Когда мы вернемся: Второе поколение - Маргарет Уэйс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Танин и Стурм обменялись быстрыми, горящими взглядами, и Палин осекся. Три брата были очень близки и понимали друг друга, как самих себя.
«Нет, невозможно их обмануть», – горько подумал Палин. Посмотрев в их глаза, он понял, что так и есть.
– Братья мои, – прошептал Палин, протянув к ним руки. Он обнял их, притянув к себе. – Не говорите ничего, просто не удерживайте меня! Отец не должен понять. Для него это будет очень тяжело.
– Но я сам не понимаю, – сурово произнес Танин.
– Замолчи! – прошептал Стурм. – Пусть мы оба не понимаем. Но разве это важно? Разве наш братишка хныкал, когда мы уходили на первую битву? – Он обхватил Палина огромными руками и крепко сжал. – Счастливо тебе, малыш, береги себя и... и... возвращайся... скорее. – Стурм замотал головой, отвернулся и поспешно отошел, вытирая глаза и бормоча что-то вроде «от этих чертовых заклинаний хочется чихать».
Но Танин, старший, стоял и строго смотрел на Палина. Тот взглянул на него с мольбой во взгляде, но Танин еще больше помрачнел.
– Нет, братишка, – сказал он, – ты меня выслушаешь.
Даламар видел, что рука молодого воина легла на плечо Палина. Эльф догадывался, о чем они говорят. Палин отступил, упрямо замотал головой, лицо его превратилось в бесстрастную маску, так хорошо знакомую Даламару.
Рука колдуна прикоснулась к ранам на груди. «Как похож он на Рейстлина! – подумал эльф. – Похож, но все-таки другой. Как сказал Карамон, они отличаются друг от друга, как белая луна от черной...» Тут он заметил, что Карамон направился к разговаривающим братьям. Даламар быстро встал у него на пути и положил тонкую руку на могучее плечо Карамона.
– Ты не сказал своим детям правду об их дяде, – заметил эльф.
– Я сказал, – ответил Карамон, краснея, – столько, сколько считал, им следует знать. Я старался показать им обе стороны Рейстлина.
– Ты сослужил им плохую службу, особенно одному из них, – холодно произнес Даламар, посмотрев на Палина.
– Что я мог сделать? – сердито спросил Карамон. – Когда стали складываться легенды о его самопожертвовании ради мира, о его смелом проникновении в Бездну, чтобы спасти леди Крисанию из лап Темной Королевы, – что я мог сказать? Я говорил им, как все происходило. Говорил им правду о том, что Рейстлин обманул Крисанию, что он соблазнил ее, если не физически, то духовно, и провел ее в Бездну. Я говорил, что, когда она ему стала бесполезна, он бросил ее и оставил умирать в одиночестве. Танис говорил им то же самое. Но они верили в то, во что хотели верить... Как и мы сами, я думаю, – добавил Карамон, виновато взглянув на Даламара. – Я заметил, что вы, волшебники, не стремитесь развенчать эти истории!
– Они нам пошли на пользу, – сказал Даламар, пожав плечами. – Из-за легенд о Рейстлине и его «жертве» люди больше не боятся магии, колдунов не ругают. Наши школы процветают, услуги волшебников пользуются спросом. Нас даже пригласили в Каламан строить там новую Башню Высшего Волшебства, – эльф печально улыбнулся, – смешно, не правда ли?
– Что?
– Своим поражением твой брат достиг того, к чему стремился, – Даламар усмехнулся, – в известном смысле он стал богом...
* * *– Палин, я настаиваю, объясни, что происходит.
– Ты слышал, о чем была речь, Танин, – уклонился от прямого ответа Палин, кивнув на Юстариуса, который разговаривал с Карамоном. – Мы собираемся в путешествие к Башне Высшего Волшебства в Палантас, где находится запертая Дверь... в которую мы хотим заглянуть... Вот и все.
– А я отважный гном! – рявкнул Танин.
– Иногда ты рассуждаешь, как он! огрызнулся Палин, потеряв терпение, сбрасывая с плеча руку брата.
Танин побагровел. В отличие от добродушно-веселого Стурма Танин вместе с материнскими кудрями унаследовал и ее характер. К тому же он серьезно относился к роли Старшего Брата, чересчур серьезно, по мнению Палина. «Но это потому, что он меня любит», – напомнил себе Палин.
Глубоко вздохнув, Палин взял брата за плечи:
– Танин, теперь ты послушай меня для разнообразия. Стурм прав. Я не хныкал, когда вы впервые уходили на битву. По крайней мере, когда вы могли меня увидеть. Но я плакал всю ночь, один, в темноте. Неужели я, по-твоему, не знал, что каждое наше расставание могло быть последним? Сколько раз вы были ранены? В последней битве стрела минотавра прошла в дюйме от твоего сердца!
Танин опустил голову.
– Это разные вещи, – прошептал он.
– Как сказал бы Дедушка Тас, «цыпленок с веревкой на шее и цыпленок с отрубленной головой – это разные вещи, но не все ли равно цыпленку?» – улыбнулся Палин.
Танин пожал плечами и попытался усмехнуться.
– Наверное, ты прав. – Положив руки на плечи брата, он пристально посмотрел ему в бледное лицо. – Пойдем домой, малыш! Брось ты все это! – зашептал он страстно. – Все это ничего не стоит! Если с тобой что-то случится, подумай, что будет с матерью... и отцом...
– Я знаю. – Взгляд Палина был безжалостен, хоть он изо всех сил старался скрыть это. – Я подумал обо всем! Я должен. Танин. Пойми. Скажи маме, что я... я очень люблю ее. И девочкам. Скажи им... что я привезу им подарок, как вы со Стурмом всегда привозили.
– Какой? Мертвую ящерицу? Какое-нибудь заплесневевшее крыло летучей мыши? – горько воскликнул Танин.
Палин улыбнулся сквозь слезы:
– Скажи им что нужно. Тебе лучше идти. Отец смотрит на нас.
– Следи за собой, братишка. И за ним, – Танин посмотрел на отца. – Ему будет очень трудно.
– Знаю, – Палин вздохнул. – Верь мне, я знаю. Танин колебался. В глазах его еще светилась надежда отговорить брата.
– Прошу тебя, Танин, – тихо сказал Палин, – не надо.
Шмыгнув носом, Танин обреченно махнул рукой, похлопал брата по щеке, потрепал по голове и пошел к стоявшему у выхода Стурму.
Палин подошел к волшебникам, чтобы отдать прощальный поклон.
– С тобой говорил Даламар, – заметил Юстариус.
– Да, – мрачно подтвердил Палин. – Он сказал мне правду.
– Правду? – спросил Дунбар. – Запомни, мальчик, Даламар носит черную мантию. Он честолюбив. Если он что-то делает, то делает потому, что в конечном счете это принесет ему выгоду.
– Можете ли вы оба отрицать правдивость того, что он мне рассказал?
Что вы используете меня как приманку, чтобы поймать дух моего дяди, если он еще жив?
Юстариус взглянул на Дунбара, тот покачал головой.
– Иногда ты должен искать правду здесь, Палин, – ответил Дунбар, протянув руку и мягко коснувшись груди юноши, – в своем сердце.
Губы Палина насмешливо изогнулись, но он знал, какое почтение должен оказывать двум столь могущественным волшебникам, поэтому просто поклонился.
– Даламар и отец ждут меня. Прощайте. Если богам будет угодно, я вернусь через год-другой для Испытания. Надеюсь, буду иметь честь увидеть вас обоих вновь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});