Частная жизнь знаменитостей - Роман Белоусов

Результат превзошел все возможные ожидания. Старинное устройство содержало в себе три отдельные записи, одна из которых оказалась единственной записью голоса королевы Виктории. Ее речь продолжается всего четырнадцать секунд, и только восемь слов из нее удалось разобрать.

Вторая запись не поддается расшифровке, а на третьей мужчина насвистывает популярную в свое время мелодию «Как дела сегодня».

Вскоре нашли подтверждение факта записи голоса королевы в ее биографии, написанной историком Элизабет Лонгфорд и опубликованной в 1964 году. В книге описан эпизод звукозаписи и говорится, что королева сказала несколько слов в аппарат. Там же упоминается о том, что в тот момент было записано и насвистывание. Возможно, что это мелодия немецкой народной песенки с английскими словами. Ведь при дворе королевы было сильное германское влияние, да и сама Виктория наполовину была немкой. Если у кого-то и сохранились еще сомнения на счет принадлежности голоса королеве, то Пол Триттон в этом не сомневается. Он выпустил книгу, которую так и назвал «Потерянный голос королевы Виктории».

НИКОЛАЙ АЛЕКСЕЕВИЧ НЕКРАСОВ (1821–1877),

русский поэт, писатель, журналист

Тонкий, проникновенный лирик, прозаик и драматург, сатирик и критик, создатель своеобразного языка поэзии: яркого, задушевного, понятного. Издатель журналов «Современник» и «Отечественные записки». Его поэзия — это поэзия сильного чувства, высоких помыслов. Поэт создал такие лирические шедевры, как «Размышления у парадного подъезда», «Песня Ере-мушке», «Что ни год, уменьшаются силы» и другие, эпические поэмы «Сашка», «Коробейники», «Мороз, Красный нос» и «Кому на Руси жить хорошо», историко-героические поэмы «Дедушка», «Русские женщины» и др.

Из биографии: родители, семья, судьба

Николай Алексеевич родился в местечке Немиров Каменец-Подольской губернии. Здесь в З6-м егерском полку служил его отец, капитан Алексей Сергеевич Некрасов. Мать, Елена Андреевна, была дочерью украинского помещика. До нас не дошло ни ее портрета, ни личных вещей и писем, и вообще о ней мало что известно, а многое из написанного — не достоверно. Легенда о ее польском происхождении, в которую верил и сам поэт, ныне полностью опровергнута.

Выйдя в отставку в чине майора, отец поэта с семьей переехал в родовое имение Грешнево, около Ярославля. Отец был кутилой и страстным охотником, слыл самодуром и деспотом. Поэт помнил, как и он «10 лет от роду убил утку на Печальном озере; был октябрь, окраины озера уже заволокло льдом, собака не шла в воду. Он поплыл за уткой сам и достал ее. Это стоило ему горячки, но от охоты не отвадило».

В шестнадцать лет Некрасов уехал в Петербург. Здесь в 1848 году издал свой первый стихотворный сборник «Мечты и звуки». На его обложке стояли две буквы «H. Н.». Критика отрицательно встретила книжку, тогда автор скупил тираж и почти весь уничтожил. В столице, без друзей и без денег, он испытывал нужду, часто голодал, брался за любую работу.

Наконец его стихи заметил Белинский. Похвала его многого стоила. Некрасова начали печатать. С этого момента он обрел известность, потом славу, за ней достаток, можно сказать, богатство.

На склоне жизни, тяжело заболев, видимо раком желудка, он ужасно страдал, сожалея, что не успел выполнить задуманное.

Личная жизнь: любовь, занятия, привычки

Здоровье Некрасова было никудышным. Врачи, в том числе и европейские светила, не раз приговаривали его к самому худшему. Многие годы его преследовала болезнь горла. Когда она усиливалась, Некрасов делался до крайности раздражительным, капризным, особенно нетерпимым. Тогда голос, и без того слабый, пропадал совершенно, и он пугался, что совсем потеряет его и онемеет.

Доктора предписывали вести правильный образ жизни, соблюдать режим, меньше работать, а главное — не ездить в клуб. Оставить ночную игру в карты, придерживаться диеты.

Если советы эскулапов и лекарства не помогали и самочувствие не улучшалось, он бросал принимать пилюли, нарушал диету, с аппетитом поглощая кушанья и вина, уверяя, что все это только на пользу. Нарушая запрет, выходил в мороз на улицу, рискуя еще больше простудить горло, ездил в клуб, заверяя, что ему необходимо отвлечься, притупить нервы и что ломберный стол успокаивает его лучше всякой микстуры.

