Вышиванка для Маугли - Игорь Судак

Орлов закурил.

- Вот гляжу я на тебя, - сказал он, затягиваясь, – и думаю: странный ты человек. Все нормальные люди борются за то, чтоб самим иметь право говорить на своем родном языке, а ты готов умереть, чтоб запретить родной язык другим.

- Так ради их же добра…

- Добра? И в чем же добро - не давать людям смотреть фильмы на русском?

- А тебя не ясно?

- Нет.

- Чтоб Украина стала единой. А еще даже Ленин говорил, что важнейшим из искусств для нас является кино и телевидение…

- Ага, - усмехнулся Орлов. - И еще он добавлял, прищурившись: …и, батенька, Интернет! Так вы что - по Ленину живете?

- Ну если нужно для Украины, то кое-что можно взять и у Ленина.

- Так вы уже сразу берите у Сталина. Есть человек - есть проблема. Нет человека - нету проблемы. Впрочем, тебе факты в лицо, как слону дробинка в задницу. Ты, как ребенок, тянешься ручонкой отрывать мотылькам крылышки, чтоб им легче ползалось. Да только скажу я тебе так – всё в мире этом завязано: делаешь плохо другим – плохо станет и тебе.

- Ну и как же лично мне может быть плохо от того, что кинотеатры стали на мове?

Орлов не ответил, затушил сигарету и вышел из курилки. Слымачук пожал плечами и огорченно сплюнул. Он даже в Киеве чувствовал себя, как в окружении, если не врагов, то не слишком дружественных людей, не понимающих, что они должны переходить на мову. А что говорить о Донбассе, куда завтра придется ехать?

Хирург Дымов проснулся с хорошим настроением. Вчера ему исполнилось шестьдесят лет, и день рождения прошел великолепно. Он и не думал, что у него столько друзей – поздравления сыпались со всех сторон, практически без перерыва. И большинство были от его бывших пациентов. «И откуда они все узнают, когда я родился?», - удивлялся доктор, сбиваясь со счета звонков. У него была замечательная профессия. Он любил ее и любил свой родной Донецк. Он был полон сил работать еще лет десять, не меньше.

У всех людей есть свои ритуалы и свои суеверия – даже у самых-самых ни во что не верующих. Вратарь перед штрафным, чтоб не пропустить гол, должен три раза ударить носком ноги по штанге. Космонавт перед полетом обязан пописать на колесо своего автобуса, везущего на космодром. И еще посмотреть фильм «Белое солнце пустыни». Режиссер разбивает тарелку, кораблестроитель - шампанское. Забобонов – тьма. Вот так и хирург Дымов – в первый день после дня рождения шел в кинотеатр на первый сеанс и смотрел фильм. И чем лучше было послевкусие, тем успешнее проходил год.

Он сам немного с иронией относился к своей традиции, но о том, чтоб нарушить даже речи быть не могло – ведь на весах жизнь стольких людей. Так когда-то прошла его первая в жизни операция, закончившаяся успешно, - как раз после дня рождения и после просмотра фильма. Ежегодный киносеанс стал его счастливым талисманом.

Один лишь раз, когда ему стукнул сороковник, в кинотеатре отменили сеанс по причине отсутствия зрителей. Он тогда заплатил еще за десять билетов, но всё равно – пленка у киномеханика постоянно рвалась. И в итоге тот год был печальным. Вот и не верь после этого в приметы!

Дымов взял билет и, уютно расположившись в кресле, сел смотреть фильм. Людей было немного. Но его ждал неприятный сюрприз: с первых же слов стало ясно - фильм на мове. Спросил соседей – парочку с попкорном: «А не подскажете, а чего на мове?» «Дядя, ты что с Марса? На мове уже с полгода. Дубляж на русском запретили!» «Как запретили? Почему?» «Так в Украине ж живем!»

Дымов остался в недоумении. Смотреть было не то чтобы тяжело, а некомфортно. И главное досадно. Почему запретили на языке? Настроение испортилось. Пришлось уйти, не досмотрев и до середины. «Как же так, думал он по дороге домой, я всю жизнь прожил в этом городе. Я здесь вырос и приобрел профессию. Я стал тут уважаемым человеком. Кто и на каком основании решил, что я теперь должен смотреть фильмы на чужом языке? Я ведь не приехал в этот край, я ведь не лез в чужой монастырь со своим уставом. Почему и кому это было нужно?»

Ночь спал плохо. Снились дурацкие сны. Утром Дымов встал разбитый и усталый.

Поезд подъезжал к Донецку. Слымачук вышел из купе в коридор – прямо перед ним открылась панорама шахтерского края, украшенная конусами терриконов. Более двух минут смотреть было невозможно - бедная растительностью, блеклая и скучная картинка…

Слымачук зевнул и мимо воли стал слушать какого-то здоровяка, стоявшего у соседнего окна и трепавшегося по мобилке. Это был россиянин.

