Ночь в Кэмп Дэвиде - Флетчер Нибел

Она бросилась на кушетку, плечи её затряслись от рыданий. Джим подошёл и ласково положил ей на плечо руку, но она отпрянула:

— Не смей ко мне прикасаться!

Успокоившись, она взяла предложенный Джимом платок:

— Как же ты всё-таки объяснишь этот визит, Джим?

— Просто не знаю, что и думать. — Он сам чувствовал, что это звучит неубедительно, но не мог же он рассказать ей о нелепых, фантастических ночах в Кэмп Дэвиде и о всех своих сомнениях? Она ни за что бы ему не поверила, да он и не станет рассказывать об этом, пока сам во всём не удостоверится. Так, значит, это правда? За ним действительно следит Секретная служба! Значит у Лютера Смита, а возможно, и у самого Бразерса есть причины сомневаться в лояльности Маквейга? Им известны его посещения Кэмп Дэвида, известно, что он посылал Карлсона в Ля Бёлль. Они, возможно, решили, что Маквейг что-то замышляет против президента. Он опять почувствовал себя одиноким, отрезанным от реального мира, того самого мира, в котором Рита оплакивает свою испорченную репутацию.

— Ничего не могу сказать тебе, Рита. Могу только обещать, что выясню всё во что бы то ни стало. И тогда дам тебе знать.

Она встала и посмотрела ему прямо в глаза. Её оливковое лицо, без губной помады и косметики, показалось ему постаревшим. Джиму стало жаль её, но он отметил, что она уже больше не вызывает в нём прежнего желания. Всё было кончено, страсть проржавела, как тонкое железо от слишком долгого пребывания на дожде. Рита теперь казалась ему совсем другой, беззащитной и жалкой.

— Прости меня, Джим, — сказала она. — Я сама всё это затеяла. Я всё время забываю, что это я первая позвонила тебе тогда. Ты ведь даже не хотел и приходить, помнишь?

— Только без сожалений, Рита! Ты же помнишь наше условие? И, прошу тебя, не волнуйся. Всё, несомненно, объясняется очень просто, и я сразу же позвоню тебе, как только разузнаю.

Она быстро поцеловала его в ямочку на подбородке:

— Спасибо, Джим!

Бросив враждебный взгляд на дом Грискома, Маквейг спустился по ступенькам. Затем он погрузился в невесёлые размышления и забыл осмотреться по сторонам. Поэтому он не заметил, что на углу квартала стоит молодой человек в шляпе с короткими полями. Не заметил он также их семейного «пикапа», в котором сидели Марта и Чинки. Автомобиль проехал мимо него как раз в тот момент, когда он направился в сторону Джорджтаунского университета.

— Смотри-ка, мам, — сказала Чинки. — Ведь это же наш папа!

Марта, не сбавляя скорости, посмотрела через плечо.

— Нет, Джейн, — быстро сказала она, — это не он, ты обозналась.

— Да нет же, мам, говорю тебе, это он. Как всегда, без шляпы, его шевелюра, его белое пальто из крокодиловой кожи. Да и походка его, смотри-ка! Давай-ка лучше остановимся и подберём его.

— Говорю тебе, ты обозналась, — твёрдо сказала Марта. — Твой отец сейчас в Сенате. Они там всё ещё заседают.

Она нажала на акселератор, и автомобиль рванулся вперёд. Чинки ещё долго смотрела в заднее стекло, стараясь разглядеть человека в белом пальто, быстро шагавшего по тротуару.

ГЛАВА 9. ПАТРИК О’МЭЛЛИ

Сенатор Маквейг быстро шагал в направлении Джорджтаунского университета, не обращая внимания на редких прохожих. Солнце зашло, и по Оу-стрит разгуливал прохладный вечерний ветерок, шевеливший волосы и трепавший одежду. Джим машинально застегнул пальто. Мысли его были по-прежнему сосредоточены на Рите и на новом, неожиданном выпаде ФБР. Сенатор Соединённых Штатов в роли подследственного — само по себе достаточно необычное явление, но оказаться объектом слежки сразу двух правительственных сыскных организаций — это уж и вовсе неслыханно! Расследование ФБР проводилось скорее всего по инициативе Марка Холленбаха. Но чтобы президент приказал вести слежку за выдвинутым им самим кандидатом в вице-президенты!..

