Пионерский гамбит 2 (СИ) - Фишер Саша

— Так стыдно, ужас, — сказала Марина.

— Да ладно, чего тут стыдиться-то? — я хмыкнул.

— Слушай, ты же никому не расскажешь? — глаза Марины блеснули в темноте.

— Так нечего рассказывать же, — я подмигнул. — Посидели, пообщались, разошлись. Если без пары подробностей — скучнейшная история.

— Спасибо тебе, Кирилл, — серьезно сказала Марина, выдохнув еще порцию дыма. — Ой, как все-таки по-дурацки все получилось… Мы болтали когда с Геной и Артуром на танцплощадке, они казались такими интересными. Мы астрономию обсуждали, Артур много рассказывал про Тунгусский метеорит, про шаровые молнии, еще про всякое. А потом я прямо струсила. Понимаю, что Алка уже ничего не соображает, а сделать ничего не могу. Как замороженная. Ты выручил очень.

— Главное, что все хорошо закончилось, — сказал я. Перед глазами снова возникли кадры, которые мне привиделись, когда я выпил наливки. Распластанное на асфальте тело… Заплаканные и беспомощные глаза… Я тряхнул головой. Надеюсь, Алла больше не попадет вот так по-дурацки. Хотя тут сложно что-то предсказывать. Сегодня я ее вроде как спас от необдуманного шага, а завтра…

Ладно, завтра будет завтра.

Я поднялся. Время, наверное, уже было к часу ночи, если не позже. А утром меня, как всегда, разбудит Цицерона. Буду на стадионе ватный, как плюшевый медведь.

Разумеется, еле разлепил глаза. Не знаю, сколько Елене Евгеньевне пришлось меня тормошить, чтобы вытрясти из мутных обрывочных сновидений в реальный мир. Веки категорически отказывались подниматься, кажется, каждое весило целую тонну.

— Да-да, уже встаю… — пробормотал я и даже спустил ноги с кровати. Вот что, наверное, чувствовал Вий, когда громогласно требовал поднять ему веки… Я наощупь натянул шорты, нашарил ногами кеды и поплелся к выходу.

А, блин! Чуть не забыл! Газета… Вернулся, залез под кровать, вытащил свернутый в рулон ватман и коробочку кнопок. Прикрепить газету наощупь не получилось, пришлось все-таки продирать глаза, чтобы сражаться с плотной бумагой, категорически не желающей прикрепляться на доску.

— Ты чего такой сонный? — спросила Цицерона. — Давай помогу. Это ваша стенгазета, да?

— Ага, — вздохнул я, вдавливая кнопку изо всех сил. Зараза, Сколько же вас надо воткнуть, чтобы этот лист точно не упал? Вообще не держат же… Гвоздями что ли ее надо приколачивать?

В конце концов мы справились. Правда, чтобы газета прочно держалась, пришлось воткнуть по каждой стороне не меньше десятка кнопок.

— Уф, — я сделал шаг назад и еще раз осмотрел наше творение. — Ну вроде неплохо получилось…

— А у нас в отряде газета называется «Молния», — сказала Цицерона. — Там только про срочные новости всякие пишут… Ой, это реально ребята из отряда написали? Ночной кошмар с плюшевым медведем, надо же…

— Ладно, бежим уже на стадион, — буркнул я. — Полчаса тут уже провозились с этой газетой.

Разминка меня вернула наконец-то в мир живых из мира полуживых. На зарядке я уже практически был в норме. Пока собирались чистил зубы, умывался и собирался на утреннюю линейку, краем глаза отметил, что возле газеты все время кто-то кучкуется. Хихикает или даже в голос ржет. Ну, значит все нормально получилось.

Сюрприз ждал меня после завтрака.

Ну, и не только меня, в общем-то, всю нашу редакцию. Мы съели свою молочную рисовую кашу и по паре бутеров с маслом и сыром, запили все это дело жидким какао, и даже успели обсудить, что нужно писать во втором номере «Сигнальных огней».

Но когда вернулись к своему корпусу, то обнаружили, что газеты на месте нет.

Причем, сняли ее неаккуратно, а сорвали буквально силой — один угол ватмана оторвался и застрял под кнопками. Ничего себе, прочно мы их с Цицероной всадили…

— Эй, а где газета? — Марчуков остановился перед стендом и развел руками. — Утром же была, я видел! Кто снял?

— Не знаю, — я пожал плечами и оглядел слоняющихся вокруг ребят. По плану — «Чистый патруль». Вот все и делают вид, что старательно выискивают вокруг корпуса мусор. — Ты не видел Елену Евгеньевну?