То, наоборот, впадал в противоположную крайность и, почувствовав маломальское ухудшение, начинал морить себя голодом, кутался в помещении, делался нелюдимым и избегал гостей.

С годами здоровье его совсем разладилось: нестерпимо ломило спину, мучили адские боли в желудке. Он катастрофически худел, голос почти пропал. Некрасов мало говорил, скоро утомлялся и подолгу лежал в постели. Писать почти уже не мог, только читал. И вспоминал минувшее. Не потому, что был сентиментальным и в прошлом искал утешения и забвения. А оттого, что испытывал чувство вины, особенно обострившееся теперь. На склоне лет, перед вечной дорогой.

Память воскрешала летопись его переболевшего сердца, и он звал

… ее, желанную:Улетим с тобою вновьВ ту страну обетованную,Где венчала нас любовь!

Впервые Некрасов увидел ее зимой 1842 года.

Когда в залу вошла нарядная, эффектная брюнетка — хозяйка дома и Панаев представил ее как свою жену Авдотью Яковлевну, Некрасов как-то сразу стушевался, не знал, куда девать руки, то и дело машинально теребил едва пробившиеся усы.

Таким он запомнился ей в эту первую их встречу — сконфуженным, неловким, болезненного вида, с манерами несветского человека.

Авдотья Яковлевна была почти тремя годами старше Некрасова и происходила из актерской семьи, но, выйдя в девятнадцать лет за богатого Панаева, оставила мечты о театре, избрав роль хозяйки гостеприимного дома. О ней тогда говорили как об одной из самых красивых женщин Петербурга. В нее нельзя было не влюбиться. Некрасова она покорила сразу и надолго.

Вся последующая его жизнь, долгие два десятилетия, прошли в большей или меньшей близости к Авдотье Яковлевне. Она была его гражданской женой, другом, хозяйкой их литературного салона, наконец, соавтором — они вместе написали несколько романов.

С мужем Панаева рассталась, но принесла ли ей счастье любовь поэта?

Как говорил сам Некрасов, их совместная жизнь «текла мятежно».

Первое время поэт был «влюблен и счастлив», потом стали случаться периоды охлаждения и даже доходило до разрыва. А затем снова возвращался влюбленный, умоляя:

Не помни бурь, не помни слез,Не помни ревности угроз!

И она прощала. Хотя была истерзана его подозрительностью, безосновательной, Напрасной, — он был чудовищно ревнив.

Некрасов сознавал, что бывает несправедлив, особенно когда свои неудачи, литературные и житейские, вымещал на ней, стыдился себя, называл свое поведение «постыдным порывом». Недруги поэта обвиняли его в жестоком эгоизме, в тиранстве. Но ни советы здравомыслящих друзей, ни наговоры врагов не в состоянии были лишить их взаимного тяготения. Они не могли обходиться один без другого и словно завороженные тянулись друг к другу.

Между тем шли годы, оба старели. И вот ей уже за сорок. Красота ее была на излете. Погас румянец на матовом лице, бархатный голос терял свое очарование.

Она раньше мечтала о тихой пристани, о простом семейном счастье. Ее преследовал ужас бездетности, двое детей — от Панаева и Некрасова — родились мертвыми. Неистраченная материнская нежность требовала удовлетворения. И однажды чаша переполнилась. Она решилась. Оставила Некрасова, вышла замуж, родила дочь и отдалась ее воспитанию.

Перед самым концом жизни Некрасов тоже обрел, наконец, можно сказать, тихую пристань. Она явилась в образе Зинаиды Николаевны. Ей было двадцать три года, настоящее ее имя было Фекла, фамилия — Викторова. Но Некрасов стал называть ее Зиной, Зиночкой. И даже отчество дал ей от своего имени — Николаевна. Она оказалась душевной и чуткой, глубоко привязанной к поэту. С ним она разделила и последние его дни — тяжелые и страдальческие.

Былое: случаи, курьезы слухи

Тот, кто оказался бы в кабинете Некрасова в его доме в Карабихе — имении, принадлежавшем еще его отцу, — мог удивиться обилию здесь чучел разных птиц. Что это, жилище орнитолога? Нет, это были охотничьи трофеи хозяина: бекасы, чирки, кряквы, тетерева; громадный глухарь и дрофа стояли на особых постаментах. В этой комнате, среди своих трофеев, поэт работал за конторкой, одетый в халат, в феске с кисточкой, в туфлях на босу ногу. А в минуты отдыха гулял по аллеям парка в сопровождении любимых собак — черного пойнтера Кадо и ирландского сеттера Правда.