Маквейг шагал, опустив голову и бессмысленно всматриваясь в шероховатую брусчатку. Посылать агентов ФБР рыскать по его следам и выспрашивать его друзей было со стороны Марка невероятной наглостью. От одной только мысли об этом вскипала кровь. Теперь ФБР уже, конечно, всё знает о Рите, и скоро на стол президента положат официальное донесение, бесцветное, как железнодорожное расписание. Он даже представил себе, каким языком оно будет написано.

«В результате расследования было установлено, что за двухлетний период подозреваемый многократно посещал квартиру некоей миссис Красицкой, работающей в комитете демократической партии. При разговоре с нашим агентом миссис Красицкая наотрез отказалась обсуждать характер своих отношений с подозреваемым, который посещает её квартиру, как правило, в ночное или вечернее время. Один из соседей Красицкой, мистер Поль Гриском, адвокат, показал, что перед тем, как покинуть квартиру Красицкой, подозреваемый внимательно оглядывает улицу. Будучи спрошена об этом, миссис Красицкая вышла из себя и…» Впрочем, прервал свои размышления Джим, злость её будет ничто по сравнению с яростью президента Холленбаха, когда он прочитает этот протокол.

Какой-то юноша в свитере, наверное студент Джорджтаунского университета, стоял у обочины тротуара, прижимая к уху крошечный портативный приёмник. Джим мельком подумал, что барабанные перепонки у него не иначе как из свинца: приёмник был включён на полную громкость. «Повторяем наше сообщение: президент Холленбах встретится 20 апреля в Стокгольме (Швеция) с премьер-министром СССР. Подробное сообщение будет передано по шестичасовой программе новостей. Слушайте нашу передачу!»

Мгновенье Джим стоял неподвижно, и вдруг его снова охватило мрачное предчувствие, появлявшееся всё чаще за последние дни. Не пройдёт и трёх недель, как Холленбаху придётся встретиться с непреклонным и практичным русским премьером! И где — в Швеции! Не намеренно ли Холленбах выбрал местом встречи именно эту страну, и не хитроумный ли это ход в связи с «Великим планом»? Может, выбором Холленбаха руководило то же чувство, что и в случае с кандидатурой Маквейга, когда решающую роль сыграло шведское происхождение его жены?

Внезапно Маквейг понял: встречу президента с советским премьером ни в коем случае нельзя допустить! Ведь в теперешнем своём состоянии Марк способен на что угодно! Кто знает, какими роковыми последствиями грозит эта встреча? Зучек, блестящий дипломат со стальными нервами, беззаветно преданный интересам своей страны, — и Холленбах, чей некогда блестящий ум теперь угнетён воображаемыми преследованиями, Холленбах, который теперь играет с судьбой всего человечества, как ребёнок с кубиками! Эту встречу необходимо отменить во что бы то ни стало, любым способом! А кто может отменить её, кто ещё, кроме Маквейга, способен действовать? Ведь никому ещё и в голову не приходило то, о чём Маквейг знал уже наверное. Да, теперь он уже нисколько не сомневался. Действовать немедленно! Его собственные маленькие, ничтожные тревоги ничего уже не значили перед лицом этой огромной, страшной опасности. На карту поставлена судьба нации! Мысль эта вызвала у него улыбку. Подумать только, Джим Маквейг, мотылёк — и приносит себя в жертву своей стране! Ладно, может, это и нелепо, но куда от этого денешься! Так сделай же что-нибудь, Маквейг! Сейчас, безотлагательно!