Рыжие волосы, зеленые глаза - Звева Модиньяни

Графиню Анриет-Шанталь Онфлер сопровождал ее собственный адвокат Анри Жироду, совладелец юридической конторы «Руссель, Мандражье и Жироду», которая специализировалась по международному частному праву и считалась одной из лучших во Франции. Всю дорогу говорила только она, выражая опасение, что курс лечения, прописанный больному в госпитале в Милане, ничего, кроме вреда, не принесет его здоровью. Жан-Луи внимательно слушал, сохраняя полнейшую невозмутимость.

— Единственное, чего я хочу, это перевезти Мистраля в Париж, — подчеркнула Шанталь, — пока эти некомпетентные итальянцы не угробили его окончательно.

Вновь обретя свое обычное самообладание, Жан-Луи слушал ее с непроницаемым видом и без комментариев. Он дал слово Флоретте, что сделает все от него зависящее, чтобы не допустить перевода гонщика в другую больницу. Он дал ей это обещание с легким сердцем и с чистой совестью: высоко ценя знания и опыт итальянских коллег, профессор не сомневался, что в Миланском госпитале Мистраль находится в надежных руках.

— Вы прекрасно понимаете, профессор, что по закону ближайший родственник, а в нашем случае таковым является законная супруга, — подчеркнул адвокат Жироду, — имеет право выбрать для пострадавшего лечебное заведение, представляющееся ему наиболее подходящим.

Хирург продолжал слушать, ничем не выдавая своих мыслей и лишь предвкушая удовольствие от встречи со старым другом и коллегой Альдо Салеми, которого не видел много лет.

— Я считаю, что главное сейчас как можно скорее осмотреть пациента, — произнес он наконец, чтобы прервать затянувшееся молчание, и посмотрел на часы. До назначенного времени оставалось еще полчаса.

Они прибыли в госпиталь с небольшим опозданием, вызванным автомобильными пробками в центре города, где движение было особенно сильным.

Встреча с Альдо Салеми в отделении интенсивной терапии, куда Шанталь и ее адвокат допущены не были, прошла сердечно. Жан-Луи сразу же отметил, что Мистралю обеспечены лечение и уход на уровне самых современных, первоклассно оборудованных клинических центров. Несмотря на коматозное состояние, в его здоровье наметились явные признаки улучшения, хотя осмотрительные врачи, наученные многолетней практикой, проявляли пока лишь сдержанный оптимизм в своих прогнозах.

— Десять часов спустя после операции мы отметили спонтанные дыхательные движения и удалили трубку из трахеи. Теперь больной дышит самостоятельно, — пояснил Альдо Салеми. — Отека мозга, к счастью, удалось избежать.

— Признаки выхода из комы? — спросил француз.

— Суди сам, — ответил Салеми. — Зрачки наконец-то выровнялись, реагируют на свет. Сухожильные рефлексы пока отсутствуют. Повторную томографию собираемся сделать прямо сейчас.

— Отлично, — кивнул Кустадье.

— Можем подождать результатов у меня в кабинете, — предложил Салеми, — если не возражаешь.

Жан-Луи дружески хлопнул его по плечу и улыбнулся в ответ на улыбку итальянца:

— Лучше не придумаешь.

Через несколько минут Салеми и Кустадье сидели, удобно устроившись в креслах, и вели дружеский разговор, какой обычно завязывается между коллегами, которые давно знакомы, уважают друг друга и годами не видятся.

— Как твоя жена? — спросил Жан-Луи.

— Относительно неплохо, если не считать проблем с климаксом. Перспектива старения приводит ее в ужас, она стала очень нервной. Целыми днями пропадает в гимнастических залах, институтах красоты, у дантистов и парикмахеров, а вечера проводит перед зеркалом, истязая себя каким-то средневековым пыточным приспособлением, правда, работающим от сети, которое надо прикладывать к особым стратегическим точкам на лице, чтобы не было морщин. Похоже, эта дьявольская штуковина, так называемая «пассивная гимнастика», действительно помогает. Во всяком случае до сих пор ей еще не приходилось прибегать к подтяжкам. Ну а твоя жена? — спросил он в свою очередь.

— Мы редко видимся, — ответил Жан-Луи. — Я мало бываю дома, остаюсь в клинике под любым предлогом. Всегда ведь найдется пациент, который требует особого внимания. Мы оба притворяемся, что верим в эту отговорку, и таким образом избегаем неприятных объяснений и ссор. Забавная все же штука — жизнь, — добавил он, покачав головой. — Я всю душу положил на то, чтобы купить себе престижный дом в центре Парижа, обставил его дорогой мебелью, картинами, старинными коврами. Нанял отличных слуг, профессионалов высочайшего класса, и теперь все мне завидуют. Но сам я при этом сплю в комнатенке, смахивающей на монашескую келью, а по утрам мне приходится зависеть от любезности дежурной медсестры, чтобы получить на завтрак чашку более или менее сносного кофе.

За разговором время прошло незаметно. Оба они бессознательно оттягивали, насколько возможно, наступление неприятной минуты, когда предстояло перейти к главному предмету встречи: переводу Мистраля в Париж.

— Если бы можно было начать сначала, что бы ты изменил в своей жизни? — спросил Салеми.

— Наверное, ничего, — задумчиво ответил Кустадье, — а может быть, все. Время учит ценить многое из того, чего просто не замечаешь, пока молод. Например, вот такие короткие встречи, доверительные разговоры со старым другом.

— Вот именно, — кивнул Салеми. — Но, увы, делу время, потехе час, и этот час истек, пора вернуться к работе. Так что ты решил? Заберешь чемпиона к себе? — спросил он напрямик.

Жан-Луи поднялся с кресла и сказал:

— У меня и в мыслях этого не было. Ему и здесь хорошо. Он в отличных руках.

Альдо Салеми улыбнулся другу:

— Это именно то, чего я от тебя ждал.

— Пойдем, надо довести это решение до сведения заинтересованных лиц, — подытожил француз.

— И все же, если жена потребует перевода, мы не сможем этому помешать, — вздохнул итальянец.

— Никто не отнимет у тебя твоего чемпиона, — возразил француз.

— Откуда у тебя такая уверенность?

— Доверься мне, — невозмутимо обещал Жан-Луи, не вдаваясь в подробности.

Томография обозначила значительное улучшение состояния больного. Три дня спустя после операции гематома практически исчезла. Кустадье подверг Мистраля новому тщательному осмотру.

— Ты еще более дотошен, чем я думал, — довольно усмехнувшись, заметил Альдо Салеми.

— Надо же мне оправдать астрономический счет за консультацию, который я представлю графине Онфлер.

— Есть у тебя прогнозы относительно выхода из комы?

— Мы можем полагаться только на статистические данные, но ты не хуже меня знаешь, что их значение весьма относительно. Они хороши для медицинских конгрессов. Ну а так, на глазок, думаю, дня через три-четыре он должен прийти в себя.