- Дурдом здесь какой-то! – рассказывал здоровяк кому-то. – Я много путешествовал по миру, но такого мракобесия, как в Украине, давно не встречал. Да, именно так. Представляешь, в Киеве предложил местным своим друзьям в ближайшее кино сходить, боевик заморский посмотреть, а мне говорят, пошли, но только – там всё на мове.

Слымачук стал слушать внимательнее, ведь киномовное дело было результатом отчасти и его усилий.

- Ну, думаю, гонево, прикалываются дружбаны над старым армейским товарищем! Чтоб в стране, где половина народу говорит по-русски, нельзя было на русском кинофильм посмотреть. Нафиг мне ваша мова, говорю, пошли туда, где на нашем, на человеческом языке показывают. Смеются – а у нас на человеческом уже не бывает. Нацрада запретила, а Конституционный суд признал это нормальным и цивилизованным. Прикидываешь? Я охренел…

Слымачук почувствовал, как у него внутри всё закипает.

- Ну, мне лично пофиг, говорю, я завтра – в Россию, а вот вам как здесь жить? А что мы сделаем, отвечают, у нас законы такие… Ребята, говорю, да вы же тут раком стоите! Вам скоро на родном языке сны запретят, а вы будете слюни пускать? Вам не стыдно? Да ничего, говорят, привыкаем потихоньку. Эх вы, хохлачи-хохмачи, где ж ваше достоинство? Ну, короче, чуть не поругались. Обиделись на меня - а кому понравится правду-матку слушать о собственном унижении? Ну ладно, у меня тут зарядка кончается, давай, до встречи – скоро буду в Ростове.

Здоровяк сунул мобилу в карман и хотел было идти в свое купе, но Слымачук его задержал.

- Шановный, скажите, чем вам не нравится вильна Украина?

- Тем, что не вильна она, - ответил ему русский, просто, как будто знакомому. - Друзей моих вот жалко, живущих тут. Чмырят их, а они уже даже этого не понимают. Смирились. Проблемы у вас с правами людей. Отзовется это еще вам оглушительным эхом.

- Смешно слышать о правах от россиянина. Разве у вас самих нет проблем с правами?

- Тоже проблем хватает, но права-то бывают разные. Есть права голосуемые - на собственность, там, на пенсию, информацию, демонстрацию, а есть неголосуемые - личностные, типа национальности, языка, веры. Так вот у нас в России, не то что само государство не запрещает, а даже если б какой отдельно взятый дебил-чиновник вдруг запретил показ фильма - по причине, что язык нерусский, то такой бы чиновник через неделю вылетел бы с работы.

- Ну так катите в Россию.

- А я что делаю?

Здоровяк усмехнулся, пожал плечами и пошел к себе.

- У нас в Украине нет и не будет неголосуемых прав! – сказал ему в спину Слымачук.

- Правда? – здоровяк на секунду остановился возле двери. – И какой же процент проголосовал, чтоб такие, как ты, продолжали рождаться??

Дымов делал утреннюю зарядку, не получая удовольствия от физических упражнений - мысли о вчерашнем киносеансе не давали покоя. Ему просто не верилось, что такое вообще возможно. И правда, ну как нормальным людям может придти в голову запретить фильмы на каком-либо языке? Можно ограничить сцены насилия, можно регламентировать порнографию, можно запретить кинопризывы к дискриминации. Но чтоб не допустить к прокату по причине языка, на котором говорят герои? Да что ж с Украиной случилось?

- Ладно, - сказал он себе, стараясь встряхнуться и прийти в привычное бодрое состояние. - Ну их, эти забобоны! Приму ледяной душ – это точно поможет.

Постояв под холодной водой и растеревшись потом до красна полотенцем, Дымов, и правда, почувствовал себя лучше, но не надолго. Ощущение того, что ему вчера просто плюнули в душу, снова вернулось в полном объеме. Он ощутил вдруг себя не полноценным гражданином, а каким-то полуфабрикатом, из которого хотят сделать то, что кому-то вдруг причудилось.

Дымов жевал завтрак, не замечая вкуса пищи. Он был расстроенный, и как он ни пытался гнать мысли о неудачно просмотренном вчера кинофильме, ничего не получалось. Тем более, что этот просмотр был связан с его ежегодным ритуалом и возможными последствиями. Хотел даже позвонить дочери в Киев, поделиться, но сначала у нее было занято, а потом он и сам передумал. Выпил напоследок максимально крепкий кофе, Дымов покинул квартиру.

Слымачук в белоснежной вышиванке вышел из поезда на донецкий перрон, вдохнул полной грудью и закашлялся. «Ну здесь и воздух! – брезгливо подумал он. - И эти люди еще будут учить нас - на каком языке им разговаривать!» Он сделал шаг, и вдруг резко кольнуло сердце, даже не кольнуло, а резануло - да так, что в глазах потемнело. Он упал прямо на асфальт…