Воевода - Александр Прозоров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дождавшись прихода в условленное место небольшого одномачтового коча, уцелевшие после штурма башен добровольцы обнялись с друзьями-ватажниками. Наскоро соорудили баню из парусины, разведя костер, а затем поставив палатку над раскаленными в пламени валунами. Помывшись, воины переоделись во все чистое, отоспались на борту в гамаках – и только после этого отправились в павшую твердыню.
Но едва сойдя на берег, Егору пришлось надолго остаться у причалов, разбирая споры за места, выясняя, кто пришел раньше, а кто позже, и отгоняя столь любезные его сердцу ушкуи подальше в бухту – просто потому, что у кочей, ладей и нескольких захваченных в порту коггов в трюмах куда как больше места. Как ушкуи ни хороши – но это транспорт для людей, а не для груза.
Князь Заозерский ходил от причала к причалу, приказывая, объясняя, указывая, кому что нужно делать и почему. Бегающий позади верный Федька кричал, подпрыгивал, махал кулаками и ругался, пока не осип – но за несколько часов погрузочную «карусель» наконец-то удалось наладить. Тяжелые двухмачтовики, сменяясь по мере заполнения трюмов, принимали в себя товары самые тяжелые и дорогие. В стороне ждали своей очереди ладьи и кочи помельче. Ушкуи бросили якоря совсем вдалеке, чтобы потом, когда иссякнет поток «грузовиков», забрать то, что останется. Но скорее всего – только людей.
В складах на берегу тем временем шла напряженная работа. Пришедшие вместе с ушкуйниками купцы и приказчики сортировали найденные товары, описывали, отбирали для вывоза самые ценные. Как новгородцам ни хотелось, но забрать все они были просто не в состоянии. Потребного числа судов не нашлось бы на всем Волхове.
У пакгаузов тоже возникали споры. Торговые люди плохо свыкались с мыслью, что все здесь – общее, и норовили то, что подороже, прибрать себе. Инстинкт. Разум понимал: все пойдет в общую копилку и опосля будет поделено на число людей и кораблей – ан руки все едино тянулись к «вкуснятине», загребая и хапая.
К счастью, здесь работали одни только двинцы и поморы, которым в навыках грабежа Егор доверял не очень, а потому простой рык атамана, имеющего непререкаемый авторитет, мгновенно навел порядок.
Убедившись, что порт заработал, Егор отправился в центральный район, к ратуше, через площадь от которой и обитал в островерхом, трехэтажном каркасном доме, обмазанном ядовито-желтой штукатуркой и крытом черепицей, здешний бургомистр.
Страшный снаружи, изнутри домик оказался очень даже ухоженным и симпатичным: покрытые темной морилкой лестницы и настенные панели, выстеленный тряпичными плетеными дорожками пол, мебель с резными ножками, легкие полупрозрачные занавески с набивным рисунком в виде ландышей, изящные чеканные вазы с цветами на столах.
Вазы были медными, и на них никто не польстился.
Выше этажом раздавались шум и крики. Егор поднялся туда, попав в просторную комнату с расписным полом и высоким потолком, по штукатурке которого летели голуби и белокрылые ангелы. Занавеси, что колыхались на открытых окнах, запах воска, резные панели на стенах напомнили Вожникову о виденных только по телевизору балах, дамах в пышных юбках и щелкающих каблуками подтянутых кавалерах.
Увы, до балов в зеркальных гостиных на наборном паркете этому миру было еще очень и очень далеко. Здешние дворяне еще сморкались в два пальца, застилали полы своих замков соломой и мочились по углам банкетных залов, дабы не отвлекаться надолго от пирушек. А бородатые, с бритыми головами кавалеры, что находились здесь, в этом зале, одеты были в засаленные шаровары и пахнущие дегтем сапоги, их расстегнутые на плечах поддоспешники, потные и покрытые грязью, мало напоминали мундиры. Да и манеры оставляли желать лучшего: свою совершенно голую даму, что визжала и отчаянно брыкалась, они разложили на полу, удерживая за руки и пытаясь обвязать веревкой ноги возле щиколоток. Судя по раскиданному вокруг рваному тряпью – раздевалась леди не совсем добровольно.
Чуть дальше покачивался на переброшенной через люстру веревке лысый одутловатый мужчина: гладко выбритый, в бархатных штанишках до колен и в блузе с рюшечками. Ухоженный, в общем, товарищ. Под ним шипела от часто падающего пота близко подвинутая под голые ступни жаровня с хорошо раздутыми углями. Мужчина то и дело поддергивал обгорающие ноги – но, видно, уже изрядно устал, поскольку они тут же опускались снова.
Перед глазами Егора промелькнули занавеси, цветы, вазы – весь дом, ухоженный, обласканный со столь явной любовью; вспомнились кружащиеся в вальсе дамы в пышном кринолине, и он приказал:
– Оставьте ее.
