Когда мы вернемся: Второе поколение - Маргарет Уэйс

Сжав зубы, Палин двинулся вперед маленькими шажками, обеими руками схватившись за Даламара.

Если бы не Даламар, он бы уже давно бежал из этого места Тьмы. Сквозь туман боли он слышал тихий шепот: "Зачем идешь? Только смерть ожидает тебя! Ты жаждешь взглянуть на ее оскал? Поверни назад, глупец! Назад!

Ничто не стоит этого..." Палин застонал. Как мог он быть так слеп? Даламар был прав... цена слишком высока...

– Будь храбрым, Палин! – Голос Даламара сливался с шепотом.

Башня обрушилась на Палина всей тяжестью темноты, магической силы, выдавливая жизнь из его тела. Но он продолжал идти, хотя сквозь кровавую пелену, застилавшую глаза, едва видел камни под ногами. «Так ли чувствовал себя он, когда впервые пришел сюда?» спросил себя Палин в страдании. Нет, конечно нет. Рейстлин уже надел черную мантию, когда вступал в Башню. Он пришел в полноте своей силы, Хозяином Прошлого и Настоящего. Для него ворота открылись... Тень и тьма поклонились ему в почтении. Так гласила легенда.

Для него ворота открылись. С рыданием Палин рухнул на пороге Башни.

– Тебе лучше? – спросил Даламар, когда Палин слабо приподнялся с кушетки. – Вот, глотни вина. Это эльфское вино прекрасного урожая. Мне доставили его морем из Сильванести, втайне от сильванестских эльфов, конечно. Это первое вино, сделанное после разрушения суши. У него терпкий, горьковатый вкус – как у слез. Некоторые говорили мне, что не могут пить его без рыданий. – Даламар протянул Палину стакан темно-пурпурной жидкости. – В самом деле, когда я пью его, на меня снисходит чувство печали.

– Тоски по дому, – произнес Карамон, покачав головой, когда Даламар подал ему стакан. Палин понял по тону отца, что он расстроен и несчастлив от страха за сына. Но Карамон твердо сидел в своем кресле, стараясь казаться спокойным. Палин бросил на отца благодарный взгляд и стал пить вино. Он почувствовал, что напиток изгоняет странный холод из тела.

Непонятным образом вино заставляло Палина думать о доме. «Тоска по дому», – сказал Карамон. Палин ожидал, что Даламар высмеет это заявление.

Темные эльфы были «изгнаны из света» общества эльфов, и им было запрещено возвращаться на свою древнюю родину. Грех Даламара заключался в том, что он надел черную мантию, чтобы обрести силу в темной магии. Связанный, с завязанными глазами, он был привезен в повозке к границам своей родины и выброшен вон навсегда. Для эльфов, чьи многовековые жизни привязаны к возлюбленным лесам и садам, быть изгнанным из земли предков – страшнее смерти.

Даламар казался таким холодным и равнодушным ко всему, что Палин удивился, когда заметил взгляд, выражающий тоску и печаль. Но грусть быстро исчезла с лица эльфа, как рябь со спокойной поверхности воды.

Однако трепет Палина перед эльфом уменьшился, ведь что-то могло и Даламара трогать, в конце концов.

Палин потягивал вино, ощущая его горьковатый привкус, и думал о своем доме, который Карамон выстроил собственными руками, о трактире – родительской гордости и радости. Палин думал о городке Утеха, уютно устроившемся среди листвы огромных валлинских деревьев. Он покинул город, когда пошел в школу, как и большинство юных, начинающих волшебников. Он вспомнил о матери и двух сестренках, сущем наказании – они таскали у него мешочки, пытались заглянуть к нему под мантию, прятали его заклинательные книги. Как это может быть – никогда не увидеть их снова?

...Никогда их больше не увидеть...

Руки Палина задрожали. Он поставил хрупкий стакан на столик, чтобы не уронить его и не пролить вино. Он быстро огляделся, не заметили ли это отец и Даламар. Но те были заняты тихим разговором у окна, выходящего на Палантас.

– Ты больше ни разу с тех пор не возвращался в лабораторию? – тихо спросил Карамон.

Даламар покачал головой. Он откинул с головы капюшон, и его длинные шелковистые волосы раскинулись по плечам.

– Я вернулся вскоре после твоего отъезда, – ответил он, – чтобы убедиться, что все в порядке. И затем я опечатал дверь.

– Значит, там все по-прежнему, – пробормотал Карамон. Палин увидел, что Карамон смотрит на эльфа пронизывающим взглядом, а лицо Даламара холодно и непроницаемо. – Я полагаю, там должны быть вещи, которые могут дать волшебнику громадную власть. Что там?

Почти не дыша, Палин поднялся с места и тихо двинулся вперед по богатому ковру, чтобы не пропустить ответ Даламара.

– Заклинательные книги Фистандантилуса, собственные заклинательные книги Рейстлина, его записи сведений о травах и, конечно, его жезл.

– Его жезл? – внезапно спросил Палин.

Даламар и Карамон повернулись к нему. Даламар чуть усмехнулся.

– Ты говорил, что жезл дяди потерян! – сказал Палин отцу с укором.

– Так и есть, мальчик, – ответил Даламар. – Заклятие, которое я наложил на комнату, таково, что даже крысы не могут пробежать где-нибудь поблизости от нее. Никто не может войти сюда, не расставшись с жизнью от боли. Если бы знаменитый Жезл Магиуса был на дне Кровавого Моря, он не был бы больше потерян для мира, чем сейчас.

– Есть еще одна вещь в этой лаборатории, – медленно произнес Карамон, внезапно осознав что-то. – Дверь в Бездну. Если мы не сможем попасть в лабораторию, то как вы собираетесь заглянуть в Дверь и что вы, колдуны, потребуете от меня сделать, чтобы убедиться, что мой брат мертв?

Даламар молча в задумчивости вертел в руках тонкий стакан. Карамон, глядя на него, покраснел от гнева.

– Это была уловка! Вам не нужно было убеждаться в его смерти! Зачем вы нас сюда привели? Чего ты от меня хочешь?

– От тебя ничего, Карамон, – холодно ответил Даламар.

Карамон побледнел.

– Нет! – Его голос надломился. – Только не мой сын! Будьте вы прокляты, колдуны! Я этого не допущу! – Шагнув к Даламару, он схватил его... и задохнулся от боли. Рука горела, словно он сунул ее в пламя.

– Отец, прошу тебя! Не вмешивайся, – проговорил Палин, подходя к Карамону и бросая на Даламара сердитый взгляд. – Не нужно было этого делать!

– Я его предупреждал, – сказал Даламар, пожав плечами. – Ты видишь, мой друг Карамон, что мы не можем открыть дверь снаружи. – Взгляд эльфа остановился на Палине. – Но здесь есть тот, для кого дверь может открыться изнутри!

Глава 6

– Для меня ворота откроются... – шептал Палин, поднимаясь по темным холодным ступеням. Ночь опустилась на Палантас, окутав город тьмой и еще больше сгустив сумрак над Башней Высшего Волшебства. На небе сияла серебристая луна Солинари, возлюбленная Паладайном, но ее белые лучи не доходили до Башни. Те, кто были внутри Башни, взирали на другую луну, темную, не видную никому, кроме них.

На каменной лестнице было ни зги не видно. Карамон нес факел, но тьма поглощала слабое, мерцающее пламя, словно это был не факел, а зажженная соломинка. Ощупью двигаясь по лестнице, Палин не единожды спотыкался.