— Неа, — Марчуков помотал головой.

— Ее Марина Климовна сняла, я видела, — раздался за спиной монотонный голос Друпи. — Я раньше ушла с завтрака. Она сначала стояла и читала, а потом рванула лист и унесла куда-то в сторону ленинской комнаты.

— Вот и делай после такого газеты… — Марчуков насупился. — Ей что, не понравилось что-то?

— А я знаю? — Друпи пожала плечами. — Выглядела она не очень довольной. Раскраснелась вся…

Елена Евгеньевна пришла минут через пятнадцать. Она приближалась к корпусу стремительно, лицо ее заливал румянец, даже уши были красные.

— Крамской! — бросила она, сразу же, как только меня увидела. — Где остальная редакция? Марчуков здесь, Анастасия тоже. Мамонов где?

— Не знаю, сейчас в палате посмотрю, — ответил я. «Похоже, нас сейчас будут бить, — подумал я. — Возможно даже ногами».

— Всех собери, и немедленно отправляйтесь в Ленинскую комнату, — сказала вожатая, не глядя на меня.

— А что случилось? — спросил я.

— Вот вам Марина Климовна и объяснит, что случилось, — буркнула Елена Евгеньевна и скрылась в корпусе.

— Что за шум? — спросил Мамонов. Он появился со стороны столовой, то есть, еще не видел, что газету сорвали. Собственно, она его, кажется, волновала постольку-поскольку, в редакции он был скорее за компанию. Ему было интересно, но без особого энтузиазма.

— Марина Климовна нашу газету забрала! — выпалил Марчуков.

— И теперь нас вызывают в ленинскую комнату, — добавила Друпи. — Елена Евгеньевна сказала, чтобы мы туда в полном составе явились.

— Ругаться будет? — хмыкнул Мамонов.

— Ну вряд ли нобелевскую премию вручать, — я криво усмехнулся. — Ну что, пойдем получать втык? Или спрячемся где-нибудь, чтобы бурю переждать?

— Да вот еще, прятаться, — Мамонов дернул плечом. — Давайте уж побыстрее получим, и займемся своими делами.

— Например, купаться пойдем, — мечтательно сказал Марчуков. — Жара такая сегодня опять.

Я почему-то был уверен, что в Ленинской комнате опять увижу совет дружины в полном составе. Но там была только Марина Климовна. Она восседала за центральным столом. Лицо ее было мрачным, как туча, глаза практически метали молнии. А перед ней на столе лежала наша газета «Сигнальные огни». С оторванным левым верхним углом.

Мы остановились перед ней и почти автоматически уже встали по стойке смирно. Правда изредка косо полягдывали друг на друга. Марина Климовна молчала, теребя пальцами кончики пионерского галстука. Сегодня она была одета в красное платье, и от этого ее гневное лицо казалось еще краснее.

Она подняла на нас тяжелый взгляд.

— Что это такое? — спросила она, хлопнув обеими ладонями по газете. — Что это такое, я вас спрашиваю?

— Это стенгазета, — ответил я, решив, что раз уж я главный редактор, то мне и быть Капитаном Очевидность.

— Нет, Крамской, это совсем даже не стенгазета, — Марина Климовна вцепилась взглядом в мое лицо. Казалось, что ее глаза способны оставлять царапины, не хуже ногтей. — Пионерская стенгазета — это рупор отряда, его лицо и его знамя. А вы что хотели показать этой своей мазней? Вы хотите сказать, что дикая история про рыбалку, деда и бутылки — это самое важное, что вас волнует? Ну, чего молчите?

— Так смешная же история, — я пожал плечами. — Что такого-то?

— Ах что такого, Крамской… — Марина Климовна поднялась. Медленно, как какое-то морское чудище из мультфильма. Сейчас у нее должна была появиться пасть, которая нас всех и сожрет… — Значит, тебе непонятно, что плохого в истории про пьянство?

— Так там же не было про пьянство, Марина Климовна, — влез в разговор Марчуков. — Бутылки кто-то другой оставил же, дед ни при чем!

Плотоядный взгляд переместился с меня на Марчукова, и тот сразу стал как будто меньше ростом.

Повисло недолгое молчание. Было слышно, как жужжит под потолком муха, как на волейбольной площадке кто-то тренируется отбивать мяч, как из радиоприемника в углу тихонько звучит песня. «…вот стою, держу весло. Через миг отчалю. Сердце бедное свело скорбью и печааалью…!