Вита. Книга 1 - Надежда Черпинская

ведь Ева совершенно не хотела быть принятой в Дружину Эриха. Она всё ещё надеялась, что всё это временно, всё разрешится как-то, разрешится само собой, и она вернётся в нормальную жизнь. Но сейчас она собиралась сделать всё, чтобы доказать надменному блондину – он не ошибся с выбором.

Зачем доказывать что-то тому, у кого и так нет сомнений? Зачем стремиться туда, куда совсем не хочется?

Пожалуй, доказывала Ева скорее себе, чем шефу. В этом и есть главная странность жизни. Как часто мы сражаемся за то, от чего по-хорошему стоит бежать без оглядки…

– Елизавета, ты будешь говорить со мной? – голос Евы был спокойным, чётким.

Дух должен чувствовать её уверенность и силу. Блюдце дрогнуло под пальцами, поползло медленно, потом быстрее, заметалось по буквам.

– Я готова… – Ева озвучивала слова раньше, чем они складывались из букв, ведь она слышала это как собственные мысли. – Говорить. Но мне больно… Говорить больно. Сломано. Всё сломано.

– Лиза, мне очень жаль тебя! – искренне откликнулась Ева. – Жаль, что ты умерла.

– Смерть лучше. Моя жизнь… ужасно… – Ева с трудом договорила, она чувствовала боль несчастной девочки в каждом слове. – Лучше смерть, чем так! Все бросили. Никто не помог.

– Мы хотим помочь, – заверила Ева. – Чем мы можем тебе помочь?

– Наказать…

– Лиза, – Эрих подошёл ближе, опустился рядом с Евой, глядя на начертанные мелом буквы, – это ты наказываешь? Скажи, почему ты убиваешь девушек?

Блюдце завибрировало, зазвенело на бетонном полу.

– Убирайся! Не буду говорить с тобой! Ненавижу вас! Ненавижу таких как ты! Ненавижу!

Ева выразительно посмотрела на окаменевшего Эриха.

– Давай, я сама, – шепнула Ева, – лучше не лезь!

Эрих вскинул руки, сдаваясь, безропотно отошёл подальше и замер не дыша.

– Он ушёл, Лиза, ушёл. Никаких мужчин. Хорошо? А мне ты скажешь? Почему? Зачем ты убиваешь?

Блюдце заметалось, выводя хаотичный набор букв, потом чуть-чуть замедлилось.

– Не убиваю, нет. Не я. Не хочу. Жить должны…

– Здесь нашли уже несколько мёртвых девочек. После тебя. Они очень похожи на тебя, Лиза. Ты знаешь, кто их убил?

– Жертвы. Как я. Их тоже…

– Чьи жертвы, Лиза?

Чернова замолчала на минуту, пытаясь понять логику ответов. И тут припомнила жуткую историю Алекса о том, как Аня оказалась в команде Эриха.

– Постой… Я, кажется, поняла. Жертвы насилия? Поэтому они – «как ты»?

– Сломаны. Как я. Ненавижу. Все мужики… Ненавижу.

Эрих и Лёха переглянулись, Белов покачал головой.

– Лиза, я понимаю. Тебя обидели. Это было очень жестоко. Я постараюсь помочь.

– Зло должно вернуться. Кто посеял. Покой. Хочу покой. Наказать.

У Евы от напряжения затекло всё тело. Она пыталась сложить из этих обрывков фраз мозаику общей картины, но пока слишком много пробелов оставалось.

– Это справедливо, Лиза, это справедливо, – согласно кивнула Чернова. – Надо наказать. Но ведь девочек убили не насильники. Кто их убивает?

– Она.

– Я тебя не понимаю. Она? Кто она?

– Мать.

– Чья мать?

– Моя.

Ева вскинула растерянный взгляд на Эриха. Тот кивнул, подбадривая, сделал безмолвный жест рукой – дескать, продолжай, продолжай.

– Лиза, как твоя мать могла убить их?

– Ведьма. Сила есть. Проклятие. Проклятие убивает.

Блюдце заметалось по кругу, словно искало выход, завибрировало нервно.

– Меня прокляла. А я не хотела! Он заставил. Ударил. Голова. Я… Обморок. Не могла сопротивляться. Ненавидит меня. Прокляла. В лицо. Кричала мне. Я плакала, а она кричала.

Ева задохнулась от отчаяния и боли, которые накатили на неё. Невыносимо вдруг стало даже дышать, так хотелось встать и пойти к краю… Один шаг. И больше никакой боли…

– Как с этим жить? – горько выдохнула Вита, словно искала совета у тех, кто собрался здесь сейчас. – С ума свело. Проклятие. Я не понимала, что творю. Все бросили. Все! Даже Димка. Не простил. Я любила. Он не простил. Все бросили. Презирали, смотрели так… Больно. Очень больно.

Блюдце вырвалось из пальцев Евы и, шарахнув в стену, разлетелось на сотню белых осколков.

Но Ева слышала дух по-прежнему и отрешённо произносила всё, что пыталась рассказать бедная Лиза:

– Нет выхода. Только это осталось. Не хочу, но не могу сопротивляться, – она поднялась на ноги и словно под гипнозом медленно двинулась к лестнице, ведущей на открытую площадку недостроенного балкона.

В тишине лишь её голос и шаги.

– Я здесь. Ночь. Почему я здесь? Не помню, как оказалась. Страшно. Внизу темно и страшно. Я не хочу прыгать, я жить хочу. Мне жаль её, мою малышку. Она ведь и моя, не только его. Она тоже хочет жить. Она мне шепчет изнутри: «Мамочка, не надо!». Но голос в голове, её голос, он сильнее. Он просто убивает. «Чтоб ты сдохла! Позорище моё! Всю жизнь, всю жизнь… я всё ради тебя… А ты дрянь отблагодарила меня так! Лучше бы я аборт сделала, в роддоме тебя оставила! Дрянь, чтобы ты провалилась! Дрянь неблагодарная, будь ты проклята за все мои слёзы! Чтоб тебе покоя не знать и рыдать, как мне! Говорила мне мать, откажись от неё, не губи свою жизнь! Сучка малолетняя, нашла перед кем ноги раздвигать – он тебе в отцы годился! Глаза бы мои тебя не видели, проклятая дрянь! Исчезни из жизни моей! Исчезни!» Я плачу, мне очень больно, мне так горько. Почему она меня ненавидит? Я же не хотела. Я пыталась бороться. Её голос звенит в голове, звенит. Не могу больше это слышать. Она как будто толкает в спину. Я хочу остановиться и не могу.

Ева замерла на пороге балкона, остекленевшими глазами глядя в беспросветную ночь.

Эрих, Алекс и Инари всё это время сопровождали её словно безмолвные тени. Боялись остановить или задать вопрос, но были рядом.

Ева шагнула на балкон, подняла глаза к небу.

– Прости меня, Господи! Я исчезну из её жизни, исчезну, как она и хотела… Не хочу так жить! Не могу так жить! Больше не могу…

Вита метнулась вперёд стремительно и легко, как юркая, маленькая, чёрная ласточка. И поняла, что сделала, лишь когда правая нога уже в пустоту соскользнула…

Сильные мужские руки отдёрнули назад, впились так, что не вырваться, хоть она и забилась всем телом, ускользая из ненавистных объятий.

Впереди была свобода, впереди был покой! Всё, чего так хотелось измученной душе.

Но он тащил обратно