Человек Чубайса - Геннадий Прашкевич

Деляна действительно существовала, но реально это были пустые отвалы начала пятидесятых годов, на которых ржавел допотопный экскаватор и копошились какие-то подозрительные личности. Скорее всего, Иванычу-младшему подсунули карту давно отработанного участка. В комариный хорошо запомнившийся денек, слегка присыпанный теплым грибным дождичком, на деляне появился официальный представитель Амана Тулеева, губернатора Кузбасса. Этот человек окончательно развеял мои иллюзии.

Скупив долги «Стройинвестсервиса», Трубников всячески давил на меня, пытаясь заманить в свою фирму. Кроме Трубникова, давили кредиторы, КРУ копало под использование бюджетных средств, выявляло приписки. Хотя за это отвечал заказчик, мою судьбу это не облегчало: господин Ульянин, избранный в главы районной администрации вместо Иваныча-старшего, энергично общался с судами, пытаясь вытрясти из меня хоть что-нибудь. В конце месяца позвонили из банка: на наши счета был наложен арест.

Мечась по городу в поисках денег, я несколько раз заглядывал к Юхе Толстому.

Ах, время – как махорочка. Все тянешь, тянешь, Жорочка. А помнишь – кепка, челочка, да кабаки до трех…

Юхе предложили прочесть курс инженерной геологии в НИИГАиКе и он вдруг увлекся. Сказалась профессорская кровь. Но был Юха какой-то не такой, как обычно: глаза без зрачков, невпопад смеялся. «Это такие, как ты, сломали страну», – однажды сказал он мне с любовью знающего энтомолога, рассматривающего какого-то редкостного по омерзительности паука.

А черненькая Норочка (мне слышалось – Нюрочка) с подъезда пять – айсорочка, глядишь – всего пятерочка, а вдоль и поперек…

«При Советской власти, – сказал Юха странно, – я был бы заслуженным уважаемым профессором. Ты это прекрасно знаешь. Я был бы полезным человеком для государства. Я бы прятал от любящей жены бутылку с коньячком за книгами на стеллаже, студенты всех курсов меня любили, разве плохо? А вечерами я бы вел на кухне идиотские политические разговоры, утверждая себя в той мысли (вполне справедливой), что знаю некую высшую правду».

Пройдемте с нами, Верочка, – цыганская венгерочка. Пригладь виски, Валерочка, да чуть примни сапог…

– А при чем тут я?

Юха покачал головой:

– Ты даже не понимаешь…

– А ты объясни.

Он попытался:

– Вот отец у меня дружил с Покрышкиным, помнишь? – было видно, что мысли Юхи заняты чем-то другим. – И это было естественно. Это была нормальная дружба, она ни у кого не вызывала удивления, понимаешь? А сейчас попробуй подружись с мэром или с командующим Западно-Сибирским военным округом, а? Я это не к тому, – успокоил он меня, – что с мэром или с генералом нельзя подружиться. Можно, наверное. Но для этого, как сейчас говорят, нужны деловые основания. – По-моему, Юха не понимал всех слов, которые произносил. И по кухне у него гуляли подозрительные запахи. – А отец дружил с Покрышкиным без всяких деловых оснований, понимаешь? Они просто дружили. Потому, что думали об одной цели – мой либеральный отец и коммунист Покрышкин.

– Хочешь сказать, что теперь они не смогли бы дружить?

– Вроде как в самую точку.

– А может, это хорошо?

Юха качал головой.

В квартире было пусто и голо.

Несколько раз он просил у меня деньги.

Я отдам, я теперь читаю спецкурс, говорил он, имея в виду лекции, за которые получал жалкие гроши. Раньше он никогда не опускался до денежных просьб. Это меня так удивило, что я выложил Юхе все, что у меня было в карманах, тоже, в общем, какой-то мизер, потому что я был пуст, как несколько лет назад, когда вернулся из Америки.

Крах.

Полный крах.

С одной стороны, это было даже удобно – ко мне потеряли интерес, никто не пытался затащить меня на дурацкие презентации и фуршеты; с другой стороны – поезд ушел, все уехали в будущее. Понятно, без меня. Только, может, Иванычи остались: старший в СИЗо, младший в психушке.

Рано упал снег.

Я старался не сидеть дома.

От майора Федина я знал, что в городе создается какая-то особая Служба безопасности (с подачи Трубникова). Наверное, я мог бы найти себе место в новой структуре, но не спешил. Трубников, скупив долги «Стройинвестсервиса», терпеливо выжидал, когда я сломаюсь. Но я не торопился. Я потихоньку присматривался, прислушивался, старательно снимал головные боли, вдруг вернувшиеся. Теперь я точно знал, что эти головные боли снимало только присутствие Нюрки. Но Нюрки не было, не было этой дуры, совсем вокруг не было! – и я терпеливо присматривался к разным людям, пытаясь найти щелку, сквозь которую можно было выскользнуть из сложившейся ситуации. Даже любимый джип необычного цвета ушел у меня за долги, я ездил на разбитой «Ладе», подброшенной по доверенности конкретным Толяном, застрявшим при своей кореянке.

