Рыжие волосы, зеленые глаза - Звева Модиньяни

Чтобы разрядить накопившийся гнев, она обрушилась с проклятиями на Марка-Антонио, который накануне вечером проводил ее в отель и всеми силами пытался облегчить ее страдания. Шанталь в ярости выставила его за дверь, и молодой человек отреагировал на это загадочной улыбкой. Он давно уже научился невозмутимо переносить перемены настроения у сильных мира сего, которых обслуживал. Прекрасно сознавая силу своих чар и будучи человеком весьма неглупым, он был уверен, что Шанталь, как и другие до нее, прибежит к нему, моля о блаженстве, которое он столь щедро умел дарить.

Оставшись одна, Шанталь вновь принялась перебирать в уме все детали, казалось бы, беспроигрышной стратегии: воспользоваться своими правами законной жены, чтобы воссоединиться с мужем. У нее и в мыслях не было склеивать обломки любви, которой между ними никогда не существовало, но она собиралась извлечь максимальную выгоду из сложившейся ситуации. Идеальным решением для нее была бы смерть чемпиона при транспортировке в другую больницу. Это позволило бы ей унаследовать все его состояние. В самом худшем случае пришлось бы уступить какую-то часть незаконному сыну, родившемуся у Марии Гвиди, но это были бы сущие крохи в сравнении с колоссальным наследием Мистраля. Все остальное отошло бы к ней. Шанталь испытывала крайнюю нужду в деньгах. Экономический спад, продолжавшийся уже около двух лет, нанес ощутимый удар по ее коммерческой деятельности. Ее модные салоны, расположенные на центральных улицах нескольких мировых столиц, работали в убыток. Правда, за последний год она открыла свои магазины в странах Восточной Европы, но чтобы вернуть вложенные деньги и получить доход, требовалось немало времени и труда. Наследство Мистраля могло бы решить значительную часть ее проблем. Если же он вылечится, придется возобновить судебную баталию, чтобы не давать ему развода. Это тоже требовало немалых денег, а главное, времени, но вот времени-то у нее как раз и не было.

Ей нужны были деньги, и немедленно.

Горничная принесла утренние газеты, уделившие много места ее поведению накануне в госпитале. Ее просто распяли на кресте. Мария Гвиди победила, в то время как она, Шанталь Онфлер, оказалась буквально раздавленной под тяжестью своих же собственных неосмотрительных заявлений.

Шанталь была разбита на всех фронтах и теперь испытывала то же чувство, которое овладевало ею после крупного проигрыша в казино: волчий голод и неукротимую жажду секса. Она позвонила и заказала завтрак.

— Что желаете? — вежливо спросил официант.

— Все, — ответила она сухо и, дав отбой, тут же перезвонила в номер Марка-Антонио.

— Иди сюда, — это был недвусмысленный приказ.

Встав под душ, она подставила тело под тугую струю ледяной воды, потом отвернула до предела горячий кран и принялась докрасна растираться жесткой махровой рукавичкой. Шанталь очень гордилась своей белоснежной кожей и тщательно оберегала ее от воздействия солнечных лучей, чтобы, не дай бог, не испортить это бархатное чудо. Она придерживалась жесточайшей диеты, исключавшей жиры и углеводы, а позволив себе съесть шоколадку, мучилась угрызениями совести целую неделю.

Закутавшись в розовый пеньюар и вернувшись в спальню, она обнаружила Марка-Антонио в своей постели.

— Я хочу спать, — пробормотал он.

— Спи, — ответила Шанталь голосом, полным желания.

Она бросила жадный взгляд на поднос с завтраком, появившийся, как по волшебству, на стеклянном столике, потом вновь посмотрела на молодого человека, и у нее не осталось сомнений в том, какой голод острее.

Переступив через упавший к ее ногам пеньюар, Шанталь забралась в постель и прильнула к Марку-Антонио, потом откинула простыню и принялась покрывать быстрыми, жаркими поцелуями мощный ствол его пениса. Прилив крови вызвал медленную, величественную эрекцию. Казалось, напрягшийся член вибрирует и живет своей собственной жизнью отдельно от неподвижного, погруженного в дремоту тела. Шанталь ласкала его, словно шелковым коконом обволакивая изумительную упругость, по которой ее язычок стремительной ящеркой сновал вверх и вниз. Это прикосновение доводило ее до экстаза. Она медленно оседлала его и позволила ему проникнуть внутрь. Марк-Антонио оставался по-прежнему неподвижным, пока Шанталь сосредоточенно и целеустремленно искала ту самую точку, в которой нарастающее желание разрешилось бы неудержимым оргазмом. Всякий раз, когда ей казалось, что заветная цель близка, Шанталь отдалялась от нее, чтобы затянуть как можно дольше томительную сладость ожидания.

Оргазм потряс все ее существо внезапно накатившей взрывной волной острого блаженства. Потом буря улеглась, она почувствовала себя насытившейся и обессиленной. И вот тут мужчина схватил ее и прижал к себе.

— Мне больно, — жалобно захныкала Шанталь.

Он ее не слушал. Стиснув ее так, что она не могла больше двигаться, он подмял ее под себя и грубо овладел ею, причинив острую боль.

— Хватит, перестань, — рыдала Шанталь.

Не говоря ни слова в ответ, он остервенело терзал ее с жестоким сладострастием, думая лишь о собственном удовольствии. Когда, пресытившись, он откатился от нее и блаженно вытянулся на белоснежной простыне, она скорчилась, как раненое животное.

Он даже не посмотрел в ее сторону, поднялся с постели и вышел из номера, довольный собой, завернувшись в махровый халат.

Шанталь чувствовала себя оскорбленной, опозоренной, раздавленной. А ведь она была нежна с ним, она не заслужила такого жестокого и унизительного обращения. Но с ней всегда бывало так: все ее обижали и унижали, хотя сама она дарила только любовь.

Первым ее врагом стала ее собственная мать. Шанталь была совсем еще крохой, когда однажды услышала, как мать говорит одной из своих подруг:

— Она, конечно, очень мила и, когда я беру ее на руки, жмется ко мне, как брошенный котенок. Но мы с Андре так хотели мальчика! Что ж тут поделаешь? Мы не виноваты. С тех пор как родилась Шанталь, мы перестали заниматься любовью. У нас просто ничего не получается. Поэтому у нас никогда не будет других детей, и нам придется довольствоваться этой приблудной кошкой. Для нас это большое горе.

Слова матери глубоко ранили ее, отравили ее сознание. Сама не понимая почему, она стала причиной несчастья своих родителей.

Она заболела и много дней пролежала в лихорадке, словно вызванной тяжким чувством вины, омрачившим всю ее жизнь.

Шанталь выздоровела и по мере своего взросления стала все больше походить на мальчика. Графу Андре, казалось, импонировало ее поведение, он даже стал называть ее Жоржем, именем, которое хотел дать так и не родившемуся сыну. Он смотрел сквозь пальцы на вульгарную жестокость ее игр, на розыгрыши в самом дурном вкусе, жертвами которых чаще всего становились слуги. Во время парадных обедов она залезала под стол, покрытый достающей до полу скатертью, и забавлялась, заглядывая дамам между ног. Так она обнаружила, что некоторые из них не носили нижнего белья. Таинственное темное пятно, маячившее там, где кончалась смутная белизна ног, источало волнующий и сладкий запах, от которого у нее кружилась голова.