Разбитое зеркало - Фрасис Дарлинг

— У меня относительно этой претендентки есть какое-то странное чувство.

Оливия взяла папку:

— Странное чувство? Что еще за странное чувство? Что не так у Триш Амброуз?

— Триш Амброуз? Начнем, Оливия, прямо с этого. Действительно, Триш Амброуз — это ее имя, но только одно из ее имен.

— Что вы имеете в виду?

— Я поступил именно так, как вы и говорили, — копал глубоко. Имя — Триш — присутствовало всегда, а вот фамилия меняется. Насколько я смог проследить, она трижды была замужем и дважды состояла в гражданском браке, используя при этом фамилию своего сожителя.

— Но это же не является нарушением закона, не так ли? Что же делать, если ей так не везет в любви?

— Я проверил все ее рекомендации. То, что она нам о себе сообщила, в основном оказалось правильным, только небольшие, обычные преувеличения, но…

— Но?

— Все, кому я звонил, беседовали со мной как-то слегка нервно. Нет, никто ничего плохого о ней не сказал, они даже хвалили ее способности, но что-то мне показалось не так.

— Например?

— Не знаю, просто какое-то ощущение. Казалось, что все они ужасно рады, что ее нанимаем мы, а не они.

— Она не наврала в датах?

— Нет.

Оливия перевернула страницу.

— Она, похоже, часто меняла место работы, задерживаясь на каждом примерно по три года. Но ведь это не столь уж и необычно для такого бизнеса, не правда ли?

— Конечно, нет. Но, ощущая нечто странное, я копнул глубже.

— И?

— Бедная Триш действительно была несчастлива в любви. Похоже, она притягивает мужчин с дурными наклонностями.

— Преступников?

— Но ими они не были до встречи с ней. Наша Триш Амброуз — неважно, кто она сейчас, мисс или миссис — видимо, привлекает мужчин с необузданным темпераментом. Не считая секса, которым она занималась со своими мужьями и многочисленными любовниками, ее насиловали пять раз.

— Кто-то один насиловал ее пять раз?

— Нет, не какой-то один человек, а какие-то люди. Пять разных мужчин. Трое из них были осуждены за изнасилование, один — за попытку изнасилования, одного оправдали.

— Пять разных мужчин? Ты прав, Тревор, эта Триш либо удивительно невезучая, либо_

— Либо она приносит неприятности. Оливия, я просто не хочу, чтобы она работала у нас.

— Вижу, куда ты клонишь, — ответила Оливия, слегка постукивая кончиком карандаша по зубам и массируя другой рукой свое бедро под столом. Мышцу по-прежнему иногда сводило. Это служило полезным напоминанием о том, кто разрушил ее жизнь. — Она доставляет неприятности? — задумчиво переспросила Оливия. — Нам не нужны неприятности. Но, может быть…

— Может быть?

— Ведь сейчас уже сентябрь, не так ли? В школах и колледжах начинаются занятия и, полагаю, моя дорогая сестра должна также к ним приступить. Тревор, подай мне драммондвилльскую газету. И не надо звонить или писать этой Триш по поводу того, что ее не берут на работу. Приведи ее. Я хочу с ней встретиться и лично сообщить эту плохую новость.

Триш Амброуз, аккуратно и скромно одетая, с тем легким выражением голода в глазах, который, как показалось Оливии, она узнала, села напротив нее и спокойно восприняла известие.

На своем столе Оливия оставила газету «Драммондвилль адвертайзер», сложенную так, чтобы в глаза бросалось жирно обведенное синим карандашом объявление Романа о найме персонала.

Оливия, перехватив устремленный на газету взгляд Триш, сказала:

— Возьмите ее, может быть, там есть что-то интересное, я ее уже просмотрела.

«Приносящему неприятности неудачнику всегда найдется место, не так ли? — подумала Оливия после ухода Триш. — И, быть может, «Стейк сейчас» именно то место, куда стоит заложить эту бомбу с часовым механизмом».

Глава пятнадцатая

Роман спал на раскладушке в так называемой кладовке, расположенной за офисом. Раскладушка была именно тем, что ему требовалось. За дверью с надписью «Только для служащих» находился душ. Свою одежду он оставлял на вешалке рядом с раскладушкой. Все это было куплено на распродаже всего за пятнадцать долларов. Рубашки и белье хранились в глубоком ящике письменного стола. В офисе также были небольшой телевизор и книжные полки. Когда ему не хотелось стейка и жареной картошки, он мог приготовить себе в кастрюле что-нибудь простенькое.

При работе по четырнадцать-пятнадцать часов в сутки семь дней в неделю у него оставалось не так уж много времени, чтобы тратить деньги. И хотя его доход составлял лишь малую часть того, что он зарабатывал у Джорджио, и был даже меньше его заработка, когда он доставлял пиццу, в конечном итоге Роману все же удавалось кое-что откладывать.

Портия распорядилась, чтобы с каждой партией вина доставлялась и одна бутылка виски, так что он жил практически бесплатно. Виски накапливалось, все бутылки, кроме первой, оставались неоткупоренными. Ему казалось, что виски возбуждает аппетит. Может быть, это был условный рефлекс, как у собак Павлова. Когда он бывал у Фелис, она угощала его оставшимся от Джорджио «Кардью». Тост в память о ее покойном муже стал для них чем-то вроде ритуала и, возможно, был просто напоминанием. Физическая близость между ними служила только лекарством, которое принимают дважды в неделю после виски.

Когда он остался в одиночестве, то лучше было не обманывать свое тело напрасными ожиданиями. Оно и без того натягивало поводок и истекало слюной.

Его роман с Фелис умер естественной и безболезненной смертью. Период ее самой острой боли остался позади. Ее метрдотель Артурио начал посещать Фелис после работы — о ее потребностях позаботились. Их отношения никогда не отличались слишком глубокими эмоциями. Они останутся друзьями.

Он знал, что, доведись ему оказаться когда-нибудь в отчаянной ситуации, Фелисия с радостью раскроет ему свои объятия. Но это было не для Романа. Ему было необходимо, чтобы в нем нуждались.

Но в отношениях, державшихся на чисто физическом влечении, было и свое преимущество. Они не оставляют шрамов на сердце.

О потребностях Фелис позаботились, но, к сожалению, не о нем. Возможно, для успокоения души Фелис и не была ему нужна, но его тело по-прежнему предъявляло свои требования.

Не помогло и то, что на протяжении всех ее длинных каникул Портия была рядом. Бывали случаи… она наклонялась над столом в своих хорошо сидящих шортах или тянулась за чем-нибудь и ткань натягивалась на ее груди. Вновь и вновь Роман почти… Но потом он заглядывал ей в глаза и видел глаза Оливии.

Если бы кто-нибудь увидел этих двух сестер стоящими рядом, то обнаружил бы не более чем легкое сходство. Портия была то ли ниже ростом, то ли обычно носила туфли не на столь высоких каблуках, одним словом, Роман не был уверен, в чем тут дело. Волосы сестер тоже различались. Насколько Роман знал, Оливия свои красила, но все же они выглядели по-другому. У Портии они были светлее — чудесные волосы орехового цвета с рыжеватым отливом — вовсе не такие, как у Оливии. Обе девушки-женщины были стройными и гибкими, но Портия обладала не столь тонкой, как у ее сестры, талией. Этим, возможно, Оливия была обязана своим занятиям, а может быть, оптическому эффекту, вызываемому ее пышным бюстом.