– Какого черта?! – вскинулись «кавалеры».
Федька, полувытащив клинок из ножен, возмущенно пошел на них:
– Чего вякаешь, тля?! Не слышал, чего атаман сказал?! Отпусти! Вам чего, других баб мало?!
– Пожалел, да? – Ватажники с явным сожалением отпустили свою жертву, которая тут же метнулась к окну и завернулась в занавеску. Красивую… Но, увы, совершенно прозрачную. – Этого тоже пожалеешь? – Они указали на пыхтящего и обливающегося потом мужика.
– Сейчас узнаем. – Егор подошел к бедолаге, привстал на цыпочки и сказал: – Если ты не понимаешь по-русски, дружище, тебе очень и очень не повезло.
– Понимаю, – жалобно прохрипел тот.
Вожников тут же отодвинул жаровню, выдернул саблю и перерубил веревку. Мужчина шумно ухнулся вниз и распластался на полу, не в силах встать.
– Не знаю, кто ты, добрый человек, но я стану молить за тебя Господа всю оставшуюся жизнь!
– Сейчас тебе захочется забрать свои слова обратно, дружище, – покачал головой Егор. – Мое имя – князь Заозерский. И я есть глава рати, захватившей твой город.
– О боже! – Мужик гулко уронил голову затылком об пол.
Вожников огляделся, указал на опрокинутый у стены тяжелый длинный стол:
– Поднимите.
Кресло он поставил сам, усевшись на него перед недожаренным скандинавом:
– Насколько я понимаю, ты и есть бургомистр Або?
– Моего несчастного Або… – простонал мужчина, не поднимая головы.
– Это верно, твоего, – согласился атаман. – Нам он совершенно не нужен. Вскоре мы отсюда уйдем. Нам все равно, что будет с Або потом. Мы можем сжечь его дотла, можем оставить таким, как есть. Это будущее зависит только от тебя.
– Вам нужно обратиться к его преосвященству епископу Беро Балку, – ответил бургомистр, закрыв глаза. – Он правит нашим городом.
– Его преосвященство имел неосторожность выйти навстречу православным воинам с крестом и проклятиями, – с сожалением развел руками Егор. – После того, как этот схизматик назвал истинных христиан язычниками, смерть «святейшества» оказалась неизбежной и мучительной. Впрочем, опыт подсказывает мне, что простые люди не особо любят назначенных сверху пастырей. Руководителя, избранного ими самими, они слушают охотнее. Так что иметь дело с тобой, бургомистр, все равно куда полезнее.
– Не хочу, – не вставая, покачал тот головой.
– Я не скажу ничего страшного, дружище, – сказал Егор. – Выкуп. Мы всего лишь хотим получить выкуп. Двести гривен – и мы оставим город целым. Не будет выкупа – мы его сожжем.
– Вы же все разграбили, все отобрали! – выдохнул бургомистр. – Разорили вконец! Кровь, пытки, слезы… Зачем, почему? За что? Что мы вам сделали?
– Не повезло, – пожал плечами Егор. – Закон джунглей. Кто слаб, того и кушают. Нас, ты знаешь, тоже особо не спрашивают, пряников мы заслужили или носом в угол. Налетело татарвьё прошлым летом – и полстраны до сих пор в крови и кишках. Так что к разговорам в пользу бедных мы нонеча не расположены. Нам нужна сила. Та самая, которую князьям дают золото и серебро. По зернышку, как курочка, где видим, там и клюем. Теперь философскую часть давай заканчивать и переходить к «прикладнухе». Двести гривен – или твой город превратится в факел.
– Вы забрали уже все! Вытрясли все до последнего денария![20] Чего еще вам от нас нужно?! – все-таки сел на полу бургомистр. – Будьте вы прокляты!
– Иди сюда… – поманил женщину от окна Егор.
Та не посмела ослушаться, выпуталась из занавески, подошла на несколько шагов, неуверенно дергая руками; вроде как пыталась прикрыть наготу – но не знала, можно ли ей это сделать.
– Не-ет! – вскочил мужчина. – Не трогайте ее! Прошу тебя, князь, не нужно!
– Не нужно бояться, бургомистр, пока она со мной, она в полной безопасности. Никто ее даже пальцем не тронет, – расслабленно вытянул ноги в кресле Егор. – Я лишь хочу сказать, что твоей жене будет очень холодно наблюдать за пепелищем, которое останется на месте ее города после нашего отъезда. И на месте ее чудесного дома. У вас очень красивый дом, милая леди. Думаю, именно из таких красивых и ухоженных гостиных выросли бальные залы.
– Спасибо, князь, – прошептала женщина. Но искренности в ее благодарности как-то не ощущалось. И она все еще не знала, что делать с руками.