Эдинбург - Людмила Воронихина

Таких же сосредоточенных размышлений требует «Автопортрет» Рембрандта, подписанный и датированный 1657 годом, один из многочисленных его автопортретов, еще одна грань его раздумий о жизни, полотно исключительной выразительности и большого мастерства исполнения. Но это мастерство осознаешь потом; вначале же кажется, что не существует ни творящей чудеса светотени, ни цвета, как бы излучающего свет, ни сильных и поразительно разнообразных мазков кисти. Все кажется само собой разумеющимся. Так же как в других поздних работах Рембрандта, зритель просто остается один на один с человеком, глядящим на него с полотна.

Упомянутые три произведения Рембрандта и еще один небольшой этюд мужской головы принадлежат коллекции герцога Сезерленда. Собственностью Национальной галереи является лишь одна, великолепная картина Рембрандта, сюжет которой и дата написания до сих пор остаются спорными. В последних каталогах 15* картина значится как «Женщина в постели». Раньше считалось, что полотно изображает Хендрикье Стоффельс, верную подругу Рембрандта. Однако нынче предполагают, что, может быть, здесь представлена Гертье Дирке, няня его сына Титуса. Нечеткая дата, обозначенная на полотне, позволяет отнести его к 1640-м годам. Обращает на себя внимание некоторое сходство картины с хранящейся в Эрмитаже «Данаей» Рембрандта. Эдинбургское полотно, на котором изображена женщина, отодвигающая тяжелый полог, так же как «Даная», как бы излучает сияние, а лицо женщины, немного удивленное и некрасивое, светится радостным ожиданием. Здесь важны не столько портретные черты, сколько настроение, созданное волшебной кистью художника и наполняющее волнением сердце зрителя.

Экспозиция французской живописи в Национальной галерее Шотландии начинается произведениями главы французского классицизма XVII столетия Никола Пуссена (1594-1665). Отдельный зал занимает его знаменитая серия картин, посвященных семи таинствам, то есть важнейшим обрядам христианской церкви. Величественные, монументальные полотна потемнели от времени, их цветовой строй несколько нарушился, но тем не менее они оставляют большое впечатление.

Эдинбургская серия Таинств, исполненная с 1644 по 1648 год в Риме, является второй по счету серией картин художника на эту тему. Для своего времени они были новшеством. Тема, выбранная Пуссеном, встречалась в произведениях художников северных стран, но была необычной для юга Европы. К тому же впервые каждому из таинств было посвящено отдельное полотно, тогда как до Пуссена все сцены таинств объединяли в одной композиции. Мастерски исполненные произведения были высоко оценены современниками. Друг Пуссена, Шантелу, один из государственных деятелей Франции, заказал копию прославленных полотен. Пуссен не захотел повторяться. В 1640-е годы он уже остро и отчетливо осознает, что работы 1630-х годов не отвечают его новым, грандиозным замыслам. Так возникла вторая серия полотен, сильно отличающаяся от первой, исполненная в «высоком стиле», как его именовали современники Пуссена.

Антуан Ватто. Венецианский праздник

Картины Пуссена раскрываются зрителю далеко не сразу. Нужно внимательно вглядываться в них, чтобы открыть их красоту, родственную и логической красоте математической задачи, и ритму танца, и языку музыки. Пуссен – художник-философ, искусство которого впитало пластику античных творений и рационалистическую философию его современника Декарта. Полотна Пуссена демонстрируют воплощение не только определенной идеи, но и сложной системы художественных принципов, им самим выработанной. Каждая фигура – носитель определенного чувства, выраженного жестом. А вся композиция, ритмически строгая и стройная, служит раскрытию темы возвышенной, как правило, поднимаемой художником до общечеловеческой значимости. Именно так поступает Пуссен при создании серии Таинств. Его мало интересует клерикальный аспект темы. Если в сюжетах «Крещения» и «Покаяния», «Передачи ключей апостолу Петру» и «Преосуществления даров» он еще обращается к Евангелию и к актам учреждений таинств, то три остальных сюжета – «Конфирмация», «Брак» и «Соборование» – решаются им скорее просто в общечеловеческом плане.

В 1648 году Пуссен сообщал в письме к своему другу Шантелу, что ему хотелось бы, чтобы эти его картины помогли людям обрести доблесть и мудрость, необходимые каждому, чтобы противостоять превратностям судьбы. Позднее, в XIX веке, Делакруа в своем «Эссе о Пуссене» заметит: «В античном искусстве Пуссен изучает прежде всего человека. . . он воскрешает мужественный гений древних в изображении человеческих форм и страстей». 16* Эти слова применимы к серии картин Пуссена, хранящихся в Эдинбурге.

Основные произведения французской живописи XVIII века приобретены Национальной галереей в 1861 году по завещанию потомков выдающегося шотландского художника Алана Рэмзи. Поистине жемчужиной этой части собрания является одна из лучших картин Антуана Ватто (1684-1721) «Венецианский праздник». Это «галантная сцена», где, как всегда у Ватто, кавалеры и дамы располагаются в тени деревьев старинных парков, украшенных вазами и статуями, как бы участвующими в общем действии. Они беседуют, музицируют, танцуют. Движения грациозны и естественны: Ватто пользуется зарисовками с натуры, собранными в его альбомах. Композиции этих «галантных сцен» различны, но вместе с тем все они звучат как разные вариации одной мелодии, поющей о мечтах, счастье и разочарованиях, беззаботности и печали, гордыне и тщеславии, веселье, окрашенном нотками грусти.

Жан Батист Симеон Шарден. Ваза с цветами

Сам Ватто смотрит на своих персонажей как бы со стороны, и каждая его композиция позволяет ощутить живой и немножко иронический склад ума художника. «Венецианский праздник» не только относится к числу самых поэтичных по настроению картин Ватто. Полотно отличается и исключительно изысканной манерой исполнения, все как бы сотканное из легких розоватых и лиловато-серых мазков. Название картины, в которой нет ничего специфически венецианского, скорее всего происходит от одноименного балета, поставленного Парижской Оперой в 1710 году.

В коллекции французской живописи XVIII века выделяются и два натюрморта Жана Батиста Симеона Шардена (1699-1779).

Оба они относятся к позднему периоду творчества художника, когда он отказался от эффектных композиций, изображавших всякую диковинную снедь. Здесь отобрано немного обыденных предметов, лишенных какой бы то ни было исключительности. Но в каждом из них глаз художника увидел удивительные живописные достоинства. Изображение предметов обычного кухонного обихода приобрело какую-то особую значительность. Шарден сумел увидеть в обыденном, повседневном нечто прекрасное, подлинно жизненное и величаво простое. Большую редкость представляет «Ваза с цветами», единственный натюрморт с цветами у Шардена. Мастерство, с которым любовно передана хрупкость тонких лепестков различных растений, позволяет вспомнить слова самого Шардена: «Пользуются красками, но пишут чувствами».