруженным в Верхнем парке «Каса бланки де Лос-Панчос». Мне любезно рассказал об этом сеньор Фелипе Морено, который поехал мыть машину Сифилитика намного позже, чем сообщалось в печати…

Наконец, третье. Супруги Бариновы появились на Хайди не ради отдыха, а для выполнения заданий, которые поставил перед ними отец Дмитрия сеньор Серхио (выговорить «Сергей Сергеевич» Эктору было не по карману). Я все изложил верно?

— Абсолютно, — подтвердил я. — Хотя наверняка знаете несколько больше, чем сказали.

— Согласен. Кое-какие детали я пока не затрагивал. Могу сказать, что нашу встречу я планировал именно на сегодня, хотя и чуть-чуть не так, как получилось на деле.

Тут мне стало ясно, что «молодые койоты» не только стерегли наш сон прошлой ночью, но и отслеживали нас до дома Эухении. Наверняка все таксисты, и Марсиаль Гомес в том числе, работали на них. Возможно, что и вся болтовня с Марсиалем по дороге к гадалке шла в эфир и записывалась где-то на борту «Маркизы». Понятно, что нас вне очереди пропустили к Эухении вовсе не из-за особо ужасного расположения звезд или иной тому подобной фигни, а потому что Эктор Амадо дал своей тетушке (вполне возможно, родной) соответствующую команду… А вот там, как видно, Сесар чего-то напортачил, выскочил не вовремя. Ему небось вообще не положено было высовываться. Скорее всего нас аккуратно усыпили бы и на той же самой «Дороти» отвезли к Эктору. В принципе, изменилось мало, кроме одного — теперь мы знали о Сесаре Мендесе, а Эктор еще нет. То, что Эухения хотела сделать своим козырем, пришлось разделить с нами.

— Нам надо работать вместе, — радушно пригласил Амадо. — Я имею небольшое представление о возможностях вашего отца, сеньор Баринов, но даже то, что я знаю, очень впечатляет. Но я знаю и о том, какие силы ему противостоят — поверьте на слово, весьма серьезные. Сейчас у меня впереди напряженные дни. Меня ждет весьма интенсивная и очень опасная работа. Вы уже в курсе дела, и мне не стоит долго объяснять, какая. Однако то, что мы будем делать здесь, должно быть подкреплено тихими, но очень чувствительными ударами в Европе и других местах. Там у «старых койотов» немало денег, которые им могут понадобиться здесь. Если «сеньорес» их лишатся, то здесь прольется намного меньше крови…

Я все понял. В гуманитарные установки Эктора мне не шибко верилось, а вот в желание оставить противника без финансов — очень даже. Но о возможностях Чудо-юда я и сам имел представления очень смутные. Насчет того, что в Москве он кое-что стоит, — это мне было известно, а вот какое он имеет влияние в Европе и «других местах» — хрен его знает!

Правда, заинтересованность сеньора Амадо здорово усиливала мои позиции. Хотя, как выяснилось уже спустя минуту, не так чтобы очень.

— Должен предупредить, — добавил Эктор, выставляя на стол коробку с сигарами, — что у нас есть и альтернативный вариант. Пока там нас не устраивают финансовые условия. Но если ваши условия будут еще менее приемлемы, то придется согласиться с тем, что нам предлагают ваши конкуренты…

— «G & К»? — Я приятно порадовал Эктора своей осведомленностью, потому что он закашлялся, глотнув сигарный дым. — Но ведь эта контора в прекрасных отношениях с Доминго Косым. Вас надуют, сеньор Амадо, можете не сомневаться.

— Ну, это не так просто, — усмехнулся Амадо, — хотя опасность есть, поэтому мы и ищем тех, кому можно доверять.

— Доверие в денежных вопросах — дело скользкое. — Удержаться от этого замечания мне было трудно. — Тем более что вам, наверное, не хотелось бы потерять капиталы «старых койотов».

— Естественно.

— Поэтому мне следует проконсультироваться с отцом.

— Я могу это устроить, — вмешалась Эухения. — У меня есть канал, по которому с ним можно связаться.

Амадо перевел взгляд на Эухению и пустил вверх струю сигарного дыма. По-моему, он не был особенно доволен тем, что тетушка старается помочь гостям из России. Я представил себе, какой может быть логика его размышлений.

Эктор вряд ли сильно радовался грядущему конфликту с Доминго. Он еще не подготовился до конца к решающей драке. Если бы он был уверен в успехе, то постарался бы сам ускорить кончину Сифилитика. Мой «подарок» застал его врасплох. Может быть, бедняга ночь не спал, мучился сомнениями. А потом вспомнил, что тетушка Эухения предсказала ему успех, пообещав помощь от «Москвы», и решил идти ва-банк. Не поехал с соболезнованиями, не почтил память дорогого и незабвенного Бернардо Вальекаса, тогда как «старая гвардия» уже с утра поперлась плакаться на груди покойного. Впрочем, он еще не совсем опоздал. Можно было переодеться в черный костюм, убрать с палубы «Маркизы» голых баб и мужиков, приспустить флаг и ошвартоваться у осиротелого жилища неутомимого борца за денежные знаки. Пустить слезу и по-сыновнему обнять Доминго Косого: «Дяденька, больше не буду, прости засранца!» Ну, а этого гадского «русо», который милому дедушке Бернардо всадил пулю в животик, принести на алтарь вечной и нерушимой дружбы…