Еще вчера. Часть вторая. В черной шинели - Николай Мельниченко

Вообще экипировка на Севере имеет колоссальное значение: она зависит не только от времени года (читай – погоды) но и от рода занятий одеваемого. По подсказкам бывалых и по собственному разумению мне удалось угадать нужную пропорцию подвижности и утепления, особенно в обуви. Можно было выбирать: валенки, сапоги кирзовые, сапоги резиновые. Я выбрал резиновые сапоги, но не фасонные – литые, тяжелые и узкие, а легкие клееные «сорок последнего» размера. Большой размер позволял надеть на ногу обычный носок, затем – кожаный мехом внутрь и намотать толстую портянку из мягкого сукна. Ногам всегда было тепло, уютно и сухо, – и в снегу, и в смеси воды и снега. Увлажнялась конденсатом от сапог только внешняя портянка, развернуть и просушить которую очень легко. В обычный брючный комплект органично вписались в качестве вторых кальсон студенческие шаровары, изготовленные киевскими умельцами, – раньше я писал об этом знаменательном событии. Свитер из чьей-то, якобы – верблюжьей, шерсти под курткой спецпошива закрывал также шею, что позволяло отказаться от мелкобуржуазных шарфиков. Шаровары, вместе со свитером и меховыми носками, позже вполне заменяли пижаму при краткосрочном отдыхе в палатках. Вместо красивой шапки Робинзона пришлось надеть форменную, но она тоже была теплой, непромокаемой, а местами – где-то даже красивой.

На палубе в полевых кухнях варится пища для тысячи едоков. Увы, она лишена ресторанного разнообразия: это бесконечные щи из «сильно квашеной» капусты. После первой пробы начинаю понимать, что этот праздник жизни не для меня: сильнейшую изжогу пришлось гасить содой, а затем долго работать в режиме пенного огнетушителя. Как заявила медицина, после «импульсного» читинского питания у меня развился гастрит. Долго не поем – болит, много поем – тоже болит. От национального напитка – водки начинается изжога (коньяк почему-то проходит превосходно!). Один из эскулапов мне посоветовал пить неразбавленный спирт. Позже, в часы редкого досуга, опытные товарищи показали, как это делается. Набираешь полную грудь воздуха, залпом принимаешь планируемую дозу, затем – долгий выдох и закусывание, чем Бог послал. В крайнем случае, при бескормице, – запить водой. Я не являюсь певцом пьянки, но должен поделиться полученным эффектом. Изжоги и боли после общественного распития канистры «шила» (так на Севере называют спирт) вскоре прекратились, и вот уже полвека (постучим по дереву!) я не знаю, что такое гастрит… Спирт я теперь не пью, но рюмкой водки по праздникам и будням – не брезгую (коньяк в эпоху дикого капитализма чаще всего поддельный, хоть цены на него и стали заоблачными).

Ледокол бодро и круглосуточно движется на северо-восток. Справа уже иногда просматривается земля с белыми контурами гор. Через несколько дней мы с хода влетаем в бесконечное белое поле. По инерции ледокол продолжает двигаться вперед, за кормой всплывают сине-зеленые льдины с белыми шапками снега. Постепенно лед становится толще, и ледокол перед полной остановкой со скрежетом вползает носом на льдину. Какое-то время ледяное поле удерживает на себе вес половины ледокола, затем поднявшийся нос с треском проваливается, а вокруг вздыбливаются в кипящей воде огромные осколки сине-зеленого льда. Ледокол останавливается, несмотря на напряженно работающий винт. Дрожь корпуса стихает, затем опять появляется, но мы уже движемся назад, раздвигая кормой ледяное крошево и крупные льдины. Перед носом ледокола оказывается метров двести почти чистой воды. По этой дорожке ледокол снова разгоняется вперед и немного правее, опять вылезает на треть корпуса на кромку ледяного поля, опять проваливается и отходит назад. Следующее наползание на лед происходит немного левее, затем опять – немного вправо. За час усиленной работы мощных дизелей ледокола мы продвигаемся вперед метров на триста – четыреста.

На сверкающей под невысоким солнцем снежной равнине за нами остается широкий шрам взломанного льда, в котором среди белого крошева зеленые и синие включения перевернутых льдин. Этим зрелищем, как и пламенем костра, можно любоваться бесконечно. Большинство народа находится на палубе и занимается именно этим. Особо активные спускаются «на сушу» – твердый наст, и начинают играть в волейбол, и даже футбол. Иногда, во время отлива, льды за нами смыкаются, и ледокол не может отойти назад для разгона. Тогда мы на несколько часов замираем. Если зажатие слишком сильное, на лед спускается бригада подрывников. Они бурят во льду пунктир лунок, закладывают в них взрывчатку. При одновременном взрыве из лунок бьют фонтаны, а массив льда колется на очерченном пространстве.

Сам ледокол среди бесконечной снежной равнины со стороны смотрится как нечто фантастическое: мозг отказывается понимать, как эта черно-красно-белая махина могла здесь оказаться.

К концу апреля мы уже «долбимся» в бухте: справа и слева возвышаются покрытые снегом сопки, кое-где скалистые. Где кончается вода и начинается берег – неизвестно: все покрыто слепящее-белым снегом. Всем выдают темные защитные очки: солнце почти не заходит, и ослепнуть от сверкающих снегов очень просто. В бухте лед прочнее и толще, продвигаемся все медленнее. Совсем обессилевший ледокол делает последний рывок и замирает. Дальше – пешком. До точки выгрузки – круглой черной палатки геодезистов на высоком берегу – несколько километров.

Кое-что из географии и истории. Мы зашли в губу Матюшиха (на некоторых картах пишут – Митюшиха), расположенную севернее пролива Маточкин Шар. Этот пролив (шар), соединяя Баренцево и Карское моря, разделяет Новую Землю на две неравные части. Во время войны в этой губе немцы устроили базу подводных лодок для перехвата союзнических конвоев, идущих в Мурманск и Архангельск. Это нам рассказали две семьи промысловиков, живущих по разным сторонам бухты. А вот тяжелый немецкий крейсер «Адмирал Шеер», обогнув Новую Землю с севера, проник даже в Карское море, где в августе 1942 года расстрелял и потопил наш ледокол «Сибиряков»… В книге немецкого адмирала Фридриха фон Руге «Война на море» подробно описываются действия немецкого флота в нашей Арктике. К сожалению, книгу эту у меня «увели», и я многое забыл. Помню, что на ряде арктических островов у немцев были отряды синоптиков, которые по радио передавали сводки погоды для своего флота. Затем у синоптиков начались непонятные болезни и гибель личного состава. Позже выяснили, что они питались печенью белых медведей, чрезвычайно богатой витамином А, и погибали от гипервитаминоза…Кстати, Руге одной из причин поражения Германии во Второй мировой войне, называет «континентальный образ мышления» Гитлера, который недостаточно уделял внимания военному флоту и войне за овладение морскими коммуникациями. И это при «засилье» немецких субмарин в Атлантике и северных морях…