Холодная весна - Кэрол Тауненд

— Господин! Вы щедры…

— Это для твоих детей, Томаз. Это поможет вам продержаться, пока болеет твоя жена. — Франсуа аккуратно уложил драгоценный крест в сумку и вышел из дома, оставив за своей спиной ошеломленного Томаза, бормочущего слова благодарности.

Глава шестая

В часовне вдовая графиня Мари, как ее будут теперь называть, застыла рядом с открытым гробом, который был установлен перед алтарем. Ее черные глаза не отрываясь смотрели на лицо мужа. Новый зеленый халат ее больше не интересовал. На ней были скорбные вдовьи одежды, которые ей предстоит теперь носить до конца своих дней.

Сгорбившись и опираясь на клюку, она стояла, не обращая внимания на то, что вокруг снуют слуги, а соратники покойного графа входят в часовню один за другим, чтобы отдать усопшему последние почести. Щеки Мари де Ронсье были даже не восковой бледности, как раньше, а казались просто прозрачными — кровь совершенно отлила от них. Кожа туго обтянула скулы, а орлиный нос еще более заострился. Вдовая графиня не произнесла ни слова с той минуты, как Арлетта принесла весть о кончине графа Роберта, ее мужа.

Новый граф, сын покойного, еще не вернулся из Ванна и до его возвращения Мари хотела бодрствовать в полном молчании у изголовья покойного.

Ее ночное бдение разделяли графиня Элеанор и леди Арлетта; графиня — на своей скамеечке для молитвы, девочка — на каменной скамье у южной стены.

Через час Арлетта поднялась и вышла, а через несколько минут вернулась с табуретом.

— Бабушка, вам нужно сесть.

Моргнули черные глаза. Графиня все также молчала.

Лишь когда Арлетта коснулась бабушкиной руки, пожилая женщина вздрогнула.

— Арлетта? — Мари де Ронсье говорила так, как если бы она была не рядом с внучкой, а где-то далеко, за сотни миль. Ее взгляд блуждал.

— Сядьте, бабушка.

— Я присяду, когда появится Франсуа, и никак не раньше.

Арлетта знала, что бабушка, раз что-то решив, могла быть непоколебимой как скала, и не стала спорить.

— Хорошо, бабушка.

Поток соболезнующих начал иссякать. Шаркающей походкой мужчины проходили мимо гроба.

В помещение буквально ворвался высокий, красивый мужчина в монашеской рясе, с тонзурой в курчавых русых волосах.

— Госпожа, ваш сын…

Появление Франсуа оборвало речь отца Йоссе на полуслове.

— Мама! Мне только что сообщили…

Услышав голос сына, вдова задрожала. Она медленно оторвала взгляд от мертвого лица мужа и протянула руку.

— Мой Франсуа!

В два стремительных шага новоиспеченный граф пересек часовню и оказался у смертного ложа. Он взял руку матери и прижал ее к своим губам.

— Мама, мне так жаль, — мягко сказал он. Он взглянул на тело отца и помолчал. Потом откашлялся и хрипло спросил: — Когда это случилось?

Мать сжала его руку.

— Сегодня пополудни, прямо здесь. Роберт был один. Это Арлетта нашла его…

Граф бросил косой взгляд на побледневшую дочь, которая сидела у стены; косы свешивались ей на грудь. Арлетта смотрела на него так, будто он был демоном, явившимся из ада, чтобы мучить ее. Он успел заметить, что она открыла рот, собираясь что-то сказать, но передумала и сомкнула губы.

— Дочь моя! Ты хочешь мне что-то сказать?

На ее лице промелькнуло замешательство, взгляд стал как у затравленной собаками серны. Франсуа впервые пришло в голову, что то, как он с ней обращается, было чересчур жестоко для ребенка. Зачем Этьену Фавеллу жена со сломленной волей? Ему нужна сильная женщина, способная стать матерью его детей.

— Позаботься о бабушке, папа. Она уже два часа на ногах. Предложи ей отдохнуть.

Франсуа перевел взгляд на мать. Ее глаза, выглядывая из темных глазниц, неотрывно смотрели на безжизненное лицо его отца, и создавалось впечатление, что существует какая-то невидимая нить, связывавшая их жизни.

— Она все стоит и стоит там, глядя на него…

Франсуа почесал свою макушку, поросшую коротко стриженными медно-рыжими волосами.

— Арлетта, сбегай за Леной. По дороге сюда я видел ее в горнице.

Арлетта покинула часовню.

Граф попытался взять мать под руку и отвести ее к выходу.

— Не надо, Франсуа… — сопротивлялась вдова. — Я лучше останусь здесь. Я хочу смотреть на него, пока еще это можно.

— Мама, пора уже заколачивать гроб. Скажи свое последнее прости.

Раскачиваясь как кукла, Мари подошла к изголовью и нагнулась поцеловать покойного в щеку.

Арлетта вернулась с Леной.

— Лена, отведи мою матушку в ее покои, ей нужен отдых.

Лена вежливо поклонилась.

— Да, господин.

Вдова подняла голову, ее крючковатый нос был обращен теперь к звездам на потолке.

— Я справлюсь сама, Франсуа. Да, сама. — Постукивая палочкой, она направилась к выходу. — Пусть Лена просто проследит, чтобы меня никто не тревожил.

— Будет сделано, госпожа.

Графиня медленно вышла из часовни и двинулась по коридору; служанка следовала за ней по пятам.

Граф Франсуа де Ронсье повернулся к жене. Она, набожно сложив руки, слушала слова молитвы, которую патер Йоссе бормотал себе под нос. Франсуа очень хотел, чтобы Элеанор уделяла ему хотя бы половину того внимания, которым она удостаивала замкового исповедника.

— Эй, Элеанор! — резко позвал он.

Его глаза встретились со взглядом жены.

— Мой господин?

Франсуа протянул руку.

— Пойдем, Элеанор. Время новому графу и графине Хуэльгастеля показаться народу.

Элеанор послушно кивнула.

Луи Фавелл, посол графа Этьена, прибыв в Хуэльгастель в канун Сретения, попал точнехонько на похороны старого графа.

Он отстоял в семейной часовне простое богослужение, которое провели перед тем, как скорбные останки графа были перенесены в освященную землю за пределами каменных замковых стен. Графа предстояло похоронить в семейной усыпальнице. Общими усилиями с помощью рычагов была приподнята гранитная плита, прикрывавшая зияющую яму, и открылась сырая могила. Глубоко в камень был врезан фамильный герб де Ронсье — пятилистник в обрамлении веток шиповника. В погребальной камере двое замковых слуг ждали приказа подхватить тяжелый ящик и поместить его в место вечного упокоения.

Стоя с траурным видом у могилы вместе с родственниками покойного, Луи использовал свой шанс понаблюдать с близкого расстояния за всем семейством де Ронсье.

— О, всемогущий Боже, — затянул молитву священник. Его голос напоминал Луи гудение далекого роя лесных пчел. Он слышал слова молитвы, но не вникал в их смысл.

У самой кромки могилы стояла вдова. С одной стороны ее поддерживала ее внучка Арлетта, с другой — новая графиня, Элеанор. Все трое были в траурных платьях, молодые — серого, а графиня-мать — черного цвета. Луи, как ни старался, не мог рассмотреть черты лица Мари; ее лицо закрывала густая черная вуаль.