Меньше всего в тот год я думал о Голощеком.

Его московский адрес был спрятан в подсознании.

В любую минуту я мог извлечь этот адрес, но даже думать об этом запретил себе. Представления не имею, что бы я делал, появись в Москве.

– Мучаешься? И правильно. Так тебе и надо, – с любовью энтомолога говорил при встречах Юха Толстой и в его заплывших глазах, лишенных зрачков, горела острая потребность высказаться. – Давай выпьем, – предлагал он, если я приносил выпить. – За тех, кого нет с нами… – Он выдерживал паузу и заканчивал, придурок: – За Пушкина… За Шекспира… За Высоцкого…

Дворы полны – ну, надо же! Танго хватает за души, хоть этому да рады же…

Потом спохватывался:

– Так тебе и надо, Андрюха. Ты никогда не умел понять главного: ничто нам не принадлежит – ни дом, ни любовница, ни жена. Рано или поздно природа все отнимает.

Такое впечатление, что он пытался в чем-то обвинить меня.

Но в то же время он мне сочувствовал.

Однажды появился Котел.

– Ну, чего скучать, Андрюха, чего профессионализм терять? – покровительственно закричал он высоким голосом. – Вид у тебя и сейчас внушительный, – ему было приятно подчеркнуть это. – Поехали со мной. Сам развлечешься, и мне польза. Побудешь рядом для авторитета. Делать тебе ничего не придется, одного вида хватит. Я тут нанял КАМАЗ, загрузим его товаром, а ты просто побудешь рядом со мной для авторитета, ага? Никакого оружия не понадобится, – добавил он с таким видом, будто я собирался прихватить с собой пушку. – У тебя вид такой внушительный, – добавил он льстиво, – что не понадобится никакого оружия.

Подумав, я согласился.

Я даже какие-то деньги содрал с Котла – как за охрану.

За неделю до этого пришел к Котлу чернявый узкоглазый мужичонка, сильно смахивающий на узбека. Стеганый халат и тюбетейка выделяли его из толпы. Спросил: не интересуетесь дешевыми сигаретами? – и когда перечислил марки и цены, Котел, конечно, заинтересовался, у него загорелись глаза. Человек инициативный, он никогда не ленился прихватить то, что плохо лежит. Подозреваю, что вообще тайной мечтой Котла было въехать в рай на халяву. Естественно, он поинтересовался: где товар? Узбек, часто мигая узкими черными глазами, ответил: «Считай, рядом. На складе одной воинской части. Эту часть нынче расформировывают, а снаряжение и довольствие офицеры самостоятельно реализуют по бросовым ценам. По бросовым, но за наличку. Исключительно за наличку, – подчеркнул узбек. – Всех-то дел, что подгоняй грузовик к складу и вывози сигареты».

Котел возбудился, выбил кредит, обговорил условия, назначил день встречи. Я со своей стороны навел справки и подтвердил: да, все правильно, есть такая воинская часть, она действительно расформировывается. «Водиле непременно дай на лапу, – посоветовал я Котлу, – пусть чувствует свою причастность к делу. Это сближает». – «Еще чего?» – обиделся Котел.

Его, как всегда, жаба давила.

На следующий день, как договаривались, возле ЦУМа появился узкоглазый мужичонка в тюбетейке и стеганом халате. Он действительно походил на узбека, но, забравшись в КАМАЗ, уверенно скомандовал: «Двигай на выезд из города. Ну, в сторону Пашино, там у меня офис. Пересчитаем наличку, спрячем в сейф и с Богом – грузитесь».

Следуя указаниям узбека, скоро мы попали в пригород.

В пригороде было пусто, поземка скучно мела снег перед почерневшими от времени частными деревянными домами. Ни прохожих, ни ворон, одна кривая длинная выстуженная улица. В самом конце кривой улицы темнели занесенные снегом воинские склады – стандартные огромные полубочки, сваренные из гофрированного дюраля. Спрыгнув со ступеньки грузовика на расчищенную от снега дорожку, узбек поманил нас за собой. Правда, КАМАЗ к деревянному домику подойти не мог, этому мешала забитая снегом канава, да этого и не нужно было. Подъехать вплотную КАМАЗ должен был к складу; пока же водила остался ждать в кабине, пока мы закончим расчеты.

Огромным ключом узбек отворил тяжелую, обшитую стальным листом дверь и мы вошли в темную прихожую. С одной стороны торчал массивный металлический сейф, с другой возвышалась нелепая рогатая вешалка, на ней сиротливо обвисло потасканное демисезонное пальто.