Одержимость романами - Кейтлин Бараш

Пожав плечами, Лаклан погнал свою лошадь вперед, пока я пыталась оправиться от его слов. Я могу выдержать грязные шутки, даже если я не в настроении, – это всего лишь слова, они не связаны с действиями. Я все еще могу сделать выбор.

Мы ехали минут десять, пока Лаклан не свернул на небольшую извилистую тропинку в лесу. Спрыгнув с лошади, он привязал ее к дереву.

Я остановила Инди.

– Что ты делаешь?

– Давай дадим лошадям передышку.

Я моргнула:

– Но мы едва начали прогулку.

– Инди нужен перерыв.

Его голос стал более жестким. Я не могла ничего возразить. Он хозяин Инди. Поэтому я слезла с лошади и озадаченно наблюдала, как Лаклан снимает седельную подушку с лошади и кладет ее на землю, будто одеяло. Как будто мы собирались устроить какой-то романтический пикник.

– Иди сюда. – Он сел на подушку, вытянув ноги перед собой.

– Я не хочу сидеть, я приехала кататься. Здесь, наверное, везде жуки, и я ужасно боюсь австралийских пауков, в смысле, а кто их не боится…

– Ой, да хватит тебе, что ты ломаешься, почему ты не можешь просто расслабиться?

Мне не понравился тон его голоса, но я села, выпрямив спину, как доска, пока он целовал меня. Лаклан обхватил мою грудь через рубашку. Затем опустил руку ниже, между ног. Я отмахнулась от его руки и почувствовала странное желание рассмеяться.

Я хорошо это помню. Как в моем горле бурлила истерика. Я никогда раньше не хотела и не нуждалась в том, чтобы сказать «нет». Это был первый и единственный раз, и все шло из рук вон плохо. Он не слушал меня, а я больше не контролировала ситуацию.

– От меня несет, – лепетала я. – Я не понимаю, почему мы не можем просто поговорить, ты меня даже не знаешь, от меня так плохо пахнет, это отвратительно. Ты всегда разрешаешь незнакомым людям кататься на своих лошадях? Я бы никогда не позволила незнакомцу сесть на мою лошадь, я правда удивлена, что ты…

– У меня их много. Можешь кататься на одной из них, мне все равно.

Лошади были для него вещами. Как и я.

Его рука вернулась к моей промежности. И это трение было приятным. Я отлично помню предательство моего тела. Я не хотела, чтобы это было приятно.

Я снова убрала его руку:

– Я не буду заниматься с тобой сексом.

– Почему нет?

Я встала:

– Потому что не хочу.

– Сядь, не суетись. Просто сядь.

Я села, но меня трясло. Его рука вернулась к паху. Тело навалилось на меня, и я больше не могла видеть стоящих лошадей. Что я могла сделать? Украсть Инди и ускакать галопом, будто на Диком Западе, как какая-то психованная девушка-ковбой? Стоило ли мне сбежать? Не слишком ли много драмы? А может, я развела панику на пустом месте? С каких пор секс стал для меня чем-то, чего нужно бояться?

Я попыталась выскользнуть из-под него. Это я тоже помню.

– Ты же хочешь. Вся мокрая. Я чувствую это через джинсы.

Меня тошнило от себя и от него – но в основном от себя. Он-то не врал.

– Я сказала, что не хочу.

Он сел. И я села. Может быть, я выиграла.

Мгновение тишины, которую нарушало только пение птиц, а затем он снова подмял меня под себя.

Помню, мне было интересно, знают ли лошади, что происходит нечто плохое, вырвется ли Инди с привязи и нападет на него, как в кино, пнет ли его по голове, укусит ли большими желтыми зубами, убьет ли его. Я хотела, чтобы он умер.

Но ни одна из лошадей не сдвинулась с места. Они стояли, жуя листья, хвостами отгоняя мух, и вокруг их ртов скапливалась зеленая слизь. Они ждали, когда мы будем готовы снова забраться в седло.

И тогда я поняла – с меня хватит. Я устала повторяться, устала волноваться по поводу той единственной вещи, которая меня на самом деле никогда не волновала – по крайней мере, в тот момент, когда она происходила. Секс либо ожидался (предвкушение), либо уже закончился (анализ). Я никогда по-настоящему не присутствовала в моменте и не испытывала никаких романтических чувств во время секса. С тех пор как Адам отказался переспать со мной, секс стал для меня серией завоеваний. Возможно, для этого мужчины точно так же было важно завоевание, несмотря на то что он проигнорировал важнейший компонент – согласие.

Поэтому я закрыла глаза, пока Лаклан возился с моей одеждой, стягивая с меня джинсы, а потом начал двигаться во мне. В тот момент я вспомнила желание, которое нахлынуло на меня на подлокотнике дивана, и то, как меня жалил кожаный ремень Адама. Это было заслуженно, я этого хотела. Того, что происходило теперь, я не заслуживала и не желала.

Вскоре все было кончено. Внутренняя сторона моих бедер стала грязной. Я помню, как, не раздумывая, усмехнулась:

– И это все?

Он пожал плечами.

Я подтянула джинсы с лодыжек, подошла к Инди и коснулась ее морды. Она фыркнула в мою руку, и мне стало щекотно. Я попыталась забраться обратно в седло, но не смогла. Я была не в форме, негибкая, зажатая.

Лаклан снова подсадил меня в седло.

Мы поехали обратно. Он снова стал дружелюбен, пытался завязать разговор, но я не слушала. Воздух казался влажным и тяжелым. Мне хотелось принять душ. Я хотела уехать. Стояла такая прекрасная погода. Я помню это.

Когда мы вернулись в конюшню, я бросила Лаклану поводья Инди, заперлась в ванной, помыла между ног и срочно набрала в поиске местные компании такси.

Когда через двадцать минут подъехала машина, Лаклан не окликнул меня и не попытался проводить. Наша сделка была завершена.

Водитель такси был болтлив и любопытен, задавал много вопросов, пока мы ехали на вокзал. Помню, что казалась веселой, жизнерадостной, очаровательной. Когда я наконец обрела голос, то придумала такую историю: мы с Лакланом – давние друзья и любовники, отправившиеся на прогулку на лошадях.

(А годы спустя я придумала историю получше, позаимствовав его имя для другого героя. Он стал вымышленным персонажем, прикрытием.)

– Прекрасный день для прогулки, – заключил таксист, и это действительно было так.

«Это же изнасилование», – в ужасе вскрикнула Даниэль, когда я рассказала ей об этом почти четыре месяца спустя на заднем дворе во время домашней вечеринки в Колорадо, пока мы передавали друг другу косяк. Она до сих пор единственный человек, который знает об этом.

«Не волнуйся, я в порядке, это не