Дорогие коллеги. Как любимая работа портит нам жизнь - Сара Джаффе
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Несмотря на шумиху, поднявшуюся в прессе после гибели Гутрайд, администрация продолжила охоту на ведьм, и в результате из нью-йоркских школ были уволены 378 учителей. Юрист TU так комментировал ситуацию: «Это были немолодые люди с солидным стажем. Многие из них устроились простыми продавцами, превратились в обузу для своих друзей и родных, были вынуждены просить денег на жизнь. Некоторых произошедшее абсолютно раздавило. А ведь все это были хорошие, иногда очень талантливые учителя». Порой родители пытались заступаться за учителей, но все было бесполезно. Когда администрация школы в Гарлеме решила уволить Элис Ситрон, родители учеников заявили, что «любят ее за то, что она боролась за нас и наших детей». Ситрон, которая 19 лет преподавала в Гарлеме, «составила учебную программу по афроамериканской истории, приглашала учеников к себе домой и на собственные деньги покупала нуждающимся детям очки, книги, обувь и еду»[231].
Иначе говоря, учителей увольняли за то, что они выполняли свои прямые обязанности: заботились о вверенных им детях, боролись за них и ставили их интересы превыше всего. Они налаживали связи с семьями учеников и использовали имеющиеся возможности, чтобы требования этих семей были услышаны[232].
В ответ на паранойю по поводу «красной угрозы» профсоюз учителей начал еще более плотно сотрудничать с местными сообществами, требовать отмены сегрегации, строительства школ и игровых площадок в черных районах и найма чернокожих учителей. Все это делалось несмотря на слежку, происки полицейских агентов и откровенный расизм – однажды участники профсоюза получили антисемитское послание, в котором «верная и патриотичная „американская мать“ противопоставлялась безбожным еврейкам-коммунисткам». Профсоюз действовал несмотря на угрозу депортации учителей-иммигрантов (администратор одной из школ искал учителей, чье гражданство «можно было бы аннулировать», предвосхищая нападки администрации Трампа на «нежелательных» граждан) и постоянные попытки доказать, что учителя-коммунисты планируют совершить государственный переворот. Агенты, внедренные в учительскую среду, выяснили лишь то, что учителя обсуждают проблемы расизма, гендерных стереотипов и внешнюю политику США[233].
С другой стороны, начало холодной войны привело к тому, что на некоторое время финансирование школ было увеличено. После того как в 1957 году Советский Союз запустил первый искусственный спутник Земли, американские чиновники поняли, что по крайней мере в чем-то учителя-коммунисты были правы. Как пишет Меган Эриксон, «слова „образование“ и „космос“ были синонимами будущего», и СССР, казалось, лидировал в обеих этих областях. Американцы испытывали тревогу по поводу будущего. Как и сейчас, школьное образование было той темой, в которой сталкивались противоречащие друг другу установки. С одной стороны, американцы боялись, что учителя-коммунисты будут заниматься пропагандой среди учеников, с другой – школам требовалось больше финансирования, чтобы американские дети могли догнать своих советских сверстников[234].
Подобная ситуация наблюдалась на протяжении десятилетия после разбирательства по делу «Браун против Совета по образованию», состоявшегося в 1954 году. Профсоюзы учителей в основном поддерживали отмену сегрегации в учебных заведениях, но последствия этого решения сильно ударили по чернокожим педагогам, которые лишились работы после закрытия школ для чернокожих детей. Эти дети получили возможность учиться в школах, прежде предназначавшихся только для белых, но белые родители ни за что не хотели, чтобы их детей учили чернокожие учителя. Так эти учителя, делавшие все возможное в условиях недостаточного финансирования, преподававшие, протестовавшие, занимавшиеся самоорганизацией, боровшиеся за отмену сегрегации и помогавшие чернокожим из среднего класса укрепить свои позиции в обществе, лишились работы. Вот такую цену им пришлось заплатить за свою заботу. Они снова оказались в ловушке: чем больше ты любишь свою работу, тем дороже расплата[235].
Для сторонников сегрегации законы о продлении учительских контрактов стали удобной возможностью под благовидным предлогом избавиться от чернокожих учителей. После решения по делу Брауна семь штатов внесли изменения в такие законы, а в Северной Каролине все учителя были переведены на одногодичные контракты. Эти меры произвели желаемый эффект: теперь администрация могла с легкостью избавиться не только от чернокожих, но и вообще от любых неугодных учителей. Их стало еще проще наказывать за то, что они не способны решить все мировые проблемы одной лишь силой своей заботы. Чернокожие учителя, которым все же удалось сохранить работу, часто оказывались в заведомо проигрышной позиции – как, например, одна чернокожая учительница, которую после отмены сегрегации поставили вести уроки домоводства во втором классе. Ее, как и многих других учителей, уволили за то, что она была «некомпетентна» в предмете, который никогда прежде не преподавала. В это же время администрация Линдона Джонсона начала заключать краткосрочные контракты на преподавание со студентами элитных университетов. Новая стратегия перевернула прежние представления об учителях: на место преданных своему делу и заботливых педагогов пришли хорошо образованные молодые люди, для которых преподавательская работа была лишь кратким эпизодом на пути к успешной карьере[236].
Напряжение внутри учительского сообщества достигло предела в ходе забастовки учителей в Оушен-Хилл – Браунсвилле в Бруклине в 1968 году, когда «старая школа» в лице Профсоюза учителей, делавшего ставку на объединение с местными сообществами, столкнулась с организациями нового типа. Воинственные и активно развивавшиеся профсоюзы, коллективно добивавшиеся улучшения условий труда, и «Объединенная федерация учителей» (UFT), в результате забастовки получившая право представлять интересы всех учителей Нью-Йорка, вступили в конфронтацию с активистами из чернокожего сообщества. UFT уделяла основное внимание материальным потребностям преподавателей. В то же время активисты, разочарованные реализацией программы по десегрегации школ (авторы которой предполагали, что чернокожие ученики неполноценны, а чернокожие учителя некомпетентны), выступали за передачу школ в ведение местных сообществ. Они доказывали, что чернокожие дети отстают в учебе из-за расизма, а не из-за своей «неполноценности». Учителей, которые дистанцировались от работы с местными сообществами, активисты обвинили в безразличии к нуждам своих учеников. Они утверждали, что чернокожие сообщества могли бы улучшить школы, если бы чиновники перестали путаться у них под ногами[237].
В этот период в UFT стремились к профессионализации преподавания. Они хотели сделать так, чтобы работа учителя перестала ассоциироваться с «домашним трудом». Организацию возглавлял Эл Шенкер, который, как отмечает педагог и исследователь Лоис Вайнер, не отдавал себе отчета в «неизбежных противоречиях, возникающих между личной и индивидуальной ответственностью учителя за детей, не понимал, что учителя продолжают функции семьи и что оплачиваемый учительский труд встроен в бюрократическую систему». Идеология холодного профессионализма, характерная для UFT (и ориентированная в первую очередь на учителей-мужчин), привела к